Демоны брельского двора - Инна Мар Страница 17

…Ведь не убивал же Сид свою жену, хотя даже будь это и так, танна Камилла не смогла бы его за это осудить. Танна Рохас была в высшей степени несносной женщиной. Она не разделяла общепринятого в аристократических кругах взгляда на брак, как на союз ради рождения наследников и укрепления собственного благополучия и положения в обществе, и словно обычная лавочница досаждала мужу своей любовью и ревностью, нимало не смущаясь отсутствием какого-либо повода – до Камиллы никаких любовниц у Меченого не было (по крайней мере, при дворе). Она вспомнила их первую встречу – он выглядел совершенно потрясенным, словно с небес ему спустился ангел, а от его взгляда могла бы раскалиться и треснуть даже каменная статуя, не то, что Камилла, истомившаяся в провинции и готовая вспыхнуть от любой искры. Через несколько дней она полыхала вовсю – в охотничьем домике, в павильонах, беседках, в тайных комнатах дворца, специально для этого и спроектированных, и даже в спальне королевы.

После этого жена его стала совершенно невыносимой: она грозила разводом, однако не переставала следить за ними и устраивать безобразные сцены. Камилла даже подумывала о том, чтобы ее отравить, однако все же решила, что игра не стоит свеч. Сид обещал, что жена больше не будет ей досаждать. Конечно, втайне она мечтала выйти замуж за него, и даже их неравенство со временем перестало ее волновать, однако оставался еще и муж Камиллы, и можно было даже не надеяться, что он войдет в положение и покинет этот мир в качестве жеста доброй воли. По правде сказать, танна Камилла рассматривала возможность отравить и его, однако это было, во-первых, чересчур опасно, во-вторых, недостойно имени ее предков, и в конце концов, ей было его жаль, не чужой все же человек. Подсчитав количество своих врагов и просто мешавших ей людей, которым спасло жизнь ее благородство и добросердечие, танна Камилла ощутила законную гордость за себя.

К счастью, танна Сорина очень удачно запуталась в платье и свалилась с лестницы, и они с Сидом зажили спокойно – до недавнего времени.

Его носило неизвестно где больше двух месяцев, и по возвращении он даже не счел нужным толком ничего ей объяснить, отделавшись туманными общими фразами о тайном и страшно важном поручении короля. Камилла кипела, как оставленная нерадивой хозяйкой кастрюля с супом, однако помня о тщетности прошлых попыток устрашить негодяя немилостью или воззвать к его совести (ввиду ее полного отсутствия), она предпочла излить свою ярость иным способом: наябедничала Сиду на изменника Дамиани, после чего обрушилась на проходимку Эртега:

– Подумать только, поначалу я, как и все при дворе, считала ее простушкой, – она разразилась длинной обвинительной речью, в которой были тщательно перечислены все военные преступления захватчицы и узурпаторши. Охваченная негодованием, она уже практически забыла о присутствии любовника: – А в последнее время она словно нарочно пытается лишить меня всех моих…друзей, – она немного запнулась, ведь не упоминать же в присутствии Сида про поклонников. Впрочем, к ее друзьям все вышесказанное относилось в равной мере. Вспомнив об этом, она совершенно вышла из себя: – Предатели проклятые! А ведь они наперебой уверяли меня, что я красивее ее!

– А что еще они могли тебе сказать? – пожал плечами Меченый.

Это было последней каплей. Она взвилась, как от удара кнутом.

– Стало быть, вы полагаете, что она красивее меня? Раз она вам так нравится, можете идти к ней, я вас не держу – произнесла она ледяным тоном.

За то время, что они были вместе, ей практически ни разу ни удалось с ним поссориться: мерзавец либо начинал ее целовать, и они оказывались в постели, либо, ни произнеся ни слова, он забирал свою шпагу и ретировался. На этот раз он выбрал последнее. На пороге он задержался, чтобы сказать ей:

– Не ссорься ты с этой девкой, Камилла, она тебе не по зубам, – в его голосе звучало искреннее беспокойство, отчего она умилилась, но, разумеется, виду не подала, гордо вскинув голову, – чего ты вообще на нее взъелась?

Глядя на закрывшуюся за любовником дверь, она вдруг задумалась о причинах своей ненависти к Эртеге, но так и не смогла отдать себе в них полный отчет. Дело было не в зависти или ревности: звезды зажигались и гасли на небосклоне брельского двора каждый день, Камилла научилась относиться к этому философски. Та же непонятно откуда взявшаяся жена Нелу при всей своей красоте и нарастающей популярности не вызывала у нее никаких дурных чувств, она даже питала к ней некоторую (довольно умеренную, впрочем) симпатию. Однако Далия Эртега была особым случаем: Камилла прониклась к ней неприязнью, перешедшей в ненависть с самого первого мига, как будто чувствуя в ней какую-то смутную и необъяснимую угрозу всему своему существованию.

И вот не прошло и дня с этого злосчастного разговора, как ей сообщили, что Меченый дрался на дуэли с Дамиани из-за проклятой Эртега (о, это уже четвертая дуэль, в восторге закатывали глаза доброжелатели) и был заключен в Пратт! Ничего, она вырвет этой кобре все ее ядовитые зубы, клятвенно пообещала себе Камилла.

Карета альды Монтеро остановилась у особняка на улице Ферери. Через несколько минут к ней подошел дворецкий в лиловой ливрее, и молча поклонился и отдал конверт, скрепленный красной печатью.

Она обратила внимание на бурную деятельность внутри обычно погруженного в молчание особняка. Из окон раздавались веселые голоса и виднелись силуэты сновавших туда-сюда слуг. Навстречу ехала телега с бочками воды, свернувшая к черному входу. Дворецкий проследил за ее удивленным взглядом и произнес.

– Принц возвращается на следующей неделе, – после чего еще раз поклонился и вернулся в дом. Карета тронулась, и Камилла уставилась на письмо. Она провела пальцами по печати и подумала, что стоит немного подержать ее над паром, и она послушно отклеится. Некоторых вещей лучше не знать, она была достаточно опытна, чтобы усвоить это, но с каждым разом письма искушали ее все сильнее.

Проезжая мимо площади, Камилла увидела столпотворение вокруг старухи, каким-то образом забравшейся на постамент памятника Телю-завоевателю. Она велела кучеру остановиться и сходить узнать, в чем дело. Через несколько минут тот вернулся и доложил, что