Курсант: Спецотдел МВД СССР - Рафаэль Дамиров Страница 2

прикопать в чаще. Дали лопату, чтобы могилу рыл. А сами сигареты смолили и меня матюгали, поторапливали. Мол, скоро матч футбольный по первому начнется, им надо похоронные дела до трансляции успеть закончить. Только это я с виду хлипкий. Даром что журналист. Я ведь в студенчестве многоборьем занимался. Вдарил я лопатой по башке одному, второму по хребту огрел. Они думали, раз писака, значит, мужик никакой, квелый совсем, и пистолеты доставать не нужно вовсе. А потом поздно было. Отходил я их лопатой и деру. Вот с тех пор и прятался. И от конторы, и от Гоши. Думаю, мои похороны они между собой согласовали и на венок вместе скидываться собирались.

Родитель замолчал и занялся бутербродом, предпоследним на тарелке. Я все еще не сводил с него внимательного взгляда.

— Это вряд ли, — покачал я головой. — Гоша сам не знал, что контора его крышует. А тем катран нужен как источник оперативной информации. Клиенты в казино интересные ходят. От фарцовщиков до номенклатурщиков и разного рода хозяйственников. Все сферы у Гоши в катране концентрируются. Как на ладони становятся. У конторы свои люди там — в картишки наравне со всеми играют и беседы ведут непринужденные с проровавшимися управленцами и другими не совсем законопослушными гражданами. За веселой игрой много чего интересного можно выведать. Информационный клондайк получается.

— А ты откуда все это знаешь? — от удивления отец даже забыл, что нужно огурец соленый, который он на вилку нанизал, в рот положить. Так и замерла его рука с закуской в воздухе.

Я вдруг вспомнил слова Гоши, которые он произнес в ту ночь, когда его головорезы похитили меня и привезли к нему на дачу: “Ты сын своего отца. Яблоко от яблони… Ты такой же, как он. Даже хуже. Умеешь притворяться. Казаться слабым. Выжидаешь момент и бьешь первым”…

Оказывается, с моим отцом у них старые счеты. Но катала ничего мне про это не говорил. И, естественно, не рассказывал, что искал его. А моя мать в школе встречалась с Гошей, получается? Тогда почему, когда он звонил мне на домашний, она его не узнала? Наверное, в школе его звали не Гоша, а как-то по-другому. Гоша Индия — это его прозвище. Все забываю у него спросить, почему “Индия”? Вот блин… Теоретически Гоша мог стать моим отцом? Хотя нет. Там был бы уже другой человек. А теперь, получается, Гоша забыл про давнее соперничество и простил отца. То-то вчера в ресторане он сказал, что стал сентиментальным. Я тогда не понял его слов. А теперь все встало на свои места. Он так ничего и не рассказал мне про отца. Сказал, что это будет сюрприз для меня, и что скоро я с ним встречусь. Но, что настолько скоро, я никак не ожидал.

Я рассказал отцу в подробностях про свою насыщенную жизнь за последние несколько месяцев. С момента окончания школы и до сегодняшнего дня. Почему-то интуитивно был уверен, что ему можно доверять. Человек он, конечно, неоднозначный, но честный. Это чувствовалось.

С каждой моей фразой глаза его становились круглее, а не по-мужски аккуратные брови все выше заползали на лоб. Иногда он тряс головой и энергично потирал виски, будто проверял, не сон ли это.

— Погоди! — отец налил себе еще, а меня пропустил. — я правильно понял? Ты поймал маньяка? Того душителя, что прогремел на весь Союз?

— Ну, я был не один, целая команда. Но задержал его я. Правда, не совсем живым.

— С ума сойти! — отец опрокинул стопку, крякнул и захрустел огурцом. — А в милицию тебя взяли после нападения во дворе трех головорезов? На которых думали, что они от Гоши? Так?

— Да, они караулили меня в подъезде, когда я возвращался ночью от Зины Роговой.

— Стоп! Ты встречался с дочерью Гоши?

— Было дело…

— Ну, сын. Ну ты даешь! Ого… А потом тебя, получается, спасли конторские? Хулиганов разогнали, но не догнали и не задержали? И в милицию тебя пропихнули, чтобы Гоша, якобы, тебя не достал?

— Ну да.

— Не стыкуется, сын. Если напавшие были не от Гоши, конторские всяко бы это знали. В конце концов, они могли их поймать. Пистолеты им для чего были даны? Тебя даже порезали, так что, сам понимаешь, имели право ребятки оружие применить.

— Ты думаешь, что…

— Именно, сын! Это их люди на тебя напали. А они типа спасли… Постановка, как на Бродвее.

— Но зачем?

— Чтобы ты сговорчивее был и сразу согласился в ментовку пойти работать.

— Все равно не пойму, какой им резон в этом. Я бы и так туда пошел.

— Все просто! Ты сын опального журналиста в бегах. Меня найти не смогли. Но со счетов меня не скинули — видно, опасались, что еще что-нибудь такое выдам, отчего многие головы полетят. Я бы так и сделал, но побоялся, что на вас это отразится — при этом он очень гордо, хоть и с горечью посмотрел на меня. — У нас же как принято? Пресса должна быть шестеренкой в идеальном госмеханизме. Элита политическая образовалась мощная, чтоб холера ее взяла, и это при нашем-то задекларированном равенстве. А мы, простые журналисты, должны были их обслуживать и народ убаюкивать, но для напускной справедливости культ личности было разрешено развенчивать, а тех, кто сейчас застоялся у власти, трогать никак нельзя. И еще пресса просто обязана прославлять советского гражданина, который всегда честен и непреклонен, на целую голову выше бездуховных представителей прогнившей европейской цивилизации. Ты послушай, что сейчас по радио крутят? Только успехи и перспективы СССР. Но не все так гладко у нас в Союзе, сын. Только об этом никто не говорит.

Я кивнул, и это отцу понравилось. Понял, что сын тоже не через радужные очки на жизнь смотрит.

— А я не молчал, пока молодой был. А потом ты родился, и я немного приутих. Но под колпаком так и остался. Бдили за мной люди из здания с горгульями. А ты, получается, после окончания школы перед ними сразу и засветился. Валютчиков задержал, участкового полем-лесом отправил, дебоширов в вино-водочном наказал. Избил подручных Гоши Индия возле пивбара. После вскрыл мухлеж в катране и пытался опять же вывести шулеров на чистую воду. Поняли конторские, что яблоко от яблони, и устроили тебя в милиции. Ты там как рыбка в аквариуме стал — у всех на виду, и энергию свою с пользой тратить будешь. Так проще контролировать Петровых. И сына, и отца. Знают, что я ва-банк не пойду, пока сын в органах работает.

— Ты