Геннадий Ерофеев - Самый большой подонок Страница 15

– Он буйный, Вомб. Постоянно думает о пистолете и о побеге. Я нейтрализую его не полностью. Добавит он нам хлопот, а?

– Тяжёлый случай, – вроде бы согласилась медсестра, продолжая изучать моё разукрашенное фингалами лицо. – Ну-ка, садись на кушетку!

Я отступил к топчану и уселся на белую простыню, а Лапец захватил в каждую из непомерных рук по табурету и угодливо подставил один их них под крутые ягодицы сестры, а на другой вскарабкался сам, смешно свесив не достающие до пола рахитичные ножки. Я испытывал некоторое смущение, поскольку навершие нестандартного пениса карлика продолжало высовываться из замызганных шортов, но сестра не обращала на такие пустяки никакого внимания. А меня эти двое вообще не стеснялись, ведя себя как с душевнобольным в психушке, то есть снисходительно и иронично, нарочито бестактно обмениваясь через мою голову компетентными мнениями об индивидуальных особенностях пациента, о его анамнезе и вариантах лечения, с небрежным видом сыпля налево и направо одним им понятными терминами и понимающе кивая друг другу.

– Стоит ли направлять его на утверждение диагноза? – вкрадчиво осведомился Лапец, почёсывая переносицу пропущенной под сиденьем стула рукой. – Всё уже ясно как день: точка грехопадения приходится на раннее детство. Вряд ли Определитель станет её изменять, подмахнёт приговор – и вся недолга! – Он бросил на меня полный ненависти взгляд. – Чего нам возиться с этим придурком, а? Ты только поточнее определи точку, и мы вышвырнем его назад. Опять же изоляцию он пробивает постоянно – не поступками, зато мыслями… – Лапец уныло вздохнул. – Рассказать вам про поступки? Про какие про поступки? Про поступки, про поступки, про поступочки его…

– Твоя хвалёная голова подавляет у пациента только один уровень – физический, – пояснила Вомб тоном, каким изрекают прописные истины. – Да и тот не полностью.

– А нельзя ли повежливее, матушка Вомб? – не вынес я столь пренебрежительного упоминания о себе, да ещё упоминания в унизительном третьем лице.

– Хо-хо! – всхлипнул смешком Лапец. – Он называет тебя матушкой, этот лохматый наглец!

Вомб понимающе улыбнулась.

– Он прав: я и есть матушка. Настоящая матка. А ты не обижайся, дурашка! – обратилась она ко мне тоном воспитательницы детского сада. – Кстати, тебе никогда не говорили, что ты рафинированный чистоплюй? – она взглянула на меня так, что я словно ощутил прикосновение её сильных пальцев к своей затянутой ряской мелководной душонке.

– Представьте, говорили, причём совсем недавно, – ответил я с вызовом.

– Не позволяй наглеть этому хаму! – быстро проговорил Лапец, просверливая меня злобным взглядом.

– И так плохо, и этак не годится, – спокойно сказала сестра. – Не мне тебе объяснять, Лапец: мы обязаны пустить его по Эстафете. И не только потому, что он уже поставлен на учёт. Мне хорошо известны случаи, когда Определитель менял точку грехопадения.

– И ты свято веришь, что Определитель лично читает досье всего поступающего к нам отребья? – скептически усмехнулся Лапец.

– Ну не сам, так его многочисленные помощники… А некоторыми наиболее занятными типами он занимается лично, – многозначительно добавила Вомб. – Берёт дело на контроль. – Не тушуйся, Лапец! Мне кажется, по мере более близкого знакомства с Лохмачом ты сможешь вести его гораздо увереннее.

– Тебе видней, – неохотно согласился карлик, обвивая руками ножки стула. – Но ты хоть припугни его, а то он постоянно тянет руки куда не следует и всё время мне дерзит! – с раздражением попенял он медсестре.

Тут меня прорвало.

– Слушай, ты, недоносок в нестиранных шортах, – раздельно выговорил я, глядя в поросячьи глазки карлика, – сейчас же прекрати воздействовать на мой мозг! А вы, белохалатная сударыня, прекратите напускать кардиффского тумана и наводить тень на плетень! Или вставляйте мне вашу таинственную клизму, какой бы болезненной она ни была, или отпускайте на все четыре стороны! А если вам больше нечем заняться, проведите квалифицированное позднее обрезание этому карлику во-о-т с таким членом. – Я показал, с каким, и перевёл дух, не понимая, как решился на дерзкую выходку.

Да, сотрясать воздух, который потихоньку портил мерзкий карлик, я не разучился, а вот ручки-ноженьки по-прежнему меня не слушались.

Мои опекуны буквально опешили. Медсестра гневно наморщила носик, в глазах её зажглись не предвещающие ничего хорошего огоньки.

Лапец же посопел, посопел и в конце концов нашёл-таки нестандартный способ разрядиться: просунул руку через-под промежность, забросил её за спину и стал яростно чесать между лопаток. Завершив успокоительный массаж, он хмуро бросил медсестре:

– Говорил я тебе, он тот ещё фрукт. Не тяни, раздевайся!

Я вздрогнул, решив, что карлик предлагает раздеться мне, но он смотрел на медсестру.

– Ты у меня поплачешь горючими слезами, Лохмач! – пообещал Лапец, сползая с табуретки и протягивая ко мне сверхгибкие лапы.

– Убери руки, недомерок! – вложив в слова максимум презрения, осадил его я, но дело опять не пошло дальше слов.

– Скажи ему, Лапец, что он не так порядочен, как о себе думает, – лениво проронила сестра, проходя в угол палаты и на ходу расстёгивая пуговицы ладно сидевшего на ней халата.

– Сказал бы я ему, да воспитание не позволяет, – процедил карлик, меланхолически поскрёбывая в подмышках.

– Это тебе-то? – изумился я. – Ты меня здорово насмешил.

Он ударил меня по голове, очень сильно. Потом повторил. Я сидел на кушетке красный как рак. Не смог, не посмел ответить вонючему коротышке ударом на удар.

– Оставь оплеухи на десерт, Лапец, – урезонила карлика Вомб, вешая на стул снятый халат. В короткой юбке и блузке без рукавов она выглядела ещё более крутобёдрой и соблазнительной. Уж не на случку ли привели меня сюда? Смогу ли я в соответствии с эффектом усиления гибридной мощности хоть чуть-чуть улучшить породу этих ублюдков, населяющих странный «запечный» мир? Вряд ли можно улучшить экстерьер того вида гуманоидов, к которому принадлежит пышущая здоровьем грудастая медсестра, разве что…

– Давай сначала покажем ему обслуженных клиентов, – предложил повеселевший Лапец.

– Успеется, – улыбнулась из угла сестричка, элегантным движением освобождаясь от полупрозрачной блузки.

– Уж не насиловать ли вы меня собрались? – шутливо поинтересовался я, не понимая контекста и подтекста речей и поступков придурковатого карлика и крутобёдрой сестры без комплексов.

– А тебе бы хотелось? – ядовито хихикнул карлик.

– Он привык применять силу к другим, – осведомлённым тоном пояснила Вомб, спуская юбчонку и представая в невесомой прозрачной мини-комбинации. Фигура у неё была – закачаешься, и в других обстоятельствах я бы не возражал, чтобы такая явно знающая толк в искусстве любви тетка покусилась меня изнасиловать, хотя по возрасту в женихи я ей не годился. Эх, Вольдемара бы сюда сейчас! – А о себе Лохмач очень высокого мнения, – по-прежнему говоря обо мне в третьем лице, подмигнула сестра и, плотоядно улыбнувшись, избавилась от комбинации. – Так ведь, дурашка?

Я только глупо моргал, уставившись на медсестру и чувствуя, что у меня повышается температура.

– Пойду посижу в коридоре, – засуетился карлик, очевидно, не желая мешать нам. Пожалуй, я обидел его, приняв за невоспитанного невежу. – Не прорвал бы он изоляцию, Вомб.

– Не думаю, Лапец, – саркастически усмехнулась Вомб. – Не уверена. – Она сбросила крохотные кружевные трусики прежде, чем рассталась с бюстгальтером, продемонстрировав оригинальный способ подачи своего богатого телесного материала. – Изоляция давно прорвана, Лапец, – игриво вздохнула сестра и, по-женски разведя бёдра в лёгком полуприсяде, заботливо огладила ладонью срамное место.

Карлик зашёлся квакающим смехом, расслабленно распластав двухметровые ручищи по полу и захлёбываясь вонючей слюной.

– Ты уже вычислила субъекта, которого следует представить этому волосатому кретину? – просмеявшись, осведомился он.

– Да вроде бы, – неуверенно ответила Вомб, освобождаясь от бюстгальтера, на левой чашечке которого был в подробностях изображён маленький мохнатый паучок. Буфера у неё оказались такими мощными, что мне по дикой ассоциации вспомнился антикварный «понтиак». Хоть сейчас подключай к торчащим как ещё и не у всякой молодухи сиськам молокопровод. Хватит напоить всю Контору, да и Государственной Думе кое-что останется. – Голова у Лохмача невероятно жёсткая, – озабоченно заметила обладательница образцово-показательной молочной фермы. – Я только начала, а уже устала. Ты его недостаточно подготовил для сеанса, Лапец. Не размягчил ему мозги как следует.