День очищения (СИ) - Иевлев Павел Сергеевич Страница 19

— Я не очень хорошо разбираюсь в рыбах, — сказал я устало.

День был тяжёлым, и что-то мне подсказывало, что он ещё не закончился.

— Я привлёк ваше внимание к этой критически упрощённой иллюстрации постулатов теории де Бройля — Бома, — ответил Никто, приглушая звук обратно, — для лучшего понимания того факта, что чаще всего все события не просто связаны, а являются проявлением одного метасобытия. И объекты, которые кажутся вам подозрительно скоординированными, весьма вероятно являются на ином уровне реальности одним и тем же объектом.

— Как в притче про слона и слепых мудрецов?

— Именно! — обрадовался Никто. — Если слона дёрнуть за хобот, он махнёт хвостом. Но это не два разных явления, а одно, потому что всё это глобальный слон.

— Рад за слона. Быть целым лучше, чем частями. Но всё ещё не понимаю, к чему вы клоните.

— Этот город, Роберт.

— Что с ним?

— Кажется, что их два. Но он один. Топология «бабочка», помните? Два крыла, но одна бабочка.

— Зачем говорить загадками, если я и так ничего не вспомню?

— Вы не правы, — покачал головой Никто. — То, что я скажу прямо, вы не вспомните. Но ассоциативные ряды, порождённые загадками, работают сами по себе. Вы не вспомните меня, не вспомните загадку, но след размышлений о ней останется в нейронах. Это может помочь.

— Помочь в чём? — спросил я. — Знаете, общение с вами очень утомительно. Как вы верно сказали, я его забуду, но усталость останется.

— Я исследователь, — сказал Никто. — Учёный. Приехал наблюдать уникальную топологию этого места. Локальных пространств, которые принято называть «свёрнутыми метриками» очень мало… Точнее, нет, не так. Их может быть бесконечное количество, но сама природа свёрнутых метрик такова, что в норме они ненаблюдаемы. Наблюдение разрушает суперпозицию, потому так ценны редкие исключения, в которых она самовоспроизводится в силу того или иного антропогенного фактора. Здесь в этом качестве выступает череда этических выборов высочайшей эмоциональной напряжённости. Выборов высшего порядка — между жизнью и смертью. Вы слушаете радио?

— «Отродья Ведьмы»? Рад бы не слушать, но клиенты…

— Дело там идёт к развязке, верно? Владельцу таверны предложен этический выбор убить собственную дочь или не сделать этого.

— Да, накал драмы высок, — кивнул я.

— Оба выбора плохие, хорошего выбора нет.

— Так часто бывает в жизни.

— Так вот, в тот момент, когда отец примет решение, должна, по идее, произойти редукция Фон Неймана. Дочь становится жива или мертва. Даже если её сердце пока бьётся, приговор подписан, так?

— Звучит логично.

— Везде, но не здесь! — торжествующе откинулся на спинку стула Никто. — Эта локальная метрика имеет топологию «бабочка», и если на одном её крыле девочка умирает, то на втором остаётся жива! Отец делает оба выбора и оба реализованы! В одном — клумба за баром, в другом — белокурая девица, которой так симпатизирует хозяйка этого кафе.

— И одного решения одного человека достаточно для поддержания такой хрупкой структуры, со всеми её логическими противоречиями и неизбежными артефактами сбоев причинности?

— И да, и нет, — сказал Никто. — Я сильно упрощаю. Да, решение одного человека является триггером. Нет, его бы не хватило надолго. Мироздание не любит парадоксов. «Геометрия Вселенной неизбежно придаёт определённость квантовой суперпозиции», — говорил Дэниелсон. Наблюдение происходит, когда мир классических объектов вмешивается в квантовый, и само Мироздание выступает Наблюдателем.

— И что же оно теряется, Мироздание это?

— Есть расхожее выражение «Божьи мельницы мелют медленно». Оно просто не успевает. Представьте себе, что каждый житель этого города однажды встаёт перед таким выбором, поддерживая эту раздвоенность.

— Разве тогда у вашей бабочки была бы не тысяча крыльев?

— Не совсем. Это, скорее вызывает их нарастающий трепет, размывающий фазу реальности, но потом приходит Очищение, и метрика стабилизируется.

— Роберт, с вами хотят поговорить! — позвала меня Мадам Пирожок из коридора. Я отвернулся и всё забыл.

Глава 26. Ромовый Коллега

— Ну, привет, коллега, — сказал бармен. — Доставил домой мужа нашей любезной хозяйки и решил, что надо поближе познакомиться с человеком, с которым делишь платяной шкаф.

Мужчина протянул руку, я её пожал. Рукопожатие крепкое, уверенное, располагающее.

— Спасибо, что не выкинули мою одежду, — добавил он.

— Ваша дочь попросила. Красивая девочка.

— Лучше бы она была счастливой. Но это уж как вышло. Я тут прихватил, ради встречи… Бармены не пьют в своих барах, но мы вроде как на нейтральной территории, почему бы и не размочить знакомство? Как вы относитесь к рому?

— Без предрассудков.

— Я, признаться, очень уважаю, особенно пряный выдержанный. Вот бутылка лучшего.

Он вытащил из сумки бутыль с тёмно-коричневым напитком. Этикетка незнакома, в моей проекции бара такой бутылки нет.

— Принесу вам закуски и пойду спать, — сказала Мадам Пирожок, — сидите сколько хотите. Когда наговоритесь, погасите свет в зале и захлопните дверь.

— Итак, — продолжил мой коллега, — мы уже один раз виделись, но тогда вы были клиентом, это не считается. Давайте выпьем и познакомимся поближе.

— Ничего не имею против, — ответил я. — Бутылка ваша, вам разливать.

— В кафе нет рюмок, я прихватил из бара, не удивляйтесь недостаче, — он достал из сумки толстостенные стаканчики.

— Я не очень понимаю, как это работает, — признался я. — Ваше здоровье.

— Прозит. Я тоже. Кажется, есть два бара, каким-то мистическим образом связанных друг с другом, но при этом на каком-то уровне он один. Так же, как и весь город. Да и со мной, в общем, та же история.

— Бар пустовал. Я его занял, так сказать, явочным порядком, но не претендую на владение.

— Да, тот другой я куда-то делся. Не знаю, куда. Прости, можно на «ты»?

— Конечно.

— Так вот, я не против, что ты его занял, хотя исчезающая из шкафа одежда и некоторый беспорядок в запасах сначала поставили меня в тупик…

— Беспорядок? — возмутился я. — Это у тебя был беспорядок! Я потратил кучу времени, чтобы всё расставить!

— Ладно, ладно, ты прав, — засмеялся он, — у меня всё никак руки не доходили. Я-то и так знал, где что лежит. Но твоя система удобнее, уже привык к ней.

— Твоя дочь помогла мне разобраться с оборудованием и показала сейф.

— Да, дочь. Про неё я и хотел поговорить. И про сейф тоже. Ты нашёл код?

— Да.

— Я так и подумал, когда записка пропала. Заглянул?

— Решил, что это было приглашение.

— Правильно решил. Там деньги. И документы на бар. Это всё должно достаться ей. Ты выглядишь честным человеком, это я ещё при первом знакомстве понял. Не из тех, кто зажмёт наследство сироты.

— Она твоя дочь, ты её отец, почему сирота?

— Для начала, она отродье.

— И ты это всегда знал?

— Разумеется. Я спал с Ведьмой… Ты её уже видел?

— Да, — коротко кивнул я.

— Тогда понимаешь, что устоять невозможно. Да я и не пытался, мне, в конце концов, было восемнадцать. И когда нашёл на пороге корзинку из озёрной травы, то знал, что в ней.

— И никому не сказал?

— Кому? Я к тому времени уже год как жил один, родители умерли. Может быть, в таком возрасте принимать на себя заботу о ребёнке было опрометчиво, но «уничтожить отродье» рука не поднялась.

— И никто не спросил, откуда у пацана ребёнок?

— Можно подумать, ответ не очевиден, — улыбнулся он. — После Дня Очищения все заняты своими корзинками, не до чужих. Об этом не принято говорить, но я думаю, раз в восемнадцать лет они оказываются на каждом пороге. Не верю, что кто-то ей отказал, хотя каждый скажет, что да.