Окольцованные - Сергей Устюгов Страница 16

                ***

Как Стешин  договорился, как все устроил, но собрание бедноты  состоялось в конторе колхоза.

Двое местных стояли у дверей в красный уголок и тщательно отбирали входящих. Середняков и побогаче, тем более торговцев не пускали.

Наконец собрание началось. Открыл его коммунист Стешин.

– Товарищи! Мы все здесь собрались, для того чтобы решить одну задачу. Как жить дальше?

Он замолчал и пытливым взором окинул аудиторию. Колхозники молчали.

– Товарищи, вы не хуже меня знаете положение дел в колхозе. Еще это проклятое кольцо. Что будем делать?

Стешин впивался глазами в сидящих, но ничего, даже проблеска мысли, у колхозников не видел. Да-а, трудно с ними будет. Но ничего, справимся.

– Как вы знаете, сейчас хорошо живут только те, кто успел хапнуть в свое время. А вы? Почему вы плохо живете? А потому плохо живете, что власть захватили капиталисты-демократы. Вот так!

– Я предлагаю вам создать Советы трудящихся и военных, и взять власть в свои руки. Отобрать у богатых нажитое нечестным трудом и отдать в управление Советами. А потом спокойно жить и работать. Вот взгляните, что сейчас делается. Вокруг деревни кольцо. Богатые с демократами объединяются, к ним присоединяются новые русские. Дальше, больше. Скоро они вас всех зажмут так, что вы и не пикнете. Будете работать на них в три раза больше и ничего при этом не получать. Давайте думать, товарищи.

– А чего думать, – послышался голос с задних рядов, – давай командуй!

– Подождите, надо прежде выбрать Совет. Я предлагаю военным комиссаром подполковника Скарлыгина. Возражений нет?

Скарлыгин поднялся, внушительно навис над трибуной и внушительно сказал:

– Товарищи! Я введу строжайшую дисциплину. Никакой расхлябанности, никакого разгильдяйства!

Колхозники со страхом смотрели на военного. Этот действительно может навести порядок.

Как-то само собой получилось, что Стешин стал председателем совета. А вот с членами Совета вышла неувязка. Военных выбрали быстро. Подполковник просто назначил себе заместителей, определил несколько командиров отрядов и все.  Колхозники же в Совет не спешили. Скорее всего, они боялись.

Стешин снова начал расписывать перспективы хорошей жизни. Колхозники жались, переглядывались между собой, опускали головы, никто из них не выказывал желания войти в Совет.

– Товарищи, вы поймите, скоро наступит в деревне « золотой век».

– Так у нас нет золота! – выкрикнули из зала.

– А что у вас есть?

– Навоз у нас есть. Много его, на всех хватит.

– Вот и будет  в деревне «навозный век», – захохотали собравшиеся.

Атмосфера несколько разрядилась. Дальше пошло легче. С шутками да прибаутками, наконец, выбрали Совет. Он остался после собрания и назначил первоочередные задачи.

Подполковник почти не вмешивался в ход заседания. Другие мысли одолевали его. Он был военным, военным до мозга костей, но даже его страшило, то, что могло скоро произойти в деревне. Он понимал, что без кровопролития не обойтись. И все же мучительно размышлял, как же его избежать. Ничего не выходило. Все революции были кровавыми.

Скарлыгин слушал возвышенные речи Стешина, простые грубые замечания мужичков и видел, как падают, обливаясь кровью, люди, как в панике бегут женщины и дети, как горят добротные крестьянские дома. Ему стало страшно. Одно дело война, там приказы не обсуждаются. Здесь же маленький вождь хочет залить кровью деревенские улицы. Нет. Этому  надо помешать.

После заседания Скарлыгин решил собрать своих людей и обсудить положение.

                ***

Поздно вечером, поскрипывая полозьями саней, из деревни выехал воз. Спереди сидел мужчина. Он кутался в просторный тулуп, и тихонько понукая лошадь, поминутно оглядывался.

Над деревней, совсем как живая, висела яркая желтая луна. Во многих домах еле светились окошки. Изредка брехали собаки, да пьяный колхозник, матерясь, пробирался домой.

Лошадка, пофыркивая, тянула тяжело нагруженные сани. Вот и околица. Мужчина еще раз оглянулся, глубоко вздохнул и хлопнул вожжами по заду лошади. Та недоуменно обернулась, обиженно кося глазом, но после второго удара подхватилась и быстро затрусила по наезженной дороге.

Сани спустились под горку к реке, и вот здесь лошади пришлось действительно туго. Возница направил ее не в сторону, где обычно рыбачили мужики, а по плохо накатанной дороге совсем в другую.

За полчаса они преодолели каких-нибудь триста метров. Мужчина, выругавшись, вылез из тулупа, и, черпая валенками снег, ступил в целину. В руках у него была фанерная лопата, которой обычно чистят снег. Он подобрался к берегу, скатился на реку и начал яростно кидать снег. Вскоре он очистил площадку в несколько квадратных метров. Тогда он вернулся к саням, взял с них ломик и стал добить лед. Долбил он долго. Наконец показалась черная, блестящая под луной вода. Мужчина снял шапку, вытер рукавом пот и заспешил к возу. Еще полчаса он таскал к проруби какие-то продолговатые предметы и спускал их в воду. Закончив, мужчина поднял шапку и прислушался. Тихо. Никого. Он тщательно закидал снегом прорубь, развернул лошадь, и, взяв топор, отрубил от деревьев растущих  вдоль реки несколько веток. Он тщательно привязал их к задку саней и поехал к деревне.

                ***

Миша приоткрыл глаза, зрение постепенно прояснялось. Белый беленый потолок, сиротливо висящий плафон… Он с кряхтением повернулся на бок. Где он? Ах да! У брата в деревне…. Миша тяжело застонал и попытался сесть. В животе что-то заколыхалось, грозя выплеснуться наружу. Миша замер и начал вспоминать вчерашний вечер.

Сначала они сидели у Владимира. Миша помнит, как два раза посылали Володиного сына за водкой. Потом несколько фермеров и Миша ушли к Федору. Федор, подвыпив, кричал:

– Мы будем самой богатой страной в мире!

Его одергивали, подливали и, в конце концов, он «сломался». Его пристроили на кровать, а более крепкие фермеры и Миша продолжили торжество. Сколько раз мальчишки бегали за водкой, Миша уже не помнил.

За стеной весело переговаривались ребята. Мать их строжила, заставляя замолчать. Но Миша уже проснулся и желал только одного – опохмелиться. С трудом открывая рот, он позвал: «Коля!» Через минуту появился Николай и с порога торопливо заговорил: «Счас, Мишаня, счас».

Миша держал в руке граненый стакан и с отвращением смотрел на прозрачную жидкость.