Павел Амнуэль - Завещание Страница 16

     – Мою просьбу? – Сара обернулась. – Я ничего…

     – Но ведь вы пришли и говорили со мной, чтобы навести на мысль: нужно рассказать Селии о возможности душевного разлада. Вы хотели, чтобы я об этом подумал, потому что к вашим словам у Селии отношение… скажем так, принципиального недоверия. Хорошо, я это сделаю.

     – Спасибо, – спокойно сказала Сара.

     – Но если в результате Селия перепугается и не подпишет… в конце концов, собственное здоровье для нее может быть важнее двух миллионов… тогда и вы лишитесь своей части наследства. Зачем вам это? Пусть Селия сама принимает решение.

     – Я не смогу жить, – сказала Сара, – зная, что могла предупредить и не сделала этого.

     – И ради такой малости…

     – Это не малость. Это часть меня, понимаете? Так вы поговорите с Селией?

     – Вы сами только что объяснили мне, что Стив не мог подложить такую свинью, и никакой опасности не существует.

     – Я уверена в этом, – кивнула Сара. – Но я могу ошибиться. Или мог ошибиться Стив. Вы все думаете, что он непогрешим…

     – Я так никогда не думал, – запротестовал Збигнев.

     – А он был человеком со всеми достоинствами и недостатками. То есть, он был, конечно, больше, чем просто человеком, но ведь и в его мироздании можно совершать ошибки. Что если он… В общем, Селия должна знать, на что идет, когда будет принимать решение.

     – Я не стану ее пугать и объясню, что… ну, насчет свиньи тоже…

     – Конечно, – кивнула Сара. – Спокойной ночи. Завтрак у нас в восемь.

     * * *

     Проходя по коридору, Сара увидела за окном две тени – кто-то стоял на веранде, у выхода в сад, недавно взошедшая луна подсвечивала две человеческие фигуры – мужчину и женщину, они стояли близко друг к другу и, видимо, о чем-то шептались. Саре показалось, что это Ребекка с Михаэлем, но женщина была ниже ростом и полнее, конечно, это была Селия, как Сара ее сразу не узнала?

     Сара прошла мимо спальни дочери, оттуда не доносилось ни звука, но ей показалось, что она слышит тихое ровное дыхание. Спит. В своей спальне Сара открыла окно – было душно, – и услышала тихие голоса снизу, такие приглушенные и далекие, что не только слов было не разобрать, но и сами звуки казались скорее порождением легкого ветерка, прилетевшего с реки и мелкими завихрениями влетевшего в спальню. Сара не стала прислушиваться, легла в постель и почти сразу заснула.

     – Мама, – говорил, между тем, Михаэль, – я люблю Ребекку, сегодня вечером я это точно понял.

     – Ты сошел с ума? – громче, чем ей бы того хотелось, сказала Селия и посмотрела вверх, на спальни второго этажа, одно окно было распахнуто, кажется, это в комнате Сары, не хватало только, чтобы она услышала глупости, которые говорил Михаэль. – Ребекка твоя сестра!

     – Единокровная, да, ну и что?

     – Как это – ну и что? – возмутилась Селия. – Ты хочешь сказать, что Ребекка тоже…

     – Не знаю, – смущенно признался Михаэль. – Мы не говорили об этом.

     – И не будете говорить, – твердо сказала Селия. – Выбрось эту чушь из головы.

     – Ты не понимаешь, мама, – с тоской в голосе произнес Михаэль. – Ты опять меня не понимаешь. Ты меня никогда не понимала. Когда я говорил тебе, что хочу стать музыкантом, ты говорила, что это чувство гармонии, и, значит, мне суждено стать программистом… А когда я возился с кроликами, ты решила, что мое призвание – медицина. Ты всегда переиначивала мои мысли!

     – Что с тобой? – спросила Селия. – Я никогда… Ты действительно так чувствовал?

     – Конечно. Ты не знаешь – когда мне было шестнадцать… помнишь тот день… я не выходил из комнаты, ты думала, что у меня жар… у меня действительно был жар…

     – Это когда у тебя началась пневмония? Конечно, помню.

     – Жар начался потом. Не знаю… может, это была реакция организма. Я хотел повеситься.

     – Что?!

     – Повеситься, – повторил Михаэль. – Я чувствовал себя, как в цепях, даже хуже. Человек в цепях может смотреть, куда захочет, может мечтать и верить, что когда-нибудь цепи удастся сбросить, и он станет свободным. А я точно знал, что мечтать мне не о чем, все будет так, как скажешь ты. Я не мог сбежать… я пробовал, и у меня не получилось.

     – Ты пробовал… что? Убежать из дома?

     – Да. Неважно. У меня ничего не вышло. И я понял, что выход один… Точнее – два, но второй… Второй – убить тебя.

     – Михаэль!

     – Я тебя ненавидел.

     – Господи! Я же всегда…

     – Да, ты хотела, чтобы мне было хорошо. Только меня об этом никогда не спрашивала. Я ненавидел тебя, но…

     – Ты хотел убить собственную мать?

     – У меня ничего бы не вышло, я бы не смог… никогда. Оставалось одно: убить себя, потому что себя я в то время ненавидел даже больше, чем тебя. Ненавидел за то, что был слабым. Таким слабым, что даже в петлю залезть не смог себя заставить.

     – Михаэль, что ты говоришь!

     – Веревку я перекинул через перекладину… помнишь, я на ней подтягивался, ты говорила, это полезно для развития мышц… и встал на стул… тот, что стоял у кровати…

     – Господи, – бормотала Селия, – Господи, почему ты не говорил мне…

     – Я взял петлю в руки… и не смог. Понимаешь, я даже это не смог сделать, потому что думал: что скажешь ты. Я думал не о том, что ты будешь несчастна, а о том, что ты будешь злиться на меня за то, что я сделал все не так, как ты говорила. В общем, я слез со стула, спрятал веревку в школьный ранец… потом я ее выбросил в мусорный бак во дворе… и в тот день у меня начался жар.

     Селия потянулась к сыну, он был выше нее на голову, и ей пришлось встать на цыпочки, чтобы поцеловать Михаэля в щеку, она хотела в лоб, но не получилось. Михаэль отпрянул, оттолкнул мать, Селия пошатнулась и, возможно, упала бы, если бы не ухватилась за одну из пластиковых колонн перед входом.

     – Не надо, – глухо сказал Михаэль, – не надо меня целовать. Мне двадцать пять лет, из-за твоих поцелуев я так и не стал мужчиной. Хватит. Я люблю Ребекку, и с этим ты ничего не сможешь поделать.

     – Ты хочешь жениться на собственной сестре? Ты действительно сошел с ума?

     – Нет… Не знаю. Я люблю ее.

     – Конечно. Как брат.

     – Это другое… Не могу объяснить. И еще. Когда я получу то, что оставил мне отец, то брошу эту проклятую работу и… нет, я не скажу тебе, что буду делать, а то ведь ты… Но теперь я поступлю так, как хочу я, а не так, как хочешь ты. С этим покончено.

     – Да? – холодно произнесла Селия, отступив на шаг. – Я никогда не допускала, чтобы ты делал глупости.