Вячеслав Бакулин - Призраки и пулеметы (сборник) Страница 16

– Про… Простите. Вы мне… Мы…

– Да? – она вопросительно подняла бровь. Не засмеялась ему в лицо. Не убежала. Просто стояла и ждала, а пешеходы текли справа и слева. Ее не задевали, а Гильермо то и дело пихали в бок. Он неудобно встал. На самой середине тротуара.

– Фото… Фотографию. Сделать хотел. А вы?

– Что – я?

– Вы… – Гильермо зажмурился и до крови прикусил губу. Потом облизнулся. Кровь чуть горчила, как воздух в конце рабочей смены. – Вы не хотели бы сфотографироваться?

– Почему бы нет, – она провела ладонью по лбу, убирая выбившийся из прически волосок. – Только я спешу.

– Это не важно, совсем не важно, – Гильермо суетливо вытаскивал из сумки фотоаппарат. – Я быстро вас сфотографирую, а портрет отдам потом. Скажем, завтра. Вы согласны?

– Да.

Вспышка выстрелила белым цветом ей в лицо и осыпалась на брусчатку закопченными осколками. У этих ламп такое тонкое стекло.

А8

В лампе треснула и погасла проволочка. Гильермо беззвучно выругался. В последние дни всего не хватало, в том числе самого необходимого, – а тут еще и лампы начали лететь. Просто нет нормального трансформатора, из-за генераторов напряжение постоянно скачет, лампы мрут, как мухи. Воюют на износ, как и люди. Вот уже третий год. Ничего, подумал Гильермо. Ничего, я что-нибудь придумаю.

На белом глянце выступали черты ее лица. Такие правильные. Такие нежные. Такие…

У Гильермо защемило в груди. В памяти вдруг всплыло слово – ностальгия. Тоска по лицам без масок. По небу без смога. По ночам без канонады и взрывов. Он осторожно подхватил один из портретов за уголок – второй она получит в подарок завтра, уже завтра, подумать только! – и выбрался из-за стола.

Оттащить диван в сторону – минутное дело. Тяжелая дверь приоткрылась сразу, как только ее перестала подпирать спинка. Гильермо с облегчением вздохнул. Будь она заперта, найти в этой комнате ключ было бы невозможно.

Он потянул дверь за ручку и шагнул в темноту, широко распахнув глаза. Поправил очки, нервно протер стекла. Распахнул дверь пошире, чтобы впустить свет.

А9

На стенах висели цветные фотографии.

Пожилые мужчины в костюмах песочного цвета. С внушительным брюшком и скучным выражением лица.

Семейные портреты – из тех, где обязательно кто-то закрыл глаза, чихнул или потянул сестру за косичку.

Девушки с кружевными зонтиками – в изящных шляпках, с мечтательными улыбками и темными, как вишни, глазами.

Нарядные девочки.

Целующиеся пары.

А вот родители Гильермо кормят уток на берегу того самого пруда…

На стенах висело прошлое – десятки людей. Которые умели хмуриться, улыбаться, гримасничать, щуриться, морщить лоб и надувать губы. Которые были уместны в осеннем парке, но их совсем невозможно было представить идущими по приказу Механического Бога. Вперед.

Скорее, их души взлетели на небеса, вслед за дирижаблями в изрезанном молниями небе.

Гильермо поднял новую фотографию к глазам и долго разглядывал.

Потом сполз по стене и уселся прямо на пол, уронив карточку лицом вниз.

– Я слишком соскучился по вам, – прошептал он. – По нам. И забыл – какие мы с открытым лицом на самом деле. Я перепутал.

Лицо девушки было как будто собрано из осколков. Аккуратный шов на подбородке – искусно прилаженная нижняя челюсть. Трещины на щеках, глубокие борозды на лбу – ровно три горизонтальные полосы, темно-синие. Товарный знак завода «Трес».

Если внимательно приглядеться к прическе, то видны отдельные пучки волос, приклеенные к блестящему пластику.

Нарисованные брови. И белая, беззубая челюсть, прячущаяся внутри улыбки.

– Ты… – беззвучно проговорил Гильермо. – Ты же кукла.

Он так и заснул, скорчившись, на полу. А наутро поднялся и долго стоял, покачиваясь с пяток на носки. Потом вышел из комнаты, где жило прошлое, громко хлопнув дверью. С потолка посыпалась бетонная крошка.

– В девять утра. В парке.

А10

…Мелькнуло – белый разрыв в воздухе, высоко, цепеллин покачнулся, но продолжал плыть… В него уперся луч прожектора, застрекотал пулемет – Гильермо видел, как бьется на земле злой огонек. С дирижабля вдруг сорвалось нечто маленькое, темное… мешок с песком? Гильермо почему-то вспомнил, что в кабину аэростата кладут мешки с песком, чтобы сбрасывать их и подниматься выше… Но тут?

Маленькое и черное падало.

Пологая траектория. В следующее мгновение маленькое и черное достигло земли.

Взрыв.

Вспышка ослепила Гильермо на несколько секунд, он зажмурился, чтобы не видеть мечущихся фигурок… отблесков взрыва…

…

Она не пришла.

Гильермо сел, прислонился спиной к обгорелому стволу. Удобно, неудобно – какая разница? Механическое ощущение собственного тела. Он поднял голову – на окуляры медленно падали хлопья сажи, в следующую секунду порыв ветра – и хлопья закружились в траурном танце.

Черная обгорелая осень.

Все тело как затекшая конечность. А есть ли во мне еще живые части? Гильермо закашлялся, уронил голову на грудь.

Когда-то здесь падали желтые листья. Стоит закрыть глаза – он закрыл глаза, увидишь – он увидел: листья лежат плотным слоем, еще видишь? – еще вижу. Желтые и красные. Он моргнул. Порыв ветра, и листья осыпаются. Понимаешь? Пони… нет, не понимаю.

Зачем?

Все дело в маске. Он поднял руку, нащупал защелку. Металл холодил пальцы. Нажать и… нет, не так. Я хочу видеть.

Он поднялся, помогая себе руками. Между черных стволов поднимался зеленый, клубами, дым. Цеппелины все-таки сбросили бомбы, подумал Гильермо. Зеленый дым плыл, с виду безобидный и даже радостный. Вдруг Гильермо увидел, как сквозь дым медленно идет знакомая фигура…

Гильермо ждал. Высокий старик в пенсне неторопливо брел по парку, держа зонт на плече. «Так я и знал», – подумал Гильермо. Не настоящий. Старик – механическая игрушка.

Старик шел. Гильермо видел его аккуратный костюм, кремовый галстук и беззащитное лицо с бородкой. Ни маски. Ни респиратора.

Коричневый зонт вдруг вырвался из руки старика, ветер подхватил его и понес – кувыркаясь, зонтик влетел в крону и застрял. Ветер трепал его, с обнажившихся спиц слезала ткань. Дыра в зонтике становилась все шире.

Гильермо перевел взгляд на старика. Не может быть! Клуб бледно-зеленого дыма медленно разворачивался в воздухе над лежащим телом. В следующее мгновение Гильермо понял, что бежит – усилием воли переставляя неподатливые столбы ног. Быстрее, быстрее.

Старик умер. В блестящих открытых глазах застыл некто в черной маске.

– Да это же я, – понял Гильермо. Дрожащими пальцами стянул резину с головы, провел ладонью по лбу и снова уставился в блестящие глаза старика. Там отражалось бесчувственное кукольное лицо с покосившимся провалом рта и серыми глазами навыкате. Гильермо сел на землю и расхохотался.