Кросс по грозовым тучам - Сима Кибальчич Страница 2

Огромное, невозможно мягкое с виду кресло развернуло хозяина. С широких плеч свисал небрежно накинутый повседневный китель, на щеках и подбородке красовалась трёхдневная щетина. Судя по знакам отличия — генерал-майор. Кривая ухмылка и небрежный жест в сторону сидения напротив слабо походили на официальное приветствие. Тим приблизился и осторожно опустился на нечто, напоминающее повисшую в воздухе живую сахарную вату.

— Чаю с дороги или покрепче?

Офицер плеснул в собственный стакан жижу из пыльной пузатой бутылки и с ироничным вопросом изогнул брови. Одуряюще пахнуло коньяком.

— Нет, спасибо. Не хочется.

— Напрасно, капитан, напрасно, — и, откинувшись назад, он взялся внимательно рассматривать Тима. — Как долетели?

— Спасибо. Очень быстро, — поморщился тот в ответ.

Генерал-майор удивленно покачал головой. Представление о быстром у него, по-видимому, было другое. Счастливый человек.

— Что ж, если быстро, то и хорошо. Но от выпивки зря отказываетесь. Нам с вами надо найти истину, а как говорили древние, in vino veritas. То есть, не берись за серьезное дело, не разобравшись в самом себе.

Вот уж действительно. Именно это и стоило сделать, прежде чем являться сюда. Теперь уже поздно. Оставалось молчать и пялиться в два серых, близко посаженных глаза. На фоне густых русых волос и рыжеватой щетины они выглядели яркими, хотя в глубине плавала нетрезвая муть.

— Следователь комитета межпланетных расследований Никита Ларский, — резко и коротко бросил офицер и протянул широкую короткопалую ладонь.

— Почему следователь? — спросил Тим, отвечая на рукопожатие. — Ведь расследование завершено, и суд уже был.

— Да-да, — протянул Ларский. — Все было, но ничего не закончилось. Так бывает иногда. Но вы, наверно, и сами знаете, капитан.

Намек не понравился, словно Ларский догадывался о том, что Тим прятал даже от себя. Накатило раздражение вперемешку со стыдом. Он уставился на ноготь большого пальца, который успел обгрызть еще с утра.

— Чего вы от меня хотите? — выдавил сквозь комок в горле.

Следователь какое-то время молчал, потом вскочил и пружинисто обошел стол. Роста он был среднего, в движениях и мимике угадывался напористый характер. Такой не отступится, пока не перетряхнет чужую память, как шкаф с лежалым бельем. Захотелось оттолкнуться от стола и увеличить дистанцию между собой и этим пронырой. Но он сдержался и перевел глаза с дружелюбно скалящегося Ларского на стакан, в котором забулькала влага.

— Не хотите чаю с коньяком, не надо. Выпейте мятного лимонада, капитан. У вас явно слишком пересохло горло, чтобы поболтать по душам.

Он что, насквозь его видит? Тим скривился:

— Вытащили меня с Дальних пределов для болтовни о чудовищах под лимонад и коньячок. Не слишком ли ваша душа срослась со служебными полномочиями?

Ларский расхохотался.

— А вы не так просты, капитан. Язык не всегда вам друг? Но мне так без разницы.

Он плюхнулся в кресло и шумно выдохнул.

— Так вот, о чудовищах. Знаете, Граув, что имя «изоморфы» появилось позже. Сначала какой-то форменный идиот именовал эту расу плантиморфы.

Тим отхлебнул лимонад и промолчал. Конечно, он знал. Но если Ларскому хочется говорить, то ему не трудно послушать. Хорошо бы этим ограничиться.

— Подумать только, сравнить этих существ с растениями! Все равно что ядовитую кобру назвать червем. Куда правильнее их второе название — изоморфы. Вот только среди людей оно не везде прижилось. А зря.

— Да, наверно, вы правы.

— Конечно, я прав. Подумать только, назвать деревом — самым неизменным творением природы того, кто постоянно меняет форму.

— Насколько я помню, первые контактёры не спускались на Орфорт, а разумная жизнь по данным сканирования напоминала растительную. Вот и назвали плантиморфами, — прошептал Тим.

— Вы долго пробыли на Орфорте и знаете о них почти все.

Ларский требовательно вцепился взглядом.

— Далеко не все.

Тим знал главное. Как сильна боль, когда ветви рвут кожу и прорастают внутрь. Как быстро ее вытесняет эйфория и жажда. На лбу выступил холодный пот от ожидания череды вопросов. А потом следователь потребует подтвердить ответы воспоминаниями? Но его жизнь на Орфорте никак не касается ни прокуратуры, ни Ларского. Достаточно ли будет доказательства, ради которого его сюда вызвали? Единственно возможного без разговоров. Или придется врать, что не может помочь проклятому изоморфу? Никто не станет искать доводов обратного, добиваться ради инопланетника с чужой далекой звезды открытия материалов дела Тимоти Граува.

— Орфорт — престранное место. Два затяжных природных цикла — это еще можно понять. Но два способа видового развития в разные циклы — совершенно невероятно. Агрессивная генетическая эволюция — в теплом периоде и социальная — в холодном. Все равно что две личности в одном теле. Одна сменяет другую от зимы к лету. Забавно.

Пока Орфорт находился в Поясе Тепла своей звезды, разумная раса развивалась, осваивая генетическую информацию. Причем хищным способом — уничтожая, поглощая и встраивая в свои клетки флору и фауну планеты. Так изоморфы приобретали способность принимать любую форму в зависимости от желаний и потребностей. Потом аммиачное облако закрывало звезду, и планета на несколько десятков лет входила в Пояс Холода. Изоморфы прекращали поглощать своих меньших братьев и, видимо, развивали социальное взаимодействие. Выстраивали союзы, обзаводились постоянными партнерами. Но исследовательская экспедиция наблюдала за Орфортом только в период тепла. Остальные выкладки оставались гипотезой и описывались моделью, построенной Центральным компьютером Земли.

Вся теория мало вязалась с настоящей жизнью безумной планеты. На ней даже скалы легко впитывали текущую кровь. На черной вздыбленной земле оторванная голова Рея была видна издалека. Белый открытый лоб, бескровная щека, провалы глазниц.

— Нет, — прошептал Тим, — личность одна…, которую изоморф выберет. Какую пожелает.

— И что же влияет на его желания и форму?

Следователь разглядывал его в упор, сторожил каждое движение.

— Я, капитан, общался с голограммой, так сказать, прародителя этого… Ирта. Если честно, он больше всего напомнил мне, — Ларский потер нос, помогая подобрать слова, — мокрого червяка.

Тим неопределенно буркнул.

— И вот сын этой болотной пиявки проползает через космос, заявляется на Землю, мимо всех кордонов, защит и систем слежения. И превращает трехметрового, бронированного инсектоида в фарш. А еще называет себя Ирт Флаа. Почти имя, почти человека. И выглядит, как человек. Я задаю ему вопросы, а он качает головой, растягивает губы и молчит. А я даже представить не могу, какой компот творится в голове у этого… выползня с планеты Орфорт.

О… это вовсе не компот, хитрец следователь, — это кровавая плазма.

— Хочешь посмотреть дело, капитан?

Тим едва успел поймать синюю картонку, скользнувшую по пустой поверхности полированного стола. Плотная, упругая, она легко легла в ладонь, но оставалась закрытой. На синем фоне Граув видел только изогнутые золотые весы