Гапландия - Максим Касмалинский Страница 16

Он красиво закурил и хрипло сказал:

— Сеть его знает! Чиэс вроде как.

— Что такое чиэс? — здесь я дал интонацию детского блога.

— Сеть его знает! Враги вроде как.

— Враги?

— Ага. Не клауфилы. Предатели. Вроде ублюдков, — байкер закашлял, потом заботливо произнес. — Вы бы, сожитель, не тиражировали этот чиэс. Лайфхакаю не снимать, не безопасно.

— Так а почему тогда нарисовано? Нужно убрать.

— Ага, пойди, убери. Лайфхакаю не стирать.

— Небезопасно?

— Ага.

Тут произошла чудовищно гениальная штука! Байкер достал из-под куртки… мне показалась мочалка… достал и прицепил накладную бороду! Вот так так! Щелчок по носу службы опеки! Быдлу бороду нельзя, так они — накладные, ха-ха-ха! Я показал байкеру большой палец.

Если бы не знал об отсутствии камер слежения, вряд ли бы одобрил тихое фрондерство. Хотя буквальной трактовки никто не нарушил, и директивы не пострадали.

Я шагал по улице, направляясь к адресу, где убили Вжика. Стоп! Неправильно. Там был обнаружен труп, совсем не факт, что его убили именно здесь. Где, здесь? Триста пятый дом представлял собой архаичное строение двадцатого века — длинное здание в три этажа, в облупленных стенах темнеют дворовые арки. Ущербные кусты под низкими окнами. А окна обрамлены средневековым пластиком, который жутко вреден для организма (что выяснилось, как и в случае с никотином, слишком поздно, уже миллионы людей оформили это в быт). Как здесь вообще живут? А ведь живут, вон стройная дама в темных очках садится в такси. Она, видно, вышла из арки, возле которой лежат на земле красные свертки. Такси мимо меня прошуршало в направлении центра, а я подошел ближе и…

Красные свертки — вот, идиот! Это цветы. Четыре поникших гвоздики. Тут снизошло озарение. Как снизошло? Осенило! Укусом в мошонку, ударом в затылок — догадка! Я достал телефон. Быстро, быстро! Трафик еще остался! Вот он кольцовский канал, так, захожу в историю… фотографии с женой… есть! Ссылка. Анна Кольцова, в девичестве Смит, оп! Ее пост «Скорблю». Арка, гвоздики, это же самое место. Только что! Я развернулся и со всей дури побежал. Такси еще видно, бегу, несусь… мимо знака чиэс на трансформаторной будке. Дабл-ви перечеркнута дважды. Такси скрылось из вида, зато стоит моя тесла. Прыгаю на сидение, перевожу в ручное управление, стремглав пускаюсь в погоню.

Такси цвета чайного лимона только свернуло на кольцевую, как моя тесла покрыла разделявшее нас расстояние. Двигаемся на небольшой дистанции, между автомобилями виляют лишь мопеды доставщиков, да патрульная машина виражировала пару минут. Это не сериал «Форсаж», скорость на улицах нормативная, но легкий азарт погони легким опьянением кружил мне голову.

Прилежно, доблестно преследую, техничные улицы мегаполиса ровно очерчивают громадины человейников, вобравшие в себя по тысячам семей и одиночек каждый. Город манит и впитывает, защищает и одаряет, если и можно чего-то желать дополнительно, то, наверное, роста жилищных комплексов вверх, вширь, вглубь. Тяжелый воздух и уличную преступность можно отнести к неотъемлемым проблемам, свойственным любому полису, и, тем не менее, не можем мы принять иной уклад помимо городского, клауфильного. Это дико бесит чедров и островитян, которые с давних времен хотят разгромить наше общество и навязать честным пользователям свою деревню. Чтоб я коровам хвосты крутил? Да щас! Колесо истории не провернуть назад. Да и не нужно это. В бывшей РФ городские улицы представляли собой сплошной автомобильный затор, хотите вернуть сюда пробки? Нет уж, не надо. В нашем могучем благополучии рядовой пользователь не покидает квартиры, что безопасно и продуктивно, бесхитростно исполнительный Интернет дает как работу, так и досуг.

Такси обогнуло административный квартал, пересекло прибитую площадь и следует теперь к спальным районам. Горелый смог здесь не то, чтобы рассеялся, но стал разряжено комковатым, и сквозь него видны далекие дома-человейники. Давно я здесь не был — никогда. Со времен родителей моей бабки покойной (надо с ней пообщаться) все Шэлтеры живут в Гапландии, ни одного предателя в семье не было. Дядька троюродный съехал в новый микрорайон за ТЦ «Леруа», так он работал патриотом, ему жилье менять по должности положено. Был бы я не клауфилом, а предателем-ублюдком, то тоже не отказался бы переехать в свежий дом. Например, как этот.

Такси остановилось, я припарковал теслу рядом, навигатор сообщил, что мы прибыли в уже известный мне жилищный комплекс «Айсберг». Женщина вылезла из машины и, не отрывая взгляда от телефона в руке, пошла к парадной.

— Анна, — окликнул я, рвано выскочив из-за руля.

— Да, — обернулась она.

Что делать-то? Сериальный Сыщик козырнул бы удостоверением, Хилон парализовал отмороженным обаянием, майор Кулес сгребал таких баб в охапку и запихивал на заднее сидение.

— Уделите мне несколько минут для приватного разговора, — сказал я с изысканной вежливостью.

Анна навела на меня телефон. Система опознавания лиц, понял я, когда она сказала:

— Гапландия. Включена в реестр недружественных домов. До свидания, сожитель.

— Не долго.

— Уходите или консьержей позову.

— Очень важный разговор, — убедительно сказал я, делая пару шагов в ее направлении. — Анна! Я одноклассник… приятель вашего бывшего мужа.

— Третий, — сказала она, развернулась и пошла к дверям.

— Я последний видел его живым!

— Поздравляю, — вполоборота повернув голову, бросила Анна.

— И еще… меня обвиняют в его убийстве.

Анна остановилась. Медленно повернулась ко мне. Посмотрела задумчивым прищуром. На ее милой мордашке отчетливо читался заголовок: «Я И УБИЙЦА МОЕГО МУЖА», и лайки, лайки, лайки…

Собственно, почему бы и нет? «РАЗГОВОР С ЖЕНОЙ УБИТОГО МНОЙ МАТЕМАТИКА» — тоже перспективно.

— Что ж, — вздохнула Анна. — Пойдемте.

Пограничная служба в «Айсберге», не в пример моей родине, поставлена круто: четыре вооруженных консьержа в серых треуголках неподвижно стояли по периметру вестибюля. Старший смены дотошно идентифицировал сожительницу Смит, а мне как представителю вражеского дома пришлось сдавать ДНК, снимок роговицы глаза, а также подписать четыре запретительных бумаги. Анна повела меня не к лифту, а в неприметную боковую дверь, где расстилался длинный коридор с бордовым покрытием и запахом стирки. В конце коридора мы поднялись на один лестничный пролет и попали в гулкую анфиладу помещений, окрашенных в коричневых тонах. В безмолвии проходя по пустым