Кот и эспрессо - Анна Михайловна Пейчева Страница 14

– Превосходно! Благодарю вас, граф. – Филипп Петрович поманил к себе квадрик с камерой. – Дамы и господа, в завершение этого насыщенного дня позвольте сделать одно объявление. Нет, не про резиновую курицу, как вы могли бы подумать. – Он усмехнулся в усы. – Позвольте представить вам нового сотрудника Седьмого отделения Личной Канцелярии Её Величества. Приветствуйте – Елизавета Андреевна Ласточкина, наш ветеринар и представитель Великого Усуса на земле!

Лиза разинула рот. Филипп Петрович ей подмигнул из-под седых бровей.

Снизу донеслось изумленное дружное «ох», а затем – аплодисменты. К ним присоединились необыкновенно довольный шеф, удивленный граф и бодрый Макс.

– Этот ветеринар, дамы и господа, и резиновую курицу заставит полететь! – пошутил в микрофон Филипп Петрович. Толпа просто взорвалась от восторга. Видно, остроты по мотивам знаменитой телерекламы здесь пользовались особой популярностью.

Филипп Петрович, сопровождаемый порхающей камерой, подошел к Лизе поближе, откашлялся и молодецким жестом подкрутил усы.

– Елизавета Андреевна, – пророкотал он в микрофон, – готовы ли вы принять присягу, здесь и сейчас, перед лицом народа, Святого Усуса, квадрокоптеров «Всемогущего», а также всех резиновых куриц мира, которые нас сейчас смотрят?

Лиза сомневалась недолго. В конце концов, пообещать она может что угодно. Особенно – государству. «Честное слово» было для нее весьма размытым понятием. Таким же гибким и податливым, как гипотетическая резиновая курица.

– Да не вопрос, – легкомысленно кивнула она, думая про себя: соглашусь на всё, что приблизит меня к дому, ну или по крайней мере, для начала – к горячему душу, теплой пижаме и пуховому одеялу. А эти ребята из Седьмого отделения, похоже, отлично знают, где можно достать всё вышеперечисленное.

Филипп Петрович напустил на себя официальный вид и вызвал из Перстня старого приятеля – голографического орла, который завис над Лизиной головой, переливаясь синеватым светом и, кажется, еле слышно гудя. Вокруг него беспокойной стайкой сгрудились квадрики-камеры. Лиза сглотнула.

– Повторяйте за мной, сударыня: «Я, Елизавета Ласточкина, клянусь перед Великим Гербом Великой Империи в том, что хочу и должна Ее Императорскому Величеству Самодержице Всероссийской и гражданам Империи верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови. Клянусь защищать права каждого живого существа Империи. Клянусь ставить интересы короны и народа выше своих собственных. Подтверждаю сию клятву своим открытым взором».

Шеф активировал свое Разумное кольцо, чтобы сканировать Лизин зрачок, он же – зеркало души, которую она только передала в бессрочное пользование правительственной организации. С другой стороны – мало ли чего и кому она обещала? Вот и ритуальную клятву Айболита произносила в душном актовом зале академии, стоя под выцветшим плакатом "Где ветеринарная служба с колхозом в дружбе – там коровы всегда здоровы!". А посмотрите, чем ей приходится заниматься на работе в клинике.

Мда, посерьезнее будет, чем клятва Гиппократа, которую она полушутя, хором с другими выпускниками, произносила в душном актовом зале мединститута, хихикая с подружками над выцветшим плакатом: «Где ветеринарная служба с колхозом в дружбе – там коровы всегда здоровы!».

Синий орел сделал три круга над Лизиной головой и спрятался обратно в свое электронное гнездо.

– Поздравляю, Елизавета Андреевна, – сказал Филипп Петрович, улыбаясь ей совсем как дедушка. – Теперь вы часть нашей семьи.

Голова у Лизы снова бешено завертелась, на манер лопастей кружащих над ней квадриков, перед глазами возникло разноцветное марево.

Сквозь туман она услышала: «Граф, распорядитесь, будьте любезны, чтобы господина Мяурисио определили в тюрьму для владельцев животных». Потом смутно почувствовала, что ее берут под локоток, ведут вниз по лестнице. Кажется, она даже сумела поздороваться со своей новой коллегой Авророй, а та, не отрываясь от ноутбука, буркнула в ответ нечто неразборчивое.

Потом Лиза совершенно ясно осознала, что Пуська, родной и глупенький Пуська, прижался к ее мокрой груди. Кто-то – возможно, Филипп Петрович – провел ее по площади к стеклянной остановке, которая на самом деле оказалась большим лифтом. Лифт вознес их с Пусей к сияющим трубам и выпустил на огороженной платформе. Мгновенно подошел остроносый поезд, который шеф почему-то назвал трамваем. Не успела Лиза пристроиться на мягкой скамеечке, как Филипп Петрович сказал: «Наша остановка», и прибавил: «Сейчас увидите, сударыня, какую превосходную квартирку я вам только что арендовал онлайн. В Доме с Утками-мандаринками, что на Черной Речке. Отзывы самые лестные. Впрочем, неудивительно – это путиловская сеть».

Лиза пробормотала, что она хочет домой. Филипп Петрович сказал: "Так эта квартира и будет вашим домом, голубушка, пока мы не разберемся, как вернуть вас в родную реальность".

Потом они шли пешком еще минут пять, Лиза смотрела только себе под ноги, потому что доверия к нижним конечностям уже никакого не было. Так что ни где находится пресловутая «превосходная квартирка», ни что это за таинственный Дом с цитрусовыми утками, она так и не поняла.

Разглядела только оранжевую стену парадной, к которой тут же и привалилась бочком. В голове пульсировали всего две мысли: «Пуся со мной» и «Где кровать?». Сейчас еще подсунут какую-нибудь голографическую подушку.

Батюшка миотропный бендазол! Какое счастье! Самая обыкновенная, банальная кровать с хлопковым постельным бельем и деревянным изголовьем. Без космической подсветки, без антигравитационного матраса и без голосового сопровождения. С нормальной подушкой, навряд ли пуховой, но мягкой и упругой, как свежеиспеченный белый хлеб из того подвальчика на канале Грибоедова.

Лиза из последних сил прошептала: «Филипп Петрович, позаботьтесь о Пусе – ему нужен лоток и что-нибудь вроде охотничьей колбаски…», сунула консультанту Ее Величества по вопросам прав животных теплое мягкое тельце, рухнула на подушку лицом вниз и отключилась.

Первый день Лизы в Российской империи выдался весьма насыщенным. Как у резиновой курицы, оказавшейся после тиши зоомагазина – в зубах молодой овчарки; а после – нашедшей спасение в пыльной щели между клетчатым креслом и стеной.