Площадка (СИ) - Третьяков Михаил Страница 18

Андрей был самым близким, самым мне знакомым, и именно поэтому перемены, которые с ним произошли, были настолько для меня очевидны. Это был все тот же самый мой лучший друг и коллега — с его закрученными вихрами, с его вытянутым лицом и оспинами на щеках. Но не было ни интереса к работе, ни его шуточек и подколов, которые обычно возникали спонтанно и всегда поднимали мне настроение. Если бы я верил в существование души, то мог бы сказать, что именно эту часть и изъяли из него.

Людей с такой вот выключенной эмоциональностью я встречал и до дождя, у нас в институте они тоже были. Они приходили на работу, выполняли только то, что им поручали, никогда не проявляли инициативу, и это было нормальным для них состоянием. Я понял, что, видимо, в них просто не включился какой-то отдел мозга. Смысл их бытия заключался в простом и обыденном существовании, и дождь, по сути, ничего в них и не менял, а просто усугублял апатию и уничтожал волю.

Если раньше первое, о чем бы спросил Андрей, было то, как дела на работе и что я теперь делаю без него, то сейчас его интересовал только вопрос о том, что я принес поесть. Я сидел рядом с ним, смотрел на него и понимал, что не смогу совершить обещанного. Я оказался в тупике. Все исследования дождевых осадков оказались бессмысленными и бесполезными.

Из больницы я ушел точно по расписанию, без пяти два уже был на парковке возле машины. Уселся в водительское кресло. Схватился двумя руками за руль от безысходности, от невозможности что-то изменить, от бессилия перед сложившимися обстоятельствами.

Неожиданно для себя я перестал ощущать свои руки, тело стало чужим и незнакомым, но при этом ощущение контакта с рулем было. Казалось, будто это не я сижу в машине, а кто-то совершенно мне незнакомый. Мне стало страшно. Сердце забилось с запредельно высокой частотой. К горлу подступил ком; почудилось, будто бы кто-то хочет невидимыми руками пережать мне трахею. Перед глазами поплыли черные круги. Изнутри вырвалось нечленораздельное рычание, за что, с одной стороны, было стыдно, а с другой — стало легче. И может быть, именно от этой, такой не типичной реакции дыхание успокоилось, и сердце снова забилось в привычном режиме. Немного отпустило. Но внутри еще продолжало клокотать и бурлить. Надо было найти выход отрицательной энергии, а я не знал, как и что мне теперь можно и нужно делать.

Запустил двигатель и поехал на работу. Из колонок играла песня:

Возле института я был в двадцать минут третьего. Зашел к Анжелике и отдал ей чеки и сдачу. Она выдала мне документы, которые необходимо было заполнить, чтобы отчитаться. Все это бумаготворчество отняло у меня уйму времени и кучу сил.

В лаборатории без Андрея и Курцева было по-особенному тихо. Я зашел к инженеру Тане: она, как всегда, говорила по телефону. Ани почему-то не было в лаборатории. Достал телефон, чтобы узнать, где она, и увидел пропущенное сообщение: «Уехала в институт по диплому. Все данные на компьютере. Сергей Иванович в курсе. Служебку подписал».

Что-то важное я упустил, что-то настолько простое и очевидное, что не обратил на это внимания и даже не задумался над тем, что бы это могло значить. Зашла Таня и молча положила передо мной на стол журнал заявок на ремонтно-техническое обслуживание помещений и журналы учета текущего использования особо ценного оборудования, в которых я должен был расписаться. Все эти рутинные дела съели у меня остатки рабочего времени. Теперь для того, чтобы остаться на работе, необходимо было писать очередную бумагу, а данные, которые я хотел проанализировать, можно было посмотреть и дома, так что я все сбросил на флешку и покинул здание института ровно в пять.

Дома было одиноко и спокойно. Мне захотелось принять горячий душ, чтобы смыть дарвиновское восприятие реальности — «Выживает не самый сильный и умный, а тот, кто лучше всех приспосабливается к изменениям». Однако насколько это утверждение верно для людей? Ведь человек тем всегда и отличался от животного, что приспосабливал окружающую среду под себя. Теперь все происходит наоборот: дождь подстраивает нас для каких-то своих нужд. Но только каких?

Я сел за компьютер и стал просматривать результаты анализов дождевой воды за последние полгода. Ничего нового я так и не увидел: каждая проба если и отличалась от предыдущей, то всегда в пределах ошибки. График по всем показателям представлял одну прямую линию, слегка подпрыгивающую в некоторых точках. Изменений не наблюдалось в течение шести месяцев.

Да, но именно это-то и было странно. Наши сведения о химическом составе атмосферных осадков оставались достаточно скудными, пока мы, в силу сложившихся обстоятельств, не взялись за масштабное изучение динамики изменения ионного состава. За последние сто лет было произведено весьма небольшое количество более или менее полных химических анализов осадков, а из отдельных компонентов изучены хлор, сульфат-ион, нитриты, нитраты, аммиак, йод и бром. Мы расширили перечень изучаемых ионов. Дождь должен был очищать воздух от йода, азотистых соединений, хлора и сульфат-ионов. Выходило, что в начале периода дождей минерализация атмосферных осадков всегда наибольшая, а по мере очищения воздуха постепенно уменьшается. В нашем же случае концентрация не менялась, будто бы дождь никак не влиял на атмосферу, а такое могло быть только в одном случае…