Тайна черного леса (СИ) - Невестина Ксюра Страница 17

Под барьером светлых магов находится провал в пространстве, – сообщил дедушка Марус. – Он выходит на территории другого государства. Союзного, как я думал.

– Мы все думали, но нельзя делать поспешные выводы, – оборвал дядя Шайн. – Это могут быть преступники и не обязательно с их стороны.

– Хочешь сказать наши маги Предела свихнулись? У кого, как не у них, доступ к провалу? Доступ к Черному Лесу и к магии подавления Черного Леса.

– Могут ли ваши слова включать, что кто-то экспериментировал не только над имитаторами, но и над чернолесской нечистью? Во время испытания мы пытались найти хоть кого-то, но так и не нашли никого. Они словно под землей в глубоких норах попрятались. И это нечисть! Злая, голодная нечисть!

Минута молчания ознаменовала нашу всеобщую беспомощность что-то изменить. И полное непонимание, что в этом мире творило зло.

6

В центральном госпитале начался переполох, когда мы принесли Фиал Духа и вызвали маминых и дедушки Маруса общих знакомых-некромантов с третьим уровнем магии. Истлевающая душа Ноя была на грани жизни и смерти, и если бы мы не нашли ее сегодня, то произошло бы непоправимое.

Непоправимое может произойти в любой момент. Душа Ноя слишком слаба, и шансы на успешное сцепление с физическим телом крайне малы. Дядя Шайн вызвал родителей по срочной связи, и мы ждали их появления в коридоре госпиталя, пока шла по-настоящему ювелирная некромантская работа.

Мама без всякого стыда сидела на коленях у дяди Шайна и обнимала его, уткнувшись носом ему в шею. Она не была похожа на женщину, страдающую в ненавистных отношениях, и я почувствовала себя конченной дурой. Вместо того чтобы спросить у мамы, как она на самом деле относится к дяде Шайну и для чего ночует с ним в одной спальне, я придумала историю сама и сама же ненавидела себя за придуманные страдания.

Я поговорю с мамой завтра. Обязательно. Я должна узнать правду из ее уст. Она ведь не соврет мне, правда? Мама ведь тогда не врала мне ни разу, а я... она так обиделась на меня, когда поймала на лжи. Так стыдно. Я обязательно поговорю с ней завтра. Обязательно.

Не то чтобы я чувствовала, что зря заварила кашу с поиском души Ноя. Я сделала все правильно. Но теперь замуж за него я не пойду, если у мамы с дядей Шайном все по взаимному согласию. Ну и что, что он на четырнадцать лет младше нее? Это его проблемы, а не мои. А родители его вроде бы к невестам только силовой ценз примеряют. Остальное неважно. Вроде бы Ной упоминал о чем-то таком.

– Шайн!

Примчались его родители, и мы с дедушкой Марусом отошли в сторонку. Мама осталась сидеть на коленях у дяди Шайна, не разжимая крепких объятий. Она разве что выпрямилась и обернулась, чтобы поздороваться с его родителями. Кажется, они были знакомы.

Мы с дедушкой ушли в буфет на первом этаже. Рано утром перед рассветом буфет был все еще закрыт, но само помещение не запиралось, и мы смогли расположиться с комфортом. Из поясной сумки я достала флягу с питьевой водой и карамельки ассорти. Дедушка Марус усмехнулся.

– Твоя мама тоже таскает с собой все, что влезет в сумку. Раньше, до всех этих современных сумок с увеличенным пространством, она таскала за собой огромный рюкзак. Над ней смеялись и называли ненормальной. А этот рюкзак потом спасал жизни.

– Ты ведь учил маму, правда? Я правильно понимаю? И бабушка сказала, что вы сначала учились вместе, а потом служили лет пять.

Дедушка Марус кивнул.

– Навэйя закончила службу, когда забеременела Канной. Я удивился, когда почувствовал ее присутствие в твоем талисмане.

– Бабушка сказала, что поможет мне спасти Ноя. Ей нужно было тело, чтобы осмотреть его... но это не пригодилось. Она диагностировала потерю души, стоило только взглянуть на него. Потом я сама попросила, чтобы она подстраховала меня, если я не справлюсь с ритуалом. Но я справилась.

– Я никогда не воспринимал Навэйю, как она того заслуживала. Талантливая гордячка с сомнительной системой ценностей. Но я рад, что она любила тебя и Канну, пока была жива.

– Она и сейчас любит и меня, и маму. Так ты начал говорить о маме. Какой она была раньше?

– Такой же. Раньше ее часто приглашали курировать совместные летние учения у некромантов и боевиков.

Странно, я не помнила ничего об этом. Летние учения обычно продолжаются полтора-два месяца, но мама никогда не уезжала надолго из дома. Две-три недели бывало. Пару раз уезжала на месяц, но не на полтора-два.

– Вижу сомнение на твоем лице, – горько усмехнулся дедушка Марус. – Ты тогда еще была маленькая. И мой непутевый сын с вами жил в провинции. Шайну Термфарону было девятнадцать лет. Ей тридцать три. Когда я заметил, как он пытался ухаживать за Канной, я взбесился и уволил с запретом работать куратором безвременно. Она сильно потеряла в деньгах тогда и уехала с позором. Шайн возненавидел меня и пообещал стать ректором и сместить меня с должности. В гневе он забыл, что я некромант, а он боевик.

Теперь я рассмеялась, разворачивая шуршащий фантик карамельки. Поведение дяди Шайна в рассказе дедушки Маруса было очень похоже на Ноя. Ему даже Черный Лес и ворочание двухсот трупов не помешало приударить за мной. Если бы я отказала ему тогда, думаю, он был бы расстроен не менее эмоционально.

– Прошло столько лет, – продолжил дедушка Марус рассказ. – Шайн стал моим со-ректором со скандалом сместив предшественника. А последние два года метался по столице, нарабатывая связи и в Совете, и в некромантских верхах. Из-за него Канну так часто вызывали в столицу. Я смеялся над ним и его упорством. Теперь уже ему тридцать три, а ей – сорок семь. И что я вижу? Он-таки добился своего! Пару месяцев уже вместе живут.

Я плакала и не могла остановить поток слез. Я должна была сразу начистоту поговорить с мамой и спросить, почему она выбрала именно дядю Шайна, а не кого-то другого. Я думала, потому что с ним было легче всего. Он и богат, и сам влюблен. А я понятия не имела, что между ними на самом деле происходило. Я понятия не имела, что они знакомы уже полтора десятка лет. И я хотела все испортить?

– Ну же, Алев, не плачь. История вроде даже смешная. Хотя местами грустная. Мне, наверное, стоит попросить прощения у Канны. Если кто и был виноват в совращении тогда, то Шайн, а не она. И запрет на работу куратором тоже надо отменить. Я ж зол почему был. Она ведь была женой какого-никакого, но моего сына. А тут за ней студент хвостиком бегает. Я даже разбираться не стал.

– Обязательно извинись, – попросила я сквозь слезы. – Я тоже извинюсь. Все эти месяцы я ненавидела себя. Думала, что мама теперь с ним из-за меня, потому что не может обеспечить. Из-за денег она не смогла сразу отправить меня в столичную академию, и я попала в беду. Я во всем винила себя, а она... она признала, что не справляется с ответственностью и разделила ее с человеком, которому она была дорога и сама, наверное, чувствует к нему не меньшее. Но... права я или нет... может сказать только мама.

Мы с дедушкой Марусом еще долго сидели в пустом зале буфета до самого рассвета и обсуждали всякие глупости. Он рассказывал мне про молодость бабушки, про маму в годы ее учебы и про дядю Шайна. Я много смеялась, невольно сравнивая его с Ноем, и находила много общего у братьев. Этим утром я была по-настоящему счастлива.

***

Буфет открылся в восемь утра, и к нам с дедушкой Марусом присоединилась вся наша компания, включая родителей дяди Шайна. Он нежно обнимал маму за талию, и стыд залил меня с новой силой. Я не имела права решать за маму и разрушать ее отношения. Вдруг они настоящие? Я так привыкла, что мама принадлежала только мне и работе, что появление четвертого звена в нашем треугольнике считала вопиющей несправедливостью.

– Алев, Брагон, – обратилась к нам госпожа Термфарон, – присоединяйтесь к нам. Ваш столик слишком маленький для нас всех.

Меня позвали по имени, что я посчитала хорошим знаком. То есть нахлебницами и меня, и маму скорее всего не назовут и гнобить не будут. Я боялась этого больше всего, хотя вроде бы с таким дедушкой, как дедушка Марус Брагон, претензий ко мне никаких быть не может, правильно?