Илья Соколов - Живородящий Страница 14

Смерть сильна.

Я искалечил(а) принцип исканий. Страдать не пришлось. В никогда лишь останусь. Но это не долго, не страшно…

Убийство – стандартное средство любви к измененью. Безважная вещь. Инструмент психопатки (безумца).

Мистерия смерти во тьме, чернильные выстрелы ночи. Меня теперь не найти, никому. Только маска в зеркальном лице под усмешкой.

Сон сыгран. И я победила (убил).

Но сколько ещё это делать придётся для счастья? Смерть нежна.

Она обнимает, разделённо, статично, без злобы, печально, навечно… Я ей интересна (люби́м), иначе меня бы сюда не пустили, я чувствую это всей кожей будущего. Я вижу всегда её отраженья.

Она меня укрывает от своей ненависти, контроля и скорби.

Исчезновение улиц, стихия, захват темноты, перепады иллюзий, туманные пряди вечных. Спутанный сумрак, раздробленный мной. Закопанный внутрь смиренной рубашки. Кивающий в тень на стене без краёв, без уступов и трещин.

Пламенный выкрик луны во все окна. Сгорающий космос беззвучья.

Смерть вечна.

Вспыльчивый лёд осыпается по розе ветров, я проникаю повсюду, за мной крутится время пришествий. Расход белизны на снегах. Пустые портреты океанских глубин.

Страшная улыбчивость любых моих отражений, предел горизонта событий, где расщепляется маска, становится мной, я появляюсь…

Во взглядах скомканы мечты о пустоте перворожденья. Я прекращаю это.

Остановила (перекрыл) их жизней сток, что стало чем-то жутким, но прекрасным. Уже нельзя забыть безумства сновидений. Уже меня остановить нельзя. Смерть молодая. И смотрится моложе общих лет…

Спадая в память, прорывая мраком холод, она вылизывает языком огня гротеск сердец.

Прикрыв моё лицо структурой зеркала для переноса снов, она сверяется с двоичностью ущерба всех расчётов, древних уравнений.

Мне раскрывается другое измерение силового поля, которое гораздо ближе к темноте. Моя покровительница сверкает стальными косами волос, её улыбка – вечна.

Пустынный голос говорит «Смерч – это круто!», звук ужаса заигрывает с эхом. Кошмар заклинило на полувздохе. Закат опять разменян на рассвет, а всё другое – только воздух.

Прокручивая кадры сновидений, иногда можешь увидеть галлюцинации призраков, которые не знают о себе вообще.

Смерть крута. Я собираюсь выплавить для неё несколько весёлых событий, чтобы никому не было скучно. Узнаем, чем всё закончится.

Хотя, конца, конечно же, она не дождётся, я понимаю – её легко увлекут иные миры новейших сознаний, чужие пространства, другие игрушки…

Все мои маски смеются её чернотой. Я плачу в радость сквозь их смех. Мне так приятно с ней теперь, она искривлена, стихийна, непременна.

Я рада (счастлив), привычно изумлён (восхищена). Она великолепна в завершении, но ей совсем не важен результат. Ей нужен я (нужна), и больше никогда никто. Все остальные – сталь раздвинутых искажений, раздвоенных силуэтов, невидимых образов.

Вот именно теперь я чувствую, что снова начинается внезрительная явь преображения, когда из тканей тела вырываются зеркальные штыри, растут из позвоночника, точно ночью, разрезавшей плоть светового дня.

Крови нет, как всегда. Зато зеркала, торчащие из меня острыми иглами величиною с гвоздь для гроба (местами – больше и объёмней), похожи на клыки акулы. Опасной, древней, хищной.

Иглы моего тела бликуют, но я закрыт (невидима) тьмой. В пустоте. Одна лишь смерть – наслаждение. Я живу ради смерти…

Многое будет существовать почти бесконечно. Что-то исчезнет легко, насовсем. Быстро уйдёт в Небытиё.

Только смерть останется, будет всегда, будит всех в сон.

Зеркальные гвозди, торчащие из моего затылка, смотрят за этим процессом каждым своим (моим) остриём… Мёртвая поступь, глухие шаги, смятое небо над миром.

Одиночество разбросано кровавой завесой, неброский контроль развеян по ветру шумной тишиной.

Смерть одинока.

Иногда у неё случаюсь лишь я. Хоть это – отрада уродства.

А ведь она не бывает красива, не так ли?

Бывает, но редко. И не при всех, не со всеми.

Тьма крутится вихрем. Торнадо сметает перекрёстную память. Кресты Забытья. Дыры в разрытой земле, могильный ход в будущее, прозрачное время. Жаркие кости на чёрном снегу, быстрые молнии мёртвых.

Я гляжу в глубины пространства, смещаю беременность мыслей, которые до́роги ей, как всегда… Смерть важна.

Её жизненный цикл почти совершенен. Скучно ей не бывает, ни разу.

Она мне рада всегда, мной любима.

Извивается время вокруг, всё становится чёрным, размытым. Горбятся страхи холмов под дождём.

Ураганы истории покоятся в пирамидах. Белёсые звёзды сверкают не ярко. Исчёрканный горизонт слоится огнями разваленных зданий, таких роскошных своею разрухой и гнилью…

Человечество давно закопано внутрь собственных тел. А смерть никогда не тоскует об этом.

Она просто почистила дно моих масок, каждую похвалила. Пока что их оказалось 16, но скоро число убийств разрастётся, я знаю.

Края гвоздей у меня из локтей режут воздух в полёте. Смерч мчится безумной спиралью, прорывает пространство сна, измерений уже не хватает. Земля прекращает вращаться.

Смерть жива, стара, сильна, нежна, вечна, молодая, крута, одинока, важна…

Гвозди лезут повсюду. Из шестнадцати трупов исчезла вся кровь, вытекая наружу через сквозняк измерения, она послушно струилась на лицо моей маски, а я наслаждалась (был счастлив), выедая их души, меняя любую судьбу пустотой.

Опять хорошо разбиться о небо сырая испаряется солнцем невидимых глаз без надежды для мёртвых срывая грехи кровавые капли падает слой затменья исканий не страшно любви психопатки во тьме выстрелы ночи усмешкой убил для счастья нежна́ обнимает печально меня будущего отраженья своей ненависти перепады вечных без краёв луны беззвучья повсюду пришествий расход глубин отражений во взглядах перворожденья стало жутким безумства моложе лет в холод сердец лицо переноса древних раскрывается к темноте сверкает косами голос ужаса с эхом на полувздохе сновидений призраков знают смерть событий не было конца сознаний маски приятно теперь в завершении никто искажений образов снова явь тела зеркала для гроба похожи тьмой исчезнет всегда за каждым миром кровавой завесой развеян вихрем в разрытой молнии мыслей вокруг размытым дождём в пирамидах разваленных зданий роскошных давно не тоскует но скоро разрастётся в полёте спиралью сна…

Смерть мертва.

Как и раньше.

Часть вторая

Смерч – это круто!

Газета «Телескоп мозга». Статья «Бэтмен – никогда»:

Весьма оригинальный взгляд, подаренный нам труппой «Психотеатра», видит сказку-комикс про Бэтмена именно таким.

Нагловатый и слишком обольстительный миллиардер Брюс Уэйн, вернувшись из тропического рая (где он упорно веселился с толпой целых красоток, запивая их полуголую компанию газированным льдом вперемешку с виски), сразу же увольняет старушку-уборщицу крабов, после чего саморучно шьёт себе костюм гинеколога, который превращается в бэт-форму после первой же стирки.

Зазнавшемуся богачу-милашке сама судьба не оставляет иного выбора, как вести разгульно-сытый образ жизни успешного холостяка, а иногда ночью ещё и летать по крышам Готэм-сити, но не внутри личного самолёта, а исключительно на двух крылах костюма летучей мыши, который даже не жмёт.

По прошествии пары отличных ночей у супергероя появляется враг. Некий Двуликий. Спивающийся неудачник, ранее занимавший какую-то должность в суде. Он сменил имя в паспорте, изуродовал половину своего уродливого лица, когда брился при неблагоприятной погоде, затем надел пиджак с трико – и стал Двуликим, злобно улыбнувшись на парковке возле магазина дешёвых продуктов. Ему в подмогу проник Пингвин – высокий карлик, похожий на пиццу с мясом птицы.

Далее они оправляются пить в местный стрип-бар, где к ним прилипает танцовщица-шизофреничка по кличке Ядовитый Плющ, которая считает себя растением-вегетарианцем без выходного пособия.

Вся эта чудная компашка собирается учинить Бэтмену день гнева и слабости, но у них не хватает денег на такси (да и автобус тоже). Тогда Пингвин предлагает сложную схему продажи туалетной бумаги, которая позволяет их команде заработать 300 долларов.

В это же мрачное время Готэм-сити шокирован новой угрозой в костюме – простившись с наскучившим образом безобразной жизни, из конторы самонадеянных менеджеров увольняется Селина Кайл (будущая Женщина-кошка). А погодка в городе постепенно портится…

Двуликий, Плющ и Пингвин снимают квартиру на окраине, по ночам вынашивая план непонятно-спонтанной мести Бэтмену, а после – выбрасывая опустошённые бутылки водки, пива плюс портвейна. Но тут им на погибель (как бы) влетает через форточку Женщина-кошка. И сразу сообщает новость: бензин слегка подорожал.

Все не рады, не грустны́. Двуликий предлагает гостье выпить, та выпивает в доме всё спиртное и уходит.