Сыщик поневоле - Юнта Вереск Страница 18

— Что за преступления?

— В основном воровство, грабежи. Иногда вандализм. Иногда убийства из мести. Всякое бывает. Так ты хочешь грабить и скрываться или ловить воришек? Имей ввиду, разница в расценках не случайная. Здесь много любителей для изощренных преступлений, так что ловить их бывает сложно. К тому же, если они больше суток продержатся, то у них расценки за каждый час будут по десятому часу, — он постучал ручкой по цифре 7680. — И у сыщика тоже по десятому. То есть, если будешь искать больше суток, то за каждый час вторых и последующих суток будешь лишь по вот эти сорок пять получать. Ну как? Преступник или сыщик?

— На преступника я не потяну, хотя легко придумаю красивые преступления. Но ненавижу скрываться, совесть замучает. Так что, скорее, сыщик, хотя никогда даже не мечтал о такой карьере. Какую информацию я смогу получить изначально и в ходе расследования?

— Хм, не мечтал, но вопросы правильные задаешь. Так. Смотри. В машину вложен каталог преступлений, каждому присваиваются определенные баллы. Чтобы совершить преступление, покупать баллы не нужно, но в машине они есть, просто для расчета. Когда совершается преступление, оно попадает в каталог, машина сама его оценивает, если не может, зовет нас на помощь, мы назначаем баллы или корректируем то, что предложила машина. С этого момента начинается отсчет времени. Преступник заметает следы, а сыщик начинает охоту.

— И все же, что имеет с самого начала сыщик?

— Только факт преступления с кратким описанием. И… смотри, если подпишешь контракт, выдам справочный блок, — из ящика стола Каол вытащил квадратный механизм размером с ладонь. — Можешь положить в карман, повесить на шею или надеть на руку.

— Он… что может?

— Это справочник, настраивается на твой голос и реагирует на голосовые команды. Другой человек не сможет им воспользоваться, только ты.

Каол достал из кармана похожую железяку и положил на стол между нами.

— Вэ Ка, — сказал он, и на верхней поверхности загорелся экранчик. — Дай перечень нераскрытых преступлений.

На экранчике появились строчки. Буквы были вначале желтые, но Каол махнул пальцем и высветились голубые, затем зеленые, в конце — одна единственная красная строка.

— Цвет преступлений показывает расценки на базовое преступление. Желтые — до ста баллов, голубые — до пятисот, зеленые — до двух тысяч, красные — все, что больше этого. Если нужны подробности, жмешь ногтем на соответствующую строчку. Насыщенность оттенка говорит о давности преступления. Если светлый, значит совершено недавно, если темный, то давно, более трех дней назад. Вот это, например, сделало преступника уже миллионером, — он ткнул на темно-красную строчку.

Перечень преступлений исчез, появилась запись, от которой меня кинуло в дрожь:

«Сексуальное насилие в течение 3 дней с последующим убийством, 11 дней назад. Тоже самое, 5 дней назад».

— Два самых тяжких убийства. Десять дней на свободе. Вся наша команда и тридцать самодеятельных сыщиков пытались найти, безрезультатно. За поимку назначена награда в три миллиона баллов сверх положенных по нормативу. К розыску уже привлекли профессионалов.

— Но… эта ваша машина… она же знает! Почему не потребовать от нее? Это же маньяк! Больной человек! Зачем…

— Не гоноши. Программа исходно настроена только на фиксацию событий и отсчет времени. Никаких других данных она не дает.

— Ерунда! Ты же нашел меня… и сказал, что машина даже зафиксировала какой-то гипноз, которого я, кстати, не применял, поскольку понятия не имею как его осуществлять. А тут…

Я задохнулся от возмущения. Внутри меня клокотало все. Понятия не имею, как действуют все их машины, но допускать такое невозможно ни в какой реальности!

Каол посмотрел на меня с сожалением.

— Думаешь, мы не пробовали? Смотри…

Он подошел к большому экрану на стене. Потыкал пальцами, разыскивая что-то. Затем открылось окно с двумя записями.

«СоВр–790’115’202 вошла в игру 139.7 ¼. Оплата за 2 часа. Из игры не вышла, начислен штраф. 142.5 зафиксирована смерть. Труп не найден. Начислена премия как жертве. Прототип из ванны отправлена в госпиталь в тяжелом состоянии.

КрИС-1’234’284’516 вошла в игру 145.5. Оплата за 3 часа. Из игры не вышла, начислен штраф. 148.2 1/3 зафиксирована смерть. Труп не найден. Начислена премия как жертве. Прототип из ванны отправлена в госпиталь в тяжелом состоянии.»

Я читал и перечитывал строчки, и не мог поверить, что такое вообще возможно. Тоже мне, технически высокоразвитое общество! Отследить игрока не могут!

— Эй, ты, как тебя? Джеса. Очнись. Не перегибай палку. Это игра. Это не настоящая жизнь.

— А для тех двоих, которые сейчас в госпитале?

— Они сами решили играть. Это их выбор, — жестко сказал Каол. — Они совершеннолетние. Они сделали свой выбор. Точно также, как люди, которые погибают от болезней, в автоавариях или при восхождении на вершину. Ты же не кидаешься их всех спасать!

Он был прав. Совершенно прав. Но меня это не устраивало. Вот здесь, прямо здесь, где-то рядом… Может быть прямо сейчас кого-то еще мучают до смерти…

В глазах у меня неожиданно потемнело.

— Эй, ты что? Вот же связался с тобой… Держи.

Мне в губы ткнулся стакан. С трудом подняв руки, я ухватил его, и начал пить маленькими глотками. Постепенно меня отпускало. Мир вокруг посветлел, я снова видел белые стены, белый стол и белую кушетку.

— Надо пойти поесть, — сказал я. — Не хотелось бы грохнуться в голодный обморок.

Нет, я лукавил. До голодного обморока мне было еще суток пять-шесть голодовки. Но нужно же мне было как-то объяснить свое состояние!

— Очков на рестораны у тебя нет. Вот же навязался на мою голову…

Каол встал и вышел. Я сидел, уткнувшись глазами в стол, на котором лежала железка с экраном. Каждое слово врезалось мне в мозг, не было нужды перечитывать эти строчки, но я все читал, и читал их, чувствуя, как во мне поднимается невыносимое чувство протеста. Будь они все прокляты со своей игрой!

— Держи, ешь.

Вернувшийся Каол сунул мне в руки бутерброд, а затем поставил на стол чашку с горячим напитком вроде чая.

Бутерброд был странным. Пышная лепешка, на которую намазали какой-то острый соус, сверху кусок мяса, сверху мягкий соленый творог. Но я его съел. Действительно, непонятно, когда смогу поесть в следующий раз. Чай был горячим, горьким и с каким-то неизвестным мне ароматом, который бил в нос и оседал на нёбе.

— Прости, приятель, не думал, что ты такой впечатлительный. Забудь про