Надежда Попова - Природа зверя Страница 17

– Боюсь, я и сам буду в том же льду, – возразил Курт уже серьезно, оглядываясь вокруг. – Начинает смеркаться; через час-полтора при такой погоде настанет полная мгла, если ненароком собьемся с дороги, заплутаем вконец. И теперь-то ее уже почти не видно. Вскоре придется остановиться. Или – если прибавим шагу, до темноты можем успеть вернуться.

– Надеешься, что те милые люди таки развели костер и дадут погреться?

– Забавно будет увидеть физиономию старосты при моем повторном явлении.

– Ты асоциален, – уверенно сообщил помощник, поморщась, когда ушибленная нога неловко шевельнулась в стремени; Курт отмахнулся:

– Наглая ложь. Я душа компании… Мы возвратимся. Если в ближайшее время не подвернется еще одна деревушка или, на худой конец, какое-никакое природное укрытие для ночлега. Я свято чту твое душевное равновесие, но придется потерпеть угрюмые рожи и косые взгляды ради возможности пережить ночь, не окоченев до утра. Еще полчаса, – приговорил он в ответ на кислую мину. – И возвращаемся.

Бруно не ответил, лишь вздохнув и попытавшись заставить коня шагать быстрее. Жеребец косился на седока через плечо, точно удивляясь тому, что не последовало праведной кары за столь своенравное поведение, и нервно прядал ушами, отфыркиваясь от летящих в морду снежинок. Снежинки оседали на гривах, на упряжи, смерзаясь от дыхания на ресницах и слепя, и когда в густеющих сумерках замелькали сквозь крапчато-белую пелену бледные огоньки, Курт поначалу счел это обманом зрения, мнимыми искорками в утомившихся за день глазах, не сразу поняв, что видит освещенные окна в темной туше какого-то строения чуть в стороне от тракта.

– Господь услышал твои молитвы, – заметил Курт, подстегнув жеребца, и без того зашагавшего бодрей при виде близящегося окончания пути.

Глава 1

Одинокий трактир, столь уместно угодивший навстречу, был точно облеплен белой мукой по всем карнизам и крыше, и назначение его постигалось по пустующей коновязи, отсутствию ограды и вывеске над дверью, где за примерзшим к ней снегом угадывалось изображение кровати, выполненное тремя жирными штрихами, и стоящей на ней кружки.

Нутро небольшого зальчика было охвачено полумглой; мрак озарял подрагивающий огонь светильников, водруженных на столы и стойку, и большое алое пятно света, порожденное полыхающим почти в полную силу очагом. От внезапного тепла, обнявшего со всех сторон, закружилась голова и уже через два мгновения бросило в жар; Курт торопливо расстегнулся, срываясь с крючков оледеневшими, почти ничего не чувствующими пальцами, и сбросил капюшон на спину, оросив порог снегом. Помощник, на ходу распахивая полы фельдрока, прихрамывая, прошел к ближайшему от очага столу, бросил на пол сумку и обессиленно уселся, блаженно вытянув ноги.

– Только рискни попенять, – предупредил он тихо, когда Курт, неспешно приблизясь, отошел к самому дальнему краю скамьи, косясь в очаг с недовольством. – Я промерз до самой печенки и с места не сдвинусь ради потакания твоим фобиям.

– Как нога? – не ответив, справился он; Бруно отмахнулся:

– Побаливает.

– Хорошо, – мстительно усмехнулся Курт.

На то, как новый постоялец, гремя оружием, усаживается на скамью, владелец придорожного заведения взглянул привычно и равнодушно, и когда, подойдя, осведомился о желаниях прибывших, в голосе не звучало ни настороженности, ни враждебности, из чего Курт сделал вывод, что на посещаемость тот не жалуется и навидался всякого.

– Комнаты свободные имеются? – уточнил он; владелец махнул рукой к потолку:

– Свободны, господа, почти все. Немного сегодня народу – тракт пустует; кто застрял здесь в непогоду, только те и есть. Изволите снять?

– Одну. И у нас кони снаружи. Хотелось бы, чтоб, собравшись уезжать, мы не обнаружили вместо них ледяные статуи.

– Не тревожьтесь, – улыбнулся трактирщик, кивнув в сторону, где у порога, тщательно заворачиваясь в тяжелую шубу, перетаптывался молодой парень с обветренными покрасневшими щеками. – Мой сын Вольф. Он все устроит в лучшем виде… Меня зовут Альфред Велле, я здесь владелец и за все отвечаю; если же будут жалобы или пожелания касательно трапезы, моя супруга Берта будет рада вам угодить. Имея в виду погоду и ваш крайне утомленный и озябший вид, господа, могу предложить для начала наваристой мясной похлебки – как нарочно для вас, минуту назад снятой с огня.

– Первое пожелание касательно трапезы, – возразил Бруно. – Без мяса. Жареного, вареного – какого угодно и в каком угодно виде.

– Как угодно, – ни на миг не запнувшись, кивнул Велле, и Курт торопливо вскинул руку:

– Меня это не касается, имей это в виду и не забудь или не спутай, не то он со своими обетами оставит меня голодным. Я, пожалуй, от твоего предложения не откажусь. И от мяса тоже – желательно с перцем и желательно покрепче.

– А как насчет, в самом деле, чего покрепче?

– И покрепче тоже, – кивнул Курт, выпрастываясь из рукавов. – Не помешает.

– Занятный мужичок, – определил помощник, глядя вслед удалившемуся владельцу. – И, заметь, его не учили десять лет в академии, не экзаменовали с пристрастием, и он не служил шесть лет следователем, но, тем не менее, типы людские различает сходу. Никаких претензий, косых взглядов и требований заплатить вперед. Он уже точно знает, что мы заплатим, что блюда будем выбирать по желанию, а не по цене, что не станем крушить мебель или резать его ночью, хотя видел нас меньше минуты.

– Наверняка его подкупила твоя постная физиономия. И постные желания. Быть может, он даже узрел нимб над твоей головой.

– Быть может, именно в его сиянии он и не разглядел рогов на твоей.

– Как это недостойно служителя Господнего, – укоряюще вздохнул Курт, бросив фельдрок на скамью подле себя. – Смотри – пожалуюсь отцу Бенедикту на твою гордыню и попрание заповедей, и вылетишь ты обратно в миряне, огребя вящее порицание и пущее осуждение.

– Не надоело? – поинтересовался Бруно с искренним любопытством. – Два года прошло, и по пальцам могу перечесть дни, когда ты не отпускал как правило плоскую остроту в мою сторону.

– Два года и четыре месяца.

– Ты их что же – подсчитываешь?

– Ты принял постриг во вторую годовщину завершения Хамельнского дела, – уже серьезно отозвался Курт, мимовольно скосив взгляд на деревянные четки, перевешенные через свое запястье. – А тот день я до смерти не забуду. Вижу, не забыл и ты; не станешь же ты отрицать, что именно отец Юрген и подви2 г тебя принять это решение окончательно?

– Тебе пришло в голову задать этот вопрос только спустя два года?.. – усмехнулся помощник снисходительно. – Отрицать не стану. Ни к чему.