Дни Стужи (СИ) - Макаренков Максим "bort1412" Страница 17

— Ты это тоже чувствуешь? — спросил он друга.

Вязальщик тихо, словно большой кот, ходил вокруг кресла, подрагивая ноздрями, словно обнюхивая воздух.

— Чую, конечно, — тихо ответил он, наклоняясь к затылку покойника.

— Что чувствуете? — спросил Владимир, подходя ближе. Иван на вопрос внимания не обратил, продолжив водить над телом своей тонкой тростью. Затем, словно очнувшись, глянул на инока.

— А скажите-ка мне, молодой человек, нас вы зачем притащили? Что, у Особого приказа ведунов нет?

— Вот только не надо мне говорить о том, что это все бесовское, — предупреждающе поднял он руку, глядя на инока. — Я, как Стас, в порубежниках не служил, но что и как делается, знаю хорошо.

— Да я и не думал, — впервые улыбнулся Владимир, оглядываясь на товарища. — Отчего же не привлекли?

— Оп-па, вот и приплыли, — прокомментировал Стас, переглянувшись с напарником. — А мы ведь вас, ребятки, не п о ч у я л и сразу. Закрывают вас или обереги какие?

Иноки сохраняли все ту же бесстрастность.

— По-разному бывает, — помедлив, ответил Владимир. Товарищ его оказался на редкость немногословным. Он задумчиво бродил по комнате, время от времени прикасаясь стенам, углам столов, мелким безделушкам, стоявшим на открытых полках.

Светловолосый Григорий, все так же призраком маячивший за спинами, неожиданно подал голос:

— Вот тут было что-то. Сейчас нет.

Он стоял возле низенького столика на гнутых ножках в виде львиных лап и водил рукой в тонкой кожаной перчатке с серебряными вставками. Иван бросил через плечо:

— Я знаю. А еще — там, как возле трупа, мороз. Подойди да сравни.

Инок так и сделал. Молча кивнул и вернулся к напарнику.

— А теперь давайте-ка на воздух выйдем, — подытожил Иван, — а то здесь больно неуютно. Воздухом подышим да поговорим.

Казалось, прошло столько времени, что на дворе должна сгущаться вечерняя тьма. Однако вовсю светило солнце, доносился с улицы ребячий гомон, и сладко пахло снегом.

Остро глянув на иноков, Стас спросил:

— Почему майору не сказали о том, что покойника не просто убили?

Неожиданно отозвался молчаливый Григорий:

— А вы отчего промолчали?

Стас крякнул.

— Уел. Вроде как. Но я теперь о вас много нового знаю. К примеру, что полиции вы в этом деле совсем не доверяете и будете своё расследование вести. Так?

Иноки молчали — воздухом дышали.

— Вот и ладненько, — взяв Стаса под руку, Иван потащил его к сбившимся в плотную кучу порубежникам и полицейским. — Идём. С господином майором переговорим, да подумаем, как нам пользу родной полиции принести.

Впрочем, остановился Иван в нескольких шагах от полицейских, и дождался, когда к ним подойдёт Хацкий. Глянул на кашляющего майора и коротко спросил:

— А все-таки, купец-то где?

Майор еще сильнее закашлялся, снова полез за платком. Ведуны и иноки равнодушно молчали. Ждали.

— Нет его.

— Как это — нет? — с интересом спросил Стас. — Ладно, здесь нет. А где он тогда есть?

— Никто пока не знает, — пожал плечами Хацкий, — у семьи не объявлялся, знакомых агенты обошли, в известных адресах тоже не показывался. Такая вот загадка, господа.

— А Акимыча, приказчика его, спрашивали?

— И Акимыча этого тоже нет, — сбиваясь на хрип, ответил Хацкий. — Ни здесь нет, ни дома тоже нет, что любопытно. Первым делом за ним послал, как только прибыли да поняли, что в число убитых он не входит.

— Интересно, — почесал в затылке Стас, — а нам вы об этом когда сказать собирались, господин майор?

Хацкий предпочел сделать вид, что не услышал вопрос. Коротко поклонившись, он вернулся к сослуживцам.

— Что, парни, интересно девки пляшут? По четыре бабы в ряд! — подмигнул инокам Иван, и, хлопнув друга по плечу, скомандовал, — Идём, идём. Пора покинуть эту юдоль скорби.

И только выйдя за ворота, спросил друга:

— Ты узнал тех двоих, с которыми Хацкий беседовал?

Стас кивнул:

— Конечно. Они вчера стрелка вязали.

— Вот-вот. Иноки не верят полиции, порубежники не доверяют инокам, Хацкий ведет какую-то свою ишгру…Все это очень дурно пахнет.

Глава 5. Дрянное дело

Не доверяя ни полиции, ни Особому Приказу, напарники сами дотопали до Акимычева домишки, что прятался среди брошенных каменных громадин старых многоэтажек. Походили, похрустели снегом, чтоб соседей не напугать, покричали через заборы. Никто ничего не знал, не видел, не слышал.

После смерти жены бездетный Акимыч жил бобылём, с соседями особо не общался, так что, когда он в последний раз появлялся дома, никто не знал.

Дом стоял выстуженный, но это был обычный холод нетопленого жилища, без той неживой стужи, что оставила свой след в доме Столярова. Пыли не было, вещи — в строгом порядке, каждая на своём месте. Ведуны постояли, послушали верхним чутьём, переглянулись — нет, ничего необычного. Просто вышел человек, и пока не вернулся. И той безнадёги, что ощущалась в жилище Стеклянного Деда тоже не учуяли. Это было и не хорошо, и не плохо — худое с приказчиком могло произойти в любом случае, просто, где-то в другом месте. Конечно, настораживало, что пропал он одновременно с купцом и его семьей. Но — в доме никаких зацепок, значит, надо идти дальше.

В оставшееся время прошлись по знакомым купцам, которым не раз оказывали всякие услуги, осторожно, как бы между делом, расспрашивали о Петре Фаддеиче, не видел ли кто, не слышал ли, куда собирался. Осведомились и об Акимыче.

Если кто спрашивал в ответ, уточняли, мол, давеча приказчик заезжал, говорил, что дело для них есть, вот и хотели встретиться, да все никак дома не застанем. Наблюдали, как расходится весть об убийстве в доме купца, присматривались, кто как отзовётся. Ахи, охи, тревога — купец был не последним человеком на Москве. А кое-где и плохо скрываемая радость — конкурентов у Петра Фаддеича хватало. Но толком никто ничего не знал, да и без толку — тоже. Судили, рядили, да гадали. Узнав о том, что вся семья исчезла кто креститься начинал, кто знаки-обереги сотворял. Словом, все отзывались так, как и должны в таких случаях откликаться люди. А друзья все гадали, есть ли среди тех, с кем они встретились те, о ком Столяров рассказывал. Мол, кто-то сам от тайных дел отошел. Но никто открыто, ничего не говорил, а по косвенным признакам понять не удалось.

Домой вернулись только глубоким вечером.

Скинули в прихожей шубы и молча разошлись по комнатам. Одновременно вышли в гостиную-мастерскую и закурили. Стас колдовал у плиты, где уютно посвистывал чайник. Вскоре по комнате поплыл легкий травяной дух.

— Снова отварами потчевать будешь? — усмехнулся вязальщик, усаживаясь в любимое продавленное кресло.

Стас уже протягивал кружку:

— На. И давай, говори, что думаешь.

— А что тут думать, — отхлебнул обжигающего травяного чая Иван и одобрительно поднял бровь. Так вот, сам ты все понимаешь — дело дрянь. И одно дрянь, и второе — еще дряннее выходит.

— Скажи то, чего я не понимаю.

Иван покачал головой,

— Не скажу. Сам мало что соображаю, понимаю только, что мы теперь на прицеле у всех подряд, причем, кого больше опасаться — Хацкого этого, мальчиков-иноков, или архаровцев Хасана, я даже не знаю. Давай по полочкам разложим. Загорцева этого, бедолагу, не просто так убили, а послание оставили. Вот, мол, смотрите, что мы можем. Дом Столярова выбрали тоже не просто так, показали, в чьи дела лезть не надо. Убивали так, чтоб промашки никак не вышло, ни в каком раскладе, с размахом, можно сказать, мероприятие обставили. Правда, раз послание, значит, есть вероятность, что купец жив. Может, и семья его тоже. Плохо то, что они уже особо не таятся, значит у них всё готово, и скоро случится то, чего так боялся Столяров. А мы с тобой до сих пор ни черта не знаем, и не понимаем. Кроме того, что в деле этом странностей выше крыши.

— Да вся эта история одна большая и очень поганая странность, — Стас одним длинным глотком допил то, что оставалось в кружке и тут же наполнил ее снова. — Вот, смотри. Начинается все с убийства Говоруна. Убивают его демонстративно, но так, чтобы представить это, как убийство из ревности. Ты, правда, думаешь, что купец наш и те, кто с ним раньше копал, хоть на миг в это поверили? Или что в такую загогулину поверили в полиции?