Игорь Шенгальц - Охотник Страница 17

– Баст! – позвал его Ренджи. – Ты что там делаешь? Иди сюда!

Похоронили Вика без лишних слов и эмоций, только у Ласточки дрожал подбородок от горя, она сдерживалась изо всех сил, но все же разревелась. Отец жестом услал ее в дом. Девочка убежала и там наревелась вволю.

Мужчины, а Баст тоже теперь стал одним из них, хотел он того или нет, стояли вокруг могилы. Ночную тишину нарушали лишь звуки леса, такого родного, привычного, ставшего последним приютом Вику.

Его укутали в большой кусок ткани и аккуратно спустили вниз. Кинули по горсти земли, а потом Дастин заработал лопатой. Седой неотрывно смотрел, как хоронят его сына, до тех пор, пока яму не засыпали. А потом положил сверху любимый топор Вика и ушел в лес, даже не оглянувшись.

Братья остались одни. Баст никак не мог поверить в реальность происходящего. Все происходило будто во сне. Весь этот долгий день, о котором он мечтал и который лучше бы никогда не наступал.

А вот Дастин и Ренджи после ухода отца выразили полную волю чувствам.

– Убить их! Отомстим! – яростно воскликнул Дастин. Баст его таким еще никогда не видел. Впрочем, он сегодня впервые наблюдал братьев в деле. Может быть, обычно он так себя и вел.

– Согласен, – угрюмо кивнул Ренджи. – Я готов! Железо, пуля или веревка?

– Веревка, – выбрал Дастин. – Они не достойны иного. Из-за них погиб Вик!

Внезапно Баст вспомнил слова женщины-аристократки: «Вы сами убили его!» В глубине души он соглашался с ней. Кто выходит ночью на дорогу, должен быть готов однажды не вернуться домой.

– Повесим мерзавок! Отец будет доволен!

– Нет! – Баст даже сам удивился своему крику. – Так нельзя, это же всего-навсего женщина и маленькая девочка! Не они убили Вика… – он проглотил продолжение фразы, братья бы его не поняли. – Мы уже отомстили. Мы убили их мужчин…

– Этого мало! – кровожадно возразил Ренджи. – Мы уничтожим все их семейство до последнего человека! А ты, малец, если не хочешь на это смотреть, иди в дом к Ласточке, заодно успокой ее, а то даже отсюда слышны рыдания.

– Я никуда не пойду! – Баст проявил неожиданную для самого себя стойкость. Какое ему дело до пленниц? Живы они или будут болтаться на ближайшем дереве?.. – Я не согласен!

– Да тебя никто и не спрашивает, – внезапно разъярился Ренджи. – Ступай в дом, кому сказал!

– Нет! Давайте хотя бы дождемся отца! Вдруг у него на их счет свои соображения?

– А вот сейчас он прав, – заметил Дастин. – Отца стоит подождать. Тогда и решим их судьбу.

– Но… – начал было Ренджи и тут же махнул рукой, соглашаясь. – А, ладно, пусть так и будет. Подарим им еще несколько часов. Пусть ценят!

Старшие братья ушли в дом, а Баст остался на улице. К яме с пленницами он не подходил, хватит и того, что он для них уже сделал. Вода и несколько часов жизни – многие не имеют и этого перед кончиной. В том, что пленницы сегодня умрут, Баст не сомневался. Отец никогда в жизни не оставит без отмщения гибель сына, тем более что виновные в этом находятся в его руках. Слишком изменила Седого смерть жены, он стал холоден сердцем, безжалостен и, главное, для него перестало играть роль, кто перед ним: мужчина, женщина, ребенок… главное, что это был аристократ, а они все достойны смерти, так говорил он много раз!..

Баст сидел пару часов на сырой земле, у свежей могилы, и думал. Отец все не возвращался, братья в доме громко кричали – пили, наверное, поминая Вика. Чья-то маленькая тень отделилась от дома, приблизившись. Ласточка.

– Бастик, пойдем в дом!

– Ты иди, я побуду тут, – он совсем продрог, но возвращаться в тепло не хотел. Словно этим он предал бы Вика, который теперь обречен лежать здесь и в зной, и в холод.

– Я видела, кто там в яме сидит, – после некоторой паузы продолжила она. – Там девочка и ее мама. Девочка совсем, как я, только она беленькая, а я черненькая!

Баст, до этого момента не обращавший внимания на внешность пленницы – он помнил только ее неотрывный взгляд и белоснежные банты, – признал:

– Ну и что? Все люди разные. У нее волосы светлые, а у тебя – темные. У ее матери тоже светлые.

– А у нашей мамы какие были? – тихо спросила Ласточка. Расспрашивать о матери она любила, вот только ей редко отвечали, слишком тяжела была боль утраты.

– Ты же знаешь – тоже темные и длинные, совсем как у тебя.

– Она была очень красивая?

– Очень! Когда ты вырастешь, станешь такой же, а может быть, даже красивее!

– Никто не может быть красивее нашей мамы, ты что?! – возмутилась девочка. – Но если я хотя бы вполовину буду такой, как она – это будет счастье! – и вдруг, без перехода, добавила: – Давай их отпустим, а, Бастик?

Он отшатнулся в сторону. Одно дело пожалеть пленниц, дав им воды, и совсем иное – пойти против семьи, против отца и братьев, и дать свободу дочке и матери. Он вдруг честно признался себе, что, будь он тут один, то отпустил бы их. Все равно, виноваты они или нет в смерти Вика. Да, может быть, они подначивали стрелка там, в карете, направляя его руку перед выстрелом, пусть! Убийца уже получил свое…

– Нет, ты что, отец рассердится!

– Посердится и перестанет, – не отставала Ласточка, – они ему не нужны! Он просто очень расстроился… за Вика…

Она иногда рассуждала совсем как взрослая. Но Баст все равно не соглашался. Нельзя так, это же все равно как… предать семью… С другой стороны, заслужили ли пленницы той участи, что их непременно ждет? Нет. Они – женщины: одна большая, другая еще маленькая, но всего лишь женщины.

– Нет, – отмахнулся он, – нет, и не проси! Я просто не могу!..

– А наша мама их бы отпустила, – тихо произнесла девочка. – Она была добрая…

– Такие, как они, и убили нашу маму, – зло ответил Баст. – Может быть, тот человек был их знакомый, с которым они распивают вино по вечерам, а потом танцуют до утра! Тебе откуда знать?

– Мама все равно отпустила бы! – упрямо повторила Ласточка. – Я знаю, я чувствую!

Что он мог ей ответить? Крикнуть в сердцах, что она уже позабыла, какова была мать? Напомнить, что та и отругать могла, и отшлепать за провинность? Он-то прекрасно это помнил, чего уж скрывать… да и старшие братья подтвердили бы. Правда, и отца только она и могла успокоить, умиротворить, когда он возмущался новыми налогами или особо скотскими выходками окрестных баронов…

– Ничего ты не знаешь, иди-ка лучше спать! Светает скоро… Отец придет и решит, что дальше. Не нашего ума это дело, ты поняла, малявка?

Ласточка упрямо покачала головой, но все же послушалась и отправилась в домик. А Баст так и остался сидеть у могилы Вика. Только сейчас он сообразил, как непоправима жизнь. Еще с утра все вокруг были радостны и довольны, а сейчас нет никого в мире несчастнее их.