В этой истории не будет злодея, и человек есть закон - Дарья Милл Страница 14

К обеду Эндрю приносил ему что-нибудь, что можно было съесть прямо за рабочим столом, и лишь изредка Хён Сок соглашался выделить пятнадцать минут на то, чтобы посидеть с ним в кафетерии, и тогда каждый, кто видел его, негромко восклицал: «Ну надо же! Сам Зевс спустился с Олимпа. Парни, берегите своих женщин». Эндрю шикал на них раньше, чем подполковник успевал заметить витающую в воздухе суету, и потому несчастные коллеги испарялись ещё до того, как Хён Сок мог им что-то ответить.

С момента смерти Эмили Брамс прошло не больше недели, а Хён Сок всё поражался — как люди могут быть так спокойны, зная, что, по распространённой молве, фолки убили заместительницу председателя Моиса? Хоть люди и оплакивали её на каждом канале вещания, с экрана не сходила другая печальная мысль. Моис участвовал в прямых эфирах, призывал народ к спокойствию и высылал помощь родственникам недавних жертв. Председатель всегда отличался своей благосклонностью — то он нарочно отказался от своей фамилии и, подобно всем фолкам, оставил для себя одно только имя, то спонсировал больницы и школы, то со своей руки помогал колледжам и ВУЗам. Моис стал первым, кто в культуре изменил что-то под фолков. Вслед за ним некоторые семьи выписались из своих фамилий, и от того лишь больше стали ценить оставшиеся у них имена. Это был первый шаг к тому, чтобы и люди, и фолки начали верить каждому слову Моиса. А председатель всё желал для них лишь большей выдержки.

Все понимали, что хуже пропажи Эмили Брамс были гейзеры, угроза раскрытия которых казалась куда более зловещей, чем возможность скверных отношений с одной из многочисленных живых рас на Вине. По крайней мере, человечество всегда оставалось в мире с амфи, что с радостью предоставляли ему свои услуги по поиску подземных течений и трещин земли, угрожающих распахнуться в широком зевке пасти древнего ненасытного зверя.

— Хён Сок, Эндрю вернулся! — окликнула его Лин, продолжая наводить порядки в доме так, словно бы дух мамы Бао через неё благословлял сына на успешное выздоровление. Только вот он поправляться совсем не спешил.

— Хён, я уже устал носиться для тебя с этими бумажками. — Офицер упал в кресло и бросил на стол перед собой стопку документов, пытаясь произвести впечатление человека, прошедшего через огонь и воду ради одного ценного артефакта. Но, не желая ему подыгрывать, гора вмиг рассыпалась по стеклянной столешнице и приняла совсем непринуждённый вид. — Когда ты уже выйдешь? Алек прожигает мне затылок взглядом каждый раз, как замечает в столовой патрульных. Все говорят, что ты настоящий спаситель третьего Округа.

Как подполковник Квон повредил ногу в жарком порыве самопожертвования, так он оказался пригвождённым к постели, а если и быть совсем точными, его заперли в снятой Кассандрой квартире, где за ним неустанно ухаживала Лин, а работу в их общих дом доставлял Эндрю вместе со свежими новостями и слухами о Герое Вайнкулы.

Как ни странно, Героем Хён Сока считали все, кроме него самого и Лин. Она не переставала повторять ему о том, как никому в этом окончательно отчаявшемся мире не сдалась его храбрость. Замечая, но на него подобные речи не производят совершенно никакого впечатления, Лин с дня на день планировала завязать с этим, но снова и снова у неё это не получалось. Как и всегда, она терпеть не могла всего, что относилось к работе его отдела.

— Замолчи, Эд. Ты всё время приносишь с собой всякую чушь. — Лин незаметно вошла в комнату и встала прямо за креслом Эндрю. От неожиданности он чуть не подпрыгнул на месте, благо сил на это у него не хватило. — Зачем ты всё это рассказываешь? Хочешь, чтобы Хён Сок так собой загордился, что полез бы туда, откуда живыми не выходят?

— А ты почему не на занятиях? Нашла себе причину прогуливать?

— Не твоего ума дело.

— И не твоего, видимо, раз уж ты не сидишь за домашним заданием и не учишься в этом своём медицинском.

— Тебе-то зубрёжка книжек никак не помогла. Сколько не занудствуй, а ты тупой, как пробка.

— Хватит. — Хён Сок хотел лишь попросить их вести себя тише, но молния между ними заискрила и заставила его оторваться от текста. — Лин, пожалуйста, я работаю.

— А ты ничем его не лучше. Ты хоть понимаешь, насколько глуп был твой поступок? Ты выставил себя полнейшим придурком. Мне стыдно, что теперь люди знают, что мой брат такой самонадеянный болван. Ты ни в жизни не получишь ни моей, ни чьей-либо другой благодарности за своё бесстрашие. — Она с силой сжала подол платья так, что костяшки её тонких пальцев вмиг побелели. — Хён Сок, ты идиот. Никто не будет гордиться тобой, если ты умрёшь, спасая других. Я до конца жизни буду ненавидеть тебя вместе с отцом за то, какие мужчины в нашей семье идиоты!

Лин вышла, даже не хлопнув дверью. Она всегда так делала — исчезала тихо, как мышка — когда узнавала о чём-то, что брат всеми силами пытался от неё скрыть. Например, когда заметила его письмо с приглашением в академию Министерства внутренних дел Вайнкулы незадолго до того, как мама скончалась от того тяжёлого горя, что просто не смогла вынести. Бао ушла вслед за Му Хёном с разницей всего лишь в три года. Хён Сок слишком часто вспоминал об этом, чтобы наконец отпустить утерянное детство, а Лин никогда не была готова к тому, чтобы пережить новообретённое сиротство. Когда отец погиб, спасая одного несчастного парня, что едва не попал под колёса грузовика, она рыдала днями и ночами, сокрушаясь над тем, что вместо того фолка в аварию угодил Му Хён. Хоть и умер он мгновенно, её не покидали сны о мольбах и муках, что отец пережил на предсмертном одре перед тем, как приехала скорая. В тот день папа вновь забыл вернуться с работы. Но в этот раз окончательно.

Хён Сок знал, что всякий раз, как сестра грубила ему, то делала это без злых намерений. А Лин всегда понимала, что брат без пререканий примет каждый её укол да лишь улыбнётся так, будто они ещё совсем дети и дурачатся в отчем доме. И это всегда несметно её раздражало.

— И ты не пойдёшь за ней? — спросил Эндрю, когда наблюдение за работой друга вконец его утомило.

— Нет. — Бросил