Вячеслав Шалыгин - Формула Вечности Страница 15

– Да, бригадир, так и сделаю. Но это не поможет, я же говорю. Туманов уже далеко отсюда. И никакие ищейки его не найдут. Идемте, действительно, присядем, и я все объясню. А то мы словно бы об одном говорим, но на разных языках… как англичанин с эскимосом.

Островский смерил Джонатана подозрительным взглядом, но промолчал, хотя в аллегории роль эскимоса отводилась явно ему. Бригадира успокоила ирония Джонатана. Если человек иронизирует, значит, он уверен в своих силах и в том, что все делает верно. Обычно Джонатан принимал решения, лишь будучи полностью уверенным в своей правоте, а потому ошибался исключительно редко, и Островский давно привык к такому подходу подчиненного к делам.

Хранил молчание бригадир и во время обеда, когда Джонатан неспешно, тщательно подбирая слова, изложил ему отчет о событиях последнего получаса и озвучил возникшие в результате вопросы-ответы. Лишь спустя пять минут после того, как помощник умолк, бригадир наконец поднял на него задумчивый взгляд и спросил:

– Ты хочешь сказать, что мы имеем дело с уникальным представителем сразу двух видов? Наполовину Хамелеоном, а наполовину Вечным?

– Получается так, бригадир. Причем в обоих случаях уместна приставка «сверх».

– Это просто невероятно!

– Невероятно, но ничего другого предположить не могу. И если рассуждать без предвзятости, положа руку на сердце, такой метис когда-то должен был появиться. И то, что он обладает не суммой, а произведением способностей двух видов тоже, по-видимому, вполне логично… как говаривал когда-то многоуважаемый Барух: sub specie aeternitatis.

– Ну да, – Островский кивнул. – С точки зрения вечности. В свое время я переводил «Этику». Только Спиноза рассуждал о других вещах, не настолько очевидных и одновременно противоречивых.

– А что вас не устраивает, бригадир? Чем не портрет идеального врага для обеих общин?

– Портрет убедительный, мой друг, не спорю. Но не походит на портрет конкретного подозреваемого. Даже если Туманов обладает описанными тобой качествами, это не повод обвинять его во всех смертных грехах.

– Мне и самому не по душе этот вариант, бригадир.

– В таком случае нам следует договориться, что момент истины наступит, только когда Туманов отыщется, – заключил Островский. – Согласись, его исчезновение из больницы, да еще вместе с Женей, можно расценивать как угодно. Самый благоприятный для нас вариант, если они сбежали, почувствовав приближение Врага. Этот вариант не сулит Цеху дополнительных проблем. Если парочку похитил Враг, это хуже, но тоже поправимо. А вот если Виктор и есть Враг, и его побег – начало новой партии, мы явно проигрываем дебют. И проигрываем сразу с крупным счетом.

– Согласен, бригадир, об этом и беспокоюсь.

– И все же я чувствую, что Туманов не Враг, а жертва, – задумчиво проронил Островский. – Вспомни свой вещий сон. У той Черной скалы он был рядом с нами, угроза исходила от кого-то другого. Ведь так?

– Не совсем, бригадир. Угроза была разлита в воздухе, мы будто бы стояли в центре грозовой тучи, насыщенной враждебностью, словно влагой. Врагом в такой атмосфере мог быть кто угодно. Даже один из нас.

– Ну, это ты перегнул, – Островский неуверенно усмехнулся. – Уж за себя-то мы можем быть спокойны.

– Разве? – Джонатан положил вилку и нож крестом на тарелку и немного ссутулился. – Честно говоря, после всех этих странных событий и превращений: Туманова в Вечного, а потом в Избранного, меня в Смотрителя – и после потери инстинкта гнева у женщины-Хамелеона… я ни в чем не уверен. Если выяснится, что кто-то из нас всегда был наполовину Хамелеоном, но до поры подавлял инстинкты своего альтер эго, я уже не удивлюсь.

Джонатан не смотрел прямо на бригадира, но боковым зрением все-таки пронаблюдал за его реакцией. Она была такой, какой ей и следовало быть. Осознав, что Джонатан может запросто оказаться прав в своих худших опасениях, бригадир явно расстроился. Островский некоторое время молчал, вяло ковыряя вилкой бифштекс, затем кивнул и негромко сказал:

– Я, пожалуй, тоже не удивлюсь. Прости нас, Вечность, за такие мысли…

Довези их стонущие от старости «Жигули» до МКАД, Туманов был бы сильно удивлен. Правда, он предполагал, что дело закончится банальной поломкой, причем крупной, из разряда «бобик сдох», но примерно за минуту до того момента, когда авто обязано было развалиться на ржавые запчасти, его заставил прижаться к обочине гаишный экипаж. Честно говоря, Туманов даже вздохнул с облегчением. Попасть в аварию было бы слишком. После гранаты – мелочь, но все равно чересчур для неокрепшего организма. К тому же с Виктором была Женя, которой лишний риск был и вовсе противопоказан. Ведь ее бессмертие не включало такую опцию, как неуязвимость. Бессмертна, пока цела.

«Странные все-таки понятия у этой Вечности, – выбираясь из машины, подумал Туманов. – Ну, сделала бы оба вида по-настоящему бессмертными, то есть заодно и неуязвимыми для всех, кроме своих прямых врагов. Равные шансы, здоровая конкуренция… нет же, надо было ей завернуть все против часовой стрелки. Первые бессмертны и неуязвимы для всех, кроме вторых, а эти вторые просто долгожители и невидимки. Единственный общий талант – инстинкт гнева, то есть непреодолимое стремление убить врага, если он появляется в поле зрения. Где логика? Хотя при чем тут логика? В смысле – наша, нормальная, земная логика. Наверняка в таком распределении талантов между Хамелеонами и Вечными имеется какой-то скрытый смысл, известный только Вечности. Эх, понять бы – какой, сразу бы прояснилось на доске. А пока ясно лишь одно: понимаешь, что происходит, не понимаешь – твои проблемы. Реагировать все равно надо. Логически находить верные решения или интуитивно – вопрос десятый. Главное – не стоять, как баран у новых ворот, не тормозить».

Проверять документы у пассажиров милиционеры не стали. Они сразу сосредоточились на водителе, а на его клиентов не обратили вообще никакого внимания. Это было на руку беглецам, и они решили не испытывать судьбу, дожидаясь, чем закончится проверка, а медленно двинулись вдоль обочины в прежнем направлении, только километров на полста в час медленнее. Туманов то и дело поднимал руку, пытаясь остановить новую попутку, но на его жесты почему-то никто не реагировал. Почему, до Виктора дошло лишь полчаса спустя, когда мимо на приличной скорости промчался знакомый кортеж: «Тахо» и два черных «Мерседеса». Туманов сосредоточился на человеческом видении окружающего мира и вздохнул. Видимо, невольно реагируя на вероятную опасность, и он, и Женя брели по обочине включив маскировку.

– Может, так оно и лучше, – размышляя вслух, пробормотал Виктор, вновь меняя ракурс.