Юрий Чуб - Гибель общаги Страница 2

С пустым сердцем он вернулся в общагу. Миновал кабинку с вахтершей, полусонной нахохленной старухой по кличке Сова. Прошел по коридору, медленно поднялся на свой третий этаж.

Здесь уже многие проснулись, кипела жизнь. Две знакомые пятикурсницы на кухне что-то жарили, маяча у плиты в халатах – розовом и желтом. Одна из них его заметила, бросила «привет». Он кивнул, стараясь казаться спокойным. Зашел к ним в кухню.

– Что это у вас, сырнички? (попытался изобразить непринужденность).

– Хочешь? – спросила третьекурсница в желтом халате.

– Спасибо, Марина, не хочу.

– Я не Марина, я Женя.

– Извини, – просипел Илья и пошел прочь.

Зачем он поперся на кухню? Идиот.

С ожесточением открыл дверь в свою комнату, поспешно заперся. И почувствовал, что сходит с ума. В голове зашумело и завибрировало.

Он сделал два подламывающихся шага и остановился.

Алины на кровати не было.

Все-таки не сон

Была только примятая кровать, скомканное одеяло и сплюснутая подушка.

Илья смотрел на все это и не верил своим глазам.

Вдруг страшно захотелось пить. Он плеснул воды из чайника, залпом выпил. Опустился на стул. Поднес ладонь к резко нагревшемуся лбу. Может быть, ему привиделось, что она мертва?

Он подумал об этом одновременно с радостью и ужасом. С его мозгом что-то не так. Он увидел то, чего не было. Алина на самом деле вышла за хлебом. Ха-ха, скоро придет.

Он машинально взглянул на часы. Уже половина 12-го. Пожалуй, нет, не за хлебом…

Где же можно так долго ходить?

Он схватил телефон и набрал ее номер. Через пару секунд на столе музыкально запульсировали, затряслись бумаги. Илья выворошил из-под студенческих конспектов Алинин мобильник.

Нетерпеливая нервозность овладела им. Он обхватил голову руками.

Его взгляд упал на муху. На ту самую наглую муху. Она ползла по подушке. Илья схватил остатки реферата и остервенело напал на насекомое, но не достал – муха стремительно спикировала в окно. Илья бросился за ней…

И увидел Алину. Она лежала внизу под окном, на куче с мусором. На той самой, которую он когда-то отказался убирать. Чего там только не было – пластиковые и стеклянные бутылки, штаны, рваные зачетки, куриные кости, осколки битой посуды, куски пластыря, сломанные наушники, дохлые мыши…

Увидев ее тело, Илья в ужасе отскочил на середину комнаты. Как это случилось? Она встала с кровати и выпрыгнула в окно? Может быть, она еще жива?

Он пронесся по коридору третьего этажа, лихорадочно сбежал по лестнице вниз, пролетел пулей мимо Совы, выскочил на улицу, с кем-то едва не столкнувшись, и ринулся вдоль стены. Обежал общежитие, влез в кучу. Припал к Алине.

Она не дышала. Пульса не было. Но главное, тело как из холодильника. Худенькое тело в ситцевой ночной рубашке.

Окоченелый, он побрел в общагу. Вахтерша его окликнула, что-то хотела сказать, но он не среагировал.

Затворившись в комнате, Илья посидел в тишине, обдумывая свое положение. Алине уже не поможешь, поэтому вызывать скорую глупо. Как ни крути, он главный подозреваемый, и вслед за скорой приедет полиция.

Ехать к матери в Воронеж было бессмысленно и наивно. Он не успеет ее даже обнять.

Илья стал перебирать в уме разные варианты.

Внезапно в дверь постучали. Он притаился.

В дверь забухали настойчивее. Послышался ноющий голос третьекурсника Коли, соседа за стенкой.

– Илья, откро-о-й. Мне погано…

В свои 20 лет Коля Сачко был законченным алкоголиком. Его долговязое тело часто валялось то на кухне, то в умывальнике. К этому все настолько привыкли, что воспринимали его туловище как часть интерьера. Очкарик Коля был незлобив, дружелюбен и по-детски искренен со всеми, даже со зловредным комендантом и толстомясой кастеляншей. Не дать Коле на опохмел было все равно что обидеть ребенка. Как Коля дополз до 3-го курса, было загадкой.

– Мне погано, – снова уныло прогундосил Коля.

Илья не нашел в себе сил не открыть. В слегка приотворенную дверь быстро сунул пьянчуге три сотни. Коля благодарно кивнул, бережно взял их своими худыми пальцами.

– Илья, мне худо, – пробормотал он. – Только что привиделось, будто внизу на свалке лежит твоя Алина. Видать, совсем плохо с головой.

Он взъерошил свои волосы, словно хотел докопаться до мозгов.

Илья быстро затащил его в комнату и закрыл дверь.

– Садись, Коля. В общем так. – Илья облизал губы. – Ты не ошибся, это действительно Алина. Не перебивай! Она мертва. Ее кто-то задушил. Мне надо скрыться. Меня будут искать, как преступника. Будут подозревать в убийстве. Погоди, потом я тебе налью! Слушай…

Коля испуганно тер близорукие глаза и даже уронил деньги.

– Коля, очнись! Мне нужно исчезнуть. У тебя есть кто-нибудь из знакомых, где можно спрятаться? Хотя бы на время. Выручай, друг! Коля мучительно наморщил лоб…

В логове арабиста

Переступив порог квартиры, Илья чуть не стукнулся лбом о внезапное препятствие. Вместо коридора почти сразу за дверью путь преграждала стена.

– Налево, – коротко сказал смутно различимый в сумраке подросток. И шмыгнул вдоль стены.

Откуда-то просачивался неоднозначный душок пряных благовоний.

– Где у тебя тут свет, Рич? Все забываю, – завертел головой Коля.

– Справа по ходу, – отозвался из глубин необычного жилья хозяин со странным именем.

В давние советские времена это помещение было тяп-ляп пристроено к первому этажу жилого дома и числилось нежилым. Здесь, в большой подсобке, хранили инвентарь дворники и спорадически выпивали сантехники. Здесь же собирались подростки-картежники и вольнолюбивая молодежь с гитарами и портвейном. Замок с многострадальной двери сбивался с бесстыдной регулярностью. Домоуправ уже устал истерить и бесноваться. А когда он умер, а вслед за ним и Советский Союз, шпана совсем пошла вразнос. Однажды наркоманы чуть не спалили подсобку, а вместе с ним и весь дом.

Так продолжалось до тех пор, пока в квартире рядом с пристройкой тихо не скончалась одинокая бабка. Ее жилплощадь стремительно урвал ушлый силовик, после чего без особых колебаний захапал и смежную подсобку. Перепланировал ее под двухкомнатную квартиру, провёл воду, газ и свет. Но на серьёзный ремонт поскупился. В один из кризисов силовик попал под сокращение и был уволен, после чего купил виллу во Франции и уехал туда, а московскую квартиру и эту хибару стал сдавать по сходной цене…

Коля слегка подтолкнул Илью, и они вошли в тускло освещенную комнату. Запах ароматического зелья резко усилился. Илья увидел на столе специальный сосуд. Над ним вился дурманный дымок.

Кроме того, стол был загромождён какими-то бумагами, чашками и объедками. В стороне от стола на диване в позе лотоса сидел сам хозяин. Это был маленький человечек в очках, которого Илья сначала принял за подростка. Но когда малыш глянул на него, Илья понял, что ему лет 30 лет, а то и больше.

В облике очкарика было что-то индусское – он был смугл и кареглаз. У него были очень узкие губы и острый подбородок. На коленях у «индуса» лежал раскрытый ноутбук.

– Рич, дашь пожрать? – спросил Коля.

Очкарик кивнул головой в сторону, и Илья увидел древний холодильник «Днепр» с торчащей железной ручкой. Даже странно, что он не сразу обратил внимание на этот артефакт, который отчаянно гудел как что-то среднее между ульем и вентилятором.

С бесцеремонным грохотом покопавшись в холодильнике, Коля выудил из него кастрюлю с макаронами и колбасу.

– Выпить будет?

– Там от тебя осталось, забыл? – Рич махнул рукой в неопределенном направлении.

Коля, словно самонаводящаяся боеголовка, прянул куда-то в угол и через секунду победно, словно кубком, потряс запыленной водочной литрушкой, в которой плескалась добрая половина жидкости.

Он налил водки себе и Илье. Очкарик со странным именем Рич нацедил себе холодный зелёный чай.

Выяснилось, что Коля познакомился с Ричем на какой-то презентации восточного искусства.

– Ты увлекся восточным искусством? – Илья с удивилением посмотрел на Колю.

– Да нет… – Коля скривился от опрокинутой стопки. – Наташка Белоконь со второго этажа затащила. Она ж у нас такая любительница всяких музеев. Я тогда в завязке был, маялся сильно. Вот Наташка и говорит: давай сходим, там танец живота танцуют. Может, я тоже научусь, говорит. Ну, и пошли. А там мы из-за чего-то поругались, и она ушла. А тут рядом Рич. Я ему давай на жизнь жаловаться. После выставки я за ним увязался. Так Рич меня успокоил, спать уложил, на ночь Омара Хайама почитал.

– А откуда такое имя необычное?

Рич рассказал, что вырос в семье посла Нидерландов в России. Папа голландец, мама из Ирака. Родители постоянно ссорились и почти не занимались его воспитанием. В 13 лет Рич ушел из дома. Скитался по глухим деревням с подростками-бродягами. Со своим смуглым лицом он смахивал на цыгана. Однажды прибился к табору, и его приняли за своего и даже завели разговор на цыганском. Он ничего не понимал, но уже через неделю освоил. В таборе он научился ездить на лошади и ловить рыбу сетями. Но потом сбежал, не в силах терпеть грязь и безучастие кочевой жизни.