Роберт Сойер - Обрести бессмертие Страница 14

— Здравствуйте, миссис Феннелл, — вполголоса произнес Питер.

— Здравствуйте, молодой человек, — тонким и хриплым голосом ответила старушка. — Вы доктор?

— Нет, по крайней мере не доктор медицины. Я инженер.

— А где же ваш паровоз?

— Ну, я инженер не в этой области. Я…

— Я пошутила, сынок.

— Простите. Доктор Чон сказал, что у вас хорошее настроение.

Она приветливо взглянула, словно приглашая его разделить с ней эту больничную палату, мешочки-капельницы и все остальное.

— Я стараюсь.

Питер огляделся. Никаких цветов, никаких открыток с пожеланиями скорейшего выздоровления. Похоже, миссис Феннелл была на этом свете одна-одинешенька. Его удивило, как она ухитрилась сохранить такое добродушие.

— Я, хм, хотел попросить вас об одном одолжении, — смущенно сказал он. — Мне нужна ваша помощь для проведения одного эксперимента.

Ее голос был похож на шелест сухих листьев.

— Что это за эксперимент?

— Он совершенно безболезненный. Вы просто будете носить специальный головной убор, в который встроен набор крохотных электродов.

Листья снова зашелестели — это могло означать смешок. Кивком головы миссис Феннелл показала на трубки, вставленные в вены на руках.

— Еще парочка подсоединений, наверно, не повредит. Сколько времени я должна его носить?

— Пока, хм, пока…

— Пока я не умру, да?

Питер почувствовал, что краснеет.

— Да, мадам.

— А для чего нужны эти электроды?

— Моя компания выпускает оборудование для биомедицинских обследований. Мы разработали прототип нового сверхчувствительного энцефалографа. Вы знаете, что такое ЭЭГ?

— Регистратор мозговых волн. — Лицо миссис Феннелл ничего не выражало; Чон сообщил ему, что она перенесла несколько микроинсультов. Но ее глаза улыбались. — Нельзя провести в больницах столько времени, сколько довелось мне, и ничего нового не узнать.

Питер хмыкнул.

— Этот специальный регистратор мозговых волн куда более чувствителен, чем обычные, которые есть в этой больнице. Мне бы хотелось записать, ну…

— Вы хотите записать мою смерть, да?

— Простите, мне не хотелось быть бесчувственным.

— Вы и не были. А почему вы хотите записать мою смерть?

— Ну видите ли, в настоящее время нет способа, позволяющего абсолютно точно установить, в какой момент мозг окончательно перестает работать. Этот новый прибор должен со стопроцентной гарантией определить момент смерти.

— Разве это кого-нибудь интересует? У меня нет родственников.

— Видите ли, часто тела держат подключенными к системе жизнеобеспечения просто потому, что мы не знаем, умер человек на самом деле или жив. Я пытаюсь предложить не просто юридическую констатацию смерти, а подлинную — позволяющую однозначно ответить на вопрос: перед нами живой человек или он уже мертв?

— И чем это может помочь людям? — поинтересовалась она. По ее тону было ясно, что именно это для нее самое важное.

— Облегчит трансплантацию органов.

Она покачала головой:

— Никому мои органы не нужны.

Питер улыбнулся:

— Наверно, вы правы. Но однажды мой прибор сможет гарантировать, что мы по ошибке не берем органы у живых людей. Он также будет полезен в отделениях скорой помощи и на месте происшествия при несчастных случаях. Ведь сейчас попытки спасти пациента очень часто прекращают раньше времени.

Миссис Феннелл немного подумала, затем сказала:

— Ведь вам на самом деле вовсе не требовалось мое согласие, правда? Вы просто могли взять и подключить меня к вашему прибору. Просто сказать, что это нужно для обычного обследования. Врачи сплошь и рядом не объясняют, что они делают.

Питер кивнул:

— Пожалуй, вы правы. Но я подумал, что было бы вежливее спросить.

Глаза миссис Феннелл снова улыбнулись.

— Вы очень любезный молодой человек, доктор?..

— Хобсон. Но, пожалуйста, зовите меня Питером.

— Питер. — У ее глаз появились морщинки. — Я нахожусь тут несколько месяцев, и за все это время никто из врачей не предложил называть его по имени. Они меня куда только не кололи, но до сих пор считают, что сохранять эмоциональную дистанцию — это часть их работы. — Она помолчала. — Вы мне нравитесь, Питер.

Питер улыбнулся:

— Вы мне тоже нравитесь, миссис Феннелл.

На этот раз ей удалось по-настоящему засмеяться.

— Зовите меня Пегги. — Она умолкла, и сеть морщин на ее лице проступила еще отчетливее. — Вы знаете, с тех пор, как я поступила в эту больницу, впервые слышу собственное имя. Значит, Питер, вам действительно интересно, что происходит в момент смерти?

— Да, Пегги, мне это интересно.

— Тогда почему бы вам не присесть? Устраивайтесь поудобнее и послушайте, что я вам расскажу. — Она понизила голос: — Знаете, а я ведь уже однажды умирала.

— Прошу прощения? — Она казалась такой здравомыслящей…

— Не смотрите на меня так, Питер. Я не сумасшедшая. Садитесь. Да садитесь же. Я расскажу все по порядку.

Питер слегка мотнул головой, как бы ничего не обещая, но тем не менее пододвинул поближе к кровати обтянутый винилом стул.

— Это случилось сорок лет назад, — начала миссис Феннелл, повернув к Питеру свое лицо, напоминающее печеное яблоко. — Незадолго перед этим у меня обнаружили диабет. Я зависела от уколов инсулина, хотя еще не вполне осознавала всей серьезности своего заболевания. Мой муж Кэвин ушел за покупками. Я сделала себе утренний укол инсулина, но еще не успела позавтракать. Зазвонил телефон. Это была моя знакомая, которая болтала бесконечно долго, или мне так только показалось. Со мной же в это время начало твориться что-то неладное: бросило в пот, разболелась голова, но я продолжала болтовню — не хотелось ничего объяснять приятельнице. Тем временем мне становилось все хуже: усилилось сердцебиение, начали дрожать руки и расплываться очертания знакомых предметов. Я уже хотела извиниться и прервать разговор. Надо было срочно что-нибудь съесть, но внезапно я потеряла сознание. У меня была реакция на инсулин. Гипогликемия.

Хотя ее лицо, окаменевшее после инсультов, оставалось бесстрастным, голос становился все оживленнее.