Тим - Александр Цзи Страница 2

Я, к примеру, по привычке на каждом этаже выглядывал в подъездные окна. На улице — тишь да гладь. Если не обращать внимания на перевернутые и сгоревшие машины на перекрестке, можно и вовсе решить, что всё по-прежнему, по-старому…

Хотя нет. В прежнем мире по улицам сновали бы прохожие, машины бы ездили, сигналили, водители бы переругивались. Суета бы была.

А теперь никто не суетится. Некому.

На первом этаже было тихо и темно: окон здесь не предусматривалось. Я некоторое время прислушивался к тишине на улице, прильнув ухом к входной стальной двери, затем всунул со скрежетом длинный ключ в скважину, повернул. Дверь открылась. Я вышел на улицу и тщательно запер дверь. Гостей мы не ждем.

Я сразу взял курс на район, который неофициально назывался “Тайвань”. Понятия не имею, почему. Поблизости я обшарил все магазины, супермаркеты, квартиры и подвалы. И не только я. В центре и вовсе делать нечего — там всё сгорело после Первой Волны, когда Буйные чуть не разрушили весь город. А мародеры добили.

А еще потом такие, как я, растащили остатки съестного.

Денек выдался ничего себе, солнечный, безветренный, чуть прохладный, но уже чувствовалась весна. Я шел быстро — в куртке с капюшоном, джинсах, удобных кроссовках, за спиной рюкзак, в руке бита, на поясе под курткой — финский нож. Еще один нож, поменьше, скорее, стилет, а не нож, запрятан на голени под брючиной. Допустим, меня схватят, отнимут оружие… Я выхвачу этот ножичек и перережу пару глоток, прежде чем меня самого выпотрошат… М-да, пользы от него мало, но лучше перебдеть, чем недобдеть.

Двигался я по середине улицы, между замерших навеки машин, поглядывая на разбитые витрины, всяческий мусор на обочинах. Нельзя расслабляться: Буйные в спячке, зашкерились в разных темных местечках, спят, но от любого сильного шума проснутся, нападут.

Из-за них-то нельзя какую-нибудь тачку завести и смотаться куда подальше. Такая толпа набежит — мало не покажется. Да и не проехать через эти застывшие пробки. Разве что на танке…

По улицам деловито шныряли голуби и воробьи. Непугаными стали, на меня — ноль внимания. Ходят себе, круглыми глазками зыркают, дрищут где не попадя. Хотя голуби и в прежнем мере дристали где ни попадя. Это хорошо, что они наглые, поймать проще… Но не сейчас, на обратном пути… Пару раз я заметил охотившуюся на голубей кошку. Судя по торчащим ребрам, в охоте ей не везло.

Кошка — это ерунда. Вот на свору оголодавших собак наткнуться — это проблема. Однажды я спрятался от них в подъезде одного дома, но когда-то милые собакены караулили меня чуть ли не до ночи, рычали, зубами скрежетали. Самое удивительное — не лаяли. Быстро научились шум не поднимать! Не горел я желанием остаться в неизвестном подъезде на ночь… Бррр! Но собаки, похоже, сами испугались наступления темноты, убрались восвояси. А я вышел и помчался домой в сумерках во всю прыть. Родители места себе не находили. Впустили меня в квартиру, сразу заставили запереться в комнате, где был ужин — изрядно остывший…

Успел я тогда в последний момент.

Дошел до Тайваня примерно через пару часов, никого не повстречав. Один раз услышал какой-то грохот в глубине сгоревшего здания, выяснять не стал. Прошел мимо магазина бытовой техники, завернул в супермаркет “Магнит” — там на первом этаже продовольственный отдел.

Прежде чем войти через полураздвинутые стеклянные двери, долго всматривался внутрь. Там горели светодиодные лампы, освещали выстроившиеся ровные ряды полок. Кассы были, понятное дело, пусты, однако сомневаться не приходится: кассовые аппараты работают исправно, можно даже чек выбить, если приспичит. Перед входом сразу за стеклянными дверями — несколько разноцветных банкоматов. Нетронутые. Это в первое время, сразу после Первой Волны мародеры банкоматы взламывали, кассы обчищали. Потом даже самые тупые доперли, что смысла брать деньги нет. Сейчас банкнотами разве что подтереться можно или косяк свернуть. Хотя и для того, и другого плотная денежная бумага не особо годится.

Я протиснулся боком в дверь, осторожно направился вглубь магазина. Здесь народ уже побывал, много чего утащил, а полки со спиртными напитками и вовсе пустые. Несмотря на то, что холодильники исправно работали все эти месяцы, колбасы, сыры, мясо и прочее скоропортящееся давно испортилось. Вся эта ссохшаяся и позеленевшая жратва лежала на своих местах, покрытая инеем или льдом. Крупы, макароны, мюсли и бич-пакеты с полок испарились.

В дальнем углу с бытовой химией давным-давно перевернули полки, там громоздилась куча туалетной бумаги, рулонов бумажных полотенец, отбеливателей, средств для мытья посуды. На полу — грязные следы. Видать, заходили, когда на улице еще снег лежал.

Я грустно побродил между полупустыми полками. Ничего полезного, одна ерунда вроде лака для волос, молоточков для отбивания мяса, геля для душа и мыла. Всего этого добра я насобирал в первые дни на несколько лет вперед. Мне еда нужна — не мыло же жрать!

На улице хрустнул камень, раздались голоса, и я, не оборачиваясь, нырнул под укрытие большого морозильника с заледеневшими пельменями и крабовыми палочками. Звук был очень тихий, но слух у меня развился, как у летучей мыши, тем более что было очень тихо. У Буйных слух намного хуже, и слава яйцам. Они только на очень громкий звук реагируют. Зато как!

— Да ты задрал уже, Витя, — протянул женский голос. На самом деле она сказала не “задрал”, а другое слово, покрепче. Голос молодой, но с хрипотцой, будто орала много или курила. — Чё те вечно не нравится?

— Характер твой долбанутый не нравится, — пробурчал мужской голос, тоже молодой. Этот тип тоже сказал не “долбанутый”, а кое-что поядренее. — Выпендриваешься, когда не надо… Вот че ты сюда заперлась, а? Сто пудов обшмонали этот магаз, че тут делать?

— А ты жрать хочешь, Витя? Вот то-то. Меня от кошатины тошнит уже.

“Не тебя одну”, — хмыкнул я про себя. Погладил биту, осторожно выглянул из-за морозильника.

Так и есть. Парочка салаг, чуть старше меня. Длинный дрищ в испачканной глиной куртке — валялся он на земле, что ли? — и девка в песочно-желтом пальто. У нее, кажется, молоток в руке, у него — арматурина, обмотанная синей изолентой.

Парень принялся ворчать, вспоминать какой-то вчерашний случай, когда они по прихоти девки зашли куда-то, и их чуть не пришибли Буйные. Вот если бы