Линн Шоулз - Заговор Грааля Страница 13

А теперь все началось вновь — его задумчивый искренний тон. Столько надежды в голосе. Как можно кого-то ненавидеть и в то же время желать? Глупость какая. Пить яд, потому что он вкусный.

Коттен оглянулась на кухню. В дверном проеме виднелась плита. Шкатулка — лишь очередная досадная мелочь.

Сняв трубку, она набрала номер его мобильника, почти надеясь, что Торнтон окажется дома, с женой, и не ответит.

— Алло.

— Привет, — почти прошептала она.

— Ну слава богу, — взволнованно произнес он. — Я чуть с ума не сошел. Нам надо срочно увидеться.

— По-моему, не стоит.

— Пожалуйста, Коттен. Надо поговорить. Я принял решение.

Повисла пауза.

— Дай-ка угадаю. Ты хочешь ее бросить?

— Да.

Коттен не ответила. Все та же песня.

— Да, я уже говорил это. Но теперь все серьезно.

— Торнтон, не надо. У меня совсем нет сил.

— Я знаю, что был несправедлив. Просто давай увидимся. Пожалуйста. Ты не пожалеешь.

Уже жалею, подумала она.

Крепко зажмурившись и вздрагивая от собственных слов, она произнесла:

— Ну хорошо.

Будет все по-прежнему. Они встретятся. Поговорят. Займутся сексом. Неважно, что он там обещает.

— Ты можешь со мной встретиться? Коттен рухнула на диванные подушки.

— Когда?

— Я сегодня поздно, но через час закончу и уберусь отсюда.

Она молча повесила трубку.

Раньше они часто встречались у «Джованни» — в маленьком ресторанчике в десяти кварталах от ее дома. Он напоминал ей ресторан из «Крестного отца», в котором Майкл Корлеоне впервые совершил убийство. Непонятно, какой из ее грехов хуже, — прелюбодеяние или глупость.

В «Джованни» метрдотель поприветствовал ее:

— Добрый вечер, мисс Стоун. Мистер Грэм ждет вас. Он проводил ее к столику в глубине зала.

Стены украшали эстампы с видами Италии, пустые бутылки из-под кьянти и искусственные цветы.

— Коттен. — Торнтон поднялся и обнял ее. — Боже, я так рад, что ты пришла.

Он хотел поцеловать ее, но она отвернулась.

— Здравствуй, Торнтон.

Она опустилась в кресло напротив него. Он потянулся через стол и взял ее руки в свои.

— Я с ума сходил, беспокоился. Тед рассказал, как ты выбиралась из Ирака. Ты везучая!

— В каком-то смысле.

— Ну, как там было? Сделала репортаж своей мечты?

— Почти. Завтра вечером покажут.

— Я знаю. — Торнтон сжал ее руки. — Я его посмотрел перед уходом с работы. Просто замечательно. — Он помолчал. — Тед сказал, ты вчера расстроилась и убежала с монтажа. Говорит, весь день пытался дозвониться, но тебя не было дома. Пришлось монтировать без тебя. Что случилось, милая?

— Да, в общем, ничего, — сказала она. — Я перепутала кассету и нужную еще не нашла.

— Что-то важное?

— Там все важно, — ответила она, убирая руки при виде официанта.

— Что будете пить? — спросил тот.

— Мне большую порцию «Танкерея» и тоник, — заказал Торнтон. — Коттен, а тебе?

— «Абсолют» со льдом и лимоном, пожалуйста. Официант ушел, и Торнтон наклонился к ней:

— Мне завтра к врачу, надо проверить свертываемость крови. Мало мне забот. Не могут поддерживать уровень этого проклятого кумадина[7].

Она видела, что он уходит от разговора.

— Да, ты мне уже говорил.

Коттен развернула приборы и стала теребить салфетку на коленях.

— Кто бы мог подумать, тромбы в ногах могут появиться просто оттого, что сидишь в самолете! Боже сохрани, но с этим разжижителем я истеку кровью, даже если порежусь бритвой.

— Давай к делу, Торнтон. Кружишь вокруг да около. Пытаешься для начала надавить на жалость?

Он снова потянулся к ней, но она убрала руки подальше.

— Я знаю, ты хочешь сказать, что мы все это сто раз проходили, — произнес он. — Но сейчас все будет иначе, клянусь.

— Лучше скажи, что ты решил.

— Попрошу у Шерил развод.

— Зачем?

— Как это «зачем»? Потому что я люблю тебя. Я хочу быть с тобой.

— Когда ты ей скажешь?

— Сию минуту. — Она уставилась на него. — Очень скоро. Как только ее дизайнерский бизнес пойдет в гору. Чтобы ей было чем заняться, ну, чтобы справиться…

— Торнтон, черт возьми, она эту фирму уже два года пытается создать. — К концу фразы Коттен почти закричала, так что несколько голов повернулось в их сторону.

Он поднял руки, словно сдаваясь.

— Коттен, прошу тебя…

— Ты мне эту лапшу каждый раз вешаешь на уши. Ничего не изменилось, да? Мы с тобой знаем, что ты не можешь ее бросить. — Коттен посмотрела на дешевые искусственные цветы. Очень к месту, подумала она. — Черт, какая же я дура. Я знала, что ты затеял, и все равно пришла. Я была готова позволить тебе уболтать меня, затащить в постель. А потом ты бы меня трахал и шептал, что жить без меня не можешь, а сам на часы смотрел, чтобы не опоздать домой и не выдумывать оправданий. — Коттен потерла виски. Голос ее дрогнул. — Я больше так не могу. Не надо было приходить. Ступай домой к Шерил и оставь меня в покое.

Схватив сумочку, она побежала к выходу и в слезах пошла по улицам Манхэттена.

Почти час Коттен бродила под холодным дождем, затем поймала такси. Она проплакала до изнеможения. Может, зря она так бурно реагирует? Вдруг он и правда хочет уйти от Шерил? Она совсем запуталась. Может, уехать из Нью-Йорка, вернуться домой, в Кентукки? Но эта идея быстро отпала. Хватит уже, пора это прекратить раз и навсегда.

Я смогу жить без него, повторяла она себе. На Торнтоне Грэме свет клином не сошелся.

Коттен сидела в гостиной, уставившись на телефон на столе. Она знала, что придется видеть Торнтона на работе — это неизбежно. Лучше всего сразу обозначить правила. Она не станет говорить с ним, если это не связано с работой. Не будет отвечать на его звонки. И ни под каким видом не станет встречаться с ним наедине. Вот такие правила, так она ему и скажет. Все в прошлом. Конец.

Зазвонил телефон, и Коттен, взглянув на определитель номера, сняла трубку.

— Как дела, дядя Гас?

— Отлично, девочка. Вот, решил узнать, как там моя самая любимая племянница.

Это была их личная шутка. Ведь она у него единственная племянница. Услышав его смех, она представила своего дядю, так похожего на Санта-Клауса. Даже волосы белоснежные. Она любила Гаса и хотела, чтобы он похудел и меньше курил. На том конце провода раздалось щелканье зажигалки.

— Давненько мы с тобой не болтали, — сказал он.

— После того, как не стало мамы, я почти ни с кем из родственников не болтаю, — отозвалась она. — Но твой звонок — очень приятный сюрприз.