Станция Кафе Отправление - Альберт Иванович Калинов Страница 16

Проснулся он, когда его тело, принявшее неправильное положение, запротестовало и потребовало покоя, какой могло получить только в положении лёжа и только на мягкой и удобной кровати. Дотошный фонарик продолжал мигать. Саня кое-как разобрался с ним, разделся, задернул шторы и завалился на кровать.

А дальше было так: он – зритель, прямо перед ним шёл снег, но не тот, что мы привыкли видеть зимой (из затейливых снежинок), а из песка. Песочные крупинки не знали законов физики и поэтому под влиянием каких-то других сил поступали как им вздумается. Они двигались от нижней плоскости к верхней, а не наоборот, как было привычно. Вырываясь из нижней границы, песок очень скоро стал набирать скорость, и вот уже вверх потекли стрелки песочных струй. Снизу стали обнажаться какие-то обломки: появилась колонна, другая, третья, барельефы с изображением людей, птиц и зверей. Огромные колесницы и кони, вставшие на дыбы, освобождались от некого бремени и рассыпались в пыль. А после всё это устремилось наверх следом за песочными струями.

Теперь он был на экскурсии в каком-то очень древнем мире. Перед ним город, окруженный песчаными стенами, за ними богатый сад на каменных арках, чуть поодаль, по всей видимости, храм, яркие орнаменты опоясали могучие колонны. Дальше раскрашенные лазурью деревянные ворота, в их тени укрылись стражи с тяжёлыми щитами и секирами. Черные бороды скрывают их лица. А вот искрящийся поток спадает вниз по рукотворным каскадам. «Какой красивый и необыкновенно реальный сон»,– подумал Саня. Каким-то образом его присутствие было во всех этих видах одновременно.

Но вот неожиданно небо потемнело, и мимо Сани, как некий воздушный флот, понеслись полчища саранчи. Миллионы крыльев чеканили свой такт. Саня наблюдал за этим беспристрастно, ведь он только зритель. Крылатая орда ринулась вниз и там кого-то атаковала. Перед его взором искаженные страхом бородатые лица в шлемах и ревущий скот, кони, потерявшие всадников и разбитые колесницы, повозки и возничие, забившиеся в ужасе под ними. А в небе девушка, парящая над всем. Она подобна птице. Вся армада из прожорливых жвал, цепких лапок, усиков и крыльев в подчинении у неё. Она, подобно пастуху, управляла ими по своему разумению. Среди других выделялся один кузнечик, он крупнее остальных, спина его покрыта узорами. Кузнечик усердно служит той, что подобна птице.

И вот, всё та же девушка, только внизу. Она в одиночестве,в нарядном одеянии. Играет с ягнёнком. Вьющиеся волосы переплетены золотой тесьмой и спадают чёрными волнами ей на грудь. Саня прекрасно видел белую шею и плечи. Несколько больших жемчужин выглядывали из пышных волос. Девичью спину укрывала ткань, раскинувшаяся шлейфом. Вещь была на загляденье. Тёмно-синяя, как глубина моря, расшитая золотыми и серебряными нитями, она казалась невесомой. Играя, девушка наступила на край своего покрывала, и оно легко соскользнуло с плеч и опустилось к её ногам. И вот его глазам открылись два крыла на девичьей спине. Нет, эти крылья не были похожи на те, что бывают у птиц,– им не было сравнения. Крылья расправились и в солнечном свете казались прозрачными. Он смотрел на них, не отрывая взгляда. Крылья были прекрасны, как сама девушка. В этот момент она повернула голову. Её взгляд был прямым и спокойным. Саня обнаружил присутствие одновременно двух женщин в одном облике. Одной из них была, без сомнения, Майя, другая ему была незнакома, у её лица очень красивые восточные черты. Два облика составляли одно целое. Саня понял: перед ним Шамирамат. И тут же новое открылось для него, и это новое его ошеломило. Он вдруг со всей отчётливостью осознал, что знает многих из живущих здесь. Как если бы все они были ему близкими родственниками, друзьями или соседями, с которыми он жил в одном подъезде. Про каждого из них он мог рассказать целую историю со всеми маленькими и большими человеческими трагедиями и радостями. Картина мира, в котором он присутствовал, была настолько полной и правдоподобной, что у него не было даже доли сомнения, что всё, что он сейчас видит,– реально существующий мир. Ещё мгновение – и на его глазах Шамирамат взметнулась ввысь и пропала.

Саня проснулся от дребезжания будильника и обнаружил себя лежащим на животе. Он поднялся и потянулся. Он чувствовал себя прекрасно выспавшимся и полным сил, и поймал себя на мысли, что ровным счётом ничего не забыл. В его голове осталось и то открытие, которое озарило его в невероятном сне. А главное, Саня был уверен, что никто в целом мире не знал про Шамирамат больше, чем знал теперь он.

Его довольный взгляд скользнул по зашторенному окну, и вдруг онкак ошпаренный рванул с места и резко раскрыл оконные шторы. На его лице отразился кататонический ступор. Понедельников уставился на цветочный горшок. Очевидное – невероятное! Он видел несколько обглоданных стеблей, и это всё, что осталось от хозяйского цветка. Внутри горшка было пусто.

– Ой-ё! Куда же ты делся? – процедил Саня сквозь зубы и, огорошенный, стал рыскать по комнате, ища реликвию, но древней саранчи нигде не было.

И в это же время до его ушей дошла отборная брань из тёткиной комнаты. Зинаида Васильевна, не стеснялась в выражениях, крыла по матери неведомого обидчика. Из её специфической лексики Саня услышал несколько ключевых слов: «цветок-деточка», «погубила», «гадость». Вне всяких сомнений, «гадостью» нарекалась именно та вещь, что так старательно он искал в своей комнате. Медлить было нельзя. Если артефакт сейчас там, то тётка могла пойти на самые крайние меры. В его голове во всех подробностях сложилась картина, как жилистая рука старой следовательши, не церемонясь, приводит приговор в исполнение. И вот уже в распахнутое окно летит окаменевшее насекомое.

«Я пропал!»– на этой мысли он решился на отчаянное: Саня постучался в тёткину дверь и, не дождавшись разрешения, вошёл.

Увидев Саню, Зинаида Васильевна быстро запахнула халат, наскоро приведя себя в порядок.

– Чего надо? – её обиженный голос прозвучал мелодией затихающей бури.

– Я подумал, может, случилось чего? – прикинулся Саня и уставился на измазанный землёй подоконник.

– Случилось!

Вероятно, в поисках эмоционального равновесия, тётка, наконец, взяла со стула зажигалку и папиросы и смачно закурила.

– Это всё Лёнька. Я знаю… одноклассничек, блин… – взяв неверный след, Зинаида Васильевна прошлась по какому-то Лёньке, очевидно, для этой женщины являвшемуся источником несчастий.

– Какой Лёнька? Кто такой? – вопрос Понедельникова был больше риторическим, нежели имеющим какой-либо смысл.

– Да Мячин. Он меня всю жизнь донимал. Жених беззубый.