Правила атак на психику противника - Ева Витальевна Шилова Страница 15

– Ну и что, что нет яичников, ты же, помниться мне, этот… как там тебя… трансплантолог, вот и пересадишь их мне!

– Да ты, радость моя, классики перекушала! «Я Вам, сударыня, вставлю яичники обезьяны!»

– А, что, век назад Филипп Филиппыч мог, так чем ты хуже?

– Хуже, лучше… Ли́са, ты никогда не задумывалась, с чего я за тобой в Тиррольд рванул?

– Ну-у… ты в меня влюблен был… волновался…

– Я не просто волновался, я был в ужасе. Это тебе Микки-Маус сказал часть правды про яичники, а я твою медицинскую карту видел! Этот коновал тебе матку удалил! Какая тебе, к чертям собачьим трансплантация! Какая тебе, нафиг, беременность! Пойми, наконец, своим куриным мозгом, что о детях ты можешь забыть раз и навсегда! Я тогда, как диагноз прочитал, так и понял, что тебя надо срочно тащить в наш центр под капельницу, пока ты кровью не истекла и не умерла! А тебя уже в палате и нету. Кто же знал, что твой психованный брательник тебя с внутренним кровотечением из больнички умыкнет и потащит к вам на квартиру!

– Так мы к переходу торопились, к нашим магам быстрее попасть…

– Это я теперь знаю, а тогда я подумал, что он стремительно волочет тебя к смерти, ну и тоже помчался. Спасать. Спас, да.

Тут даже Ли́ску проняло и она, наконец, начала что-то соображать.

– Вот же гад, а мне он сказал…

– Ли́са, я тебя предупреждал, что Микки не врач, а портач, предупреждал?! Но ты ж меня слушать не хотела, полагая, что все можно решить деньгами. Вот и решила, став полностью бесполезной в планах Филинов на продолжение рода. Так что теперь ситуация следующая: ты – отыгранная карта. Чтоб поправить свои дела, твой папенька отдал тебя и всю кварту Фирмина пятнадцатилетней давности мне на откуп. Я везу тебя на перевоспитание. Вот как я выкарабкивался в вашем мире, так и ты поживешь в моей ситуации, то есть с нулевыми шансами. Вернее, твои шансы будут существенно выше: у тебя будет место жительства, документы, русский ты, как я посмотрю, не забыла, так что, вперед, покорять Москву!

Ну, слава Богу, она, наконец, замолчала, что-то там проваривая у себя в голове. А потом начала стягивать курточку, одергивать майку и поворачиваться ко мне бюстом. Ух ты, меня ждет сеанс соблазнения? Не зря же говорят, что снятие мужского стресса лучше всего начинать со снятия женской одежды.

– Вольд… вернее, Мих… ну зачем ты так… нам же было хорошо вместе… мы же любили друг друга…

Я так понимаю, мне собираются прочесть лекцию на тему «любовь побеждает все!» Ну, правильно, любовь всех победила, только вот побежденные теперь ползают, собирая выбитые зубы и отрезанные уши. Я-то любил, только вот после силовой обработки твоими мальчиками слегка поумнел. А вот ты по-прежнему меня за придурка держишь. Думаешь, куда эдакий урод от тебя, красавицы, денется? Не все ты знаешь. Да и знать тебе это пока ни к чему.

– Ли́са, идиотов будешь искать в другом месте. И наверняка найдешь. А пока держи сундук со «своими» вещичками.

И я перебросил ей рюкзачок.

– Что это?

– Как обещал: документы, деньги, ключи, телефон, всякое бабское барахло.

– Какой телефон?

– Какой… мобильный! А… ну да, столько лет прошло… не сложнее стационарного кнопочного, разберешься.

Ли́са сунула нос в содержимое рюкзачка, вытащила явно дешевую помаду и скривилась.

– Что это за дерьмо?

– Ошибаешься, дорогая, это не дерьмо. А твои вещи.

– И кто я теперь?

– Была Ли́са, станешь Лариса. Смирнова.

– И сколько мне лет?

– Почти двадцать.

– Думаешь, проканает? В моем-то возрасте?

– При вашей продолжительности жизни и регулярном «вливании» силы, с омоложением организма ты и сейчас смотришься от силы на двадцать лет. Так что не напрашивайся на комплимент, а изучай документы.

Ли́са раскрыла паспорт и заверещала:

– Это что за мерзость?! Я не похожа на эту кошмарную девку в паспорте!

– А особо и не должна, фото на первый паспорт делается в четырнадцать. Тебе по документам сейчас девятнадцать с хвостиком. В двадцать пойдешь и поменяешь паспорт. И там уже будет твоя реальная фотография. Перекрасишься, прическу сменишь, боевой раскрас нанесешь – никто и не удивиться насколько подросток мог измениться. Кстати, Лара оставила тебе послание – посмотри конверт в рюкзачке.

Ли́са повертела в руках небольшой лист бумаги с несколькими надписями.

– И что это за непонятная фигня?

– Похоже, это пароли к ноуту, почте и телефону. А само послание – «висит» где-то в Интернете.

– А почему я у тебя перекантоваться не могу?

– Ой, нет, спасибо, я хочу еще немного спокойно пожить!

– Ты только представь себе, что у тебя дома поселился такой славный ежик…

– Угу. Противотанковый.

– Ну что ты такой бука! А где, кстати, Фирмин и его кварта?

– Что, судьба ручного пёсика со товарищи заинтересовала? А не знаю. Но должны быть там, куда мне их помогли пристроить.

– Ты их…

– Я не они, я их практически пальцем не тронул. Но постарался распихать на отдых. В основном по тюрьмам по не самым приятным обвинениям. Флона аккуратно подставили под грабеж, Фунсу предъявили обвинение в краже в особо крупном размере, Фларшу оформили тяжкие телесные, Фиррина взяли над теплым трупом. А Фирмину «повезло» больше остальных: его следы нашли на месте преступлений серийного насильника и убийцы. Ну, и «последний штрих» ему обеспечили, не все ж мне одному страдать…

– Ты! Mamma pin faeddi pig meo rassgatinu af pvi ao pikan a henni var upptekin[41]!

О, в дочуркиной речи папочка родимый проявился, Фарран тоже уважал эдакими загибами «приласкать» окружающих. Зато по крайней мере честно, все лучше, чем эти попытки приврать о старой, но якобы немеркнущей любви. Я даже руль бросил и поаплодировал.

– Они освободятся и меня найдут!

– Обязательно. Особенно, если они не просто в другом городе, а даже в другой стране. Особенно не зная ни одного местного языка. Особенно, не зная, где тебя искать. Жди.

– Фирмин знает!

– Это если он со своими статьями вообще не заработал на пожизненное.

– Кстати, а какой сейчас год?

– 2014.

– Подожди, это сколько же я в стазисе пробыла?! Пять лет?!

– И что?

– Ты украл у меня пять лет жизни!

– Ну, не я, а папаня твой. Да и ничего подобного, на твоем реальном биовозрасте это никак не сказалось. Так что живи и радуйся.

Ли́са крепко задумалась, а потом медленно сказала:

– Другими словами, здесь, на Мираше, в смысле, на Земле, я исчезла осенью 1994 и