Ида - Юлия Цыпленкова Страница 2

— Полежи-ка пока мокрой, — чуть подумав, произнес хозяин дома. — Кое-что возьму сначала, а там уж и переодену. Так-то оно надежней будет.

Он подошел к полке, на которой стоял маленький сундучок, обтянутый сильно потертой кожей. Открыв его, мужчина некоторое время что-то искал, продолжая ворчать себе поднос. Наконец достал шнурок, к которому был привязан кусок корешка какого-то растения, надел на шею и вздохнул с видимым облегчением. После обернулся…

— Да что б тебя! — вскрикнул мужчина и схватился за сердце.

Она стояла прямо за его спиной и смотрела своими жуткими глазами сквозь спутанные пряди, вновь свисавшие на лицо. Незнакомка покачивалась, и казалось, что она вот-вот свалится на пол, но девушка упала на своего спасителя. Вышло это неожиданно и порывисто. Мужчина машинально удержал незнакомку, и она обмякла в его руках.

— Тьфу, — с ожесточением сплюнул хозяин дома. — Зачем связался? Надо было пройти мимо. Не пойми что в дом впустил.

— Пить, — едва слышно просипела девушка.

— Крови что ль? — настороженно спросил мужчина.

— Воды…

— Ну и то хорошо, — вновь с облегчением вздохнул он и, подхватив ее на руки, отнес обратно на кровать. — Ты кто такая, девонька? Как на кладбище оказалась? Похоронен здесь кто?

— Пить…

— Сейчас принесу.

Уложив на кровать свою гостью, хозяин дома передернул плечами и пошел к ведру с водой. А когда вернулся, девушка, казалось, вновь лишилась сознания.

— Эй, — позвал мужчина.

И она открыла глаза. Чернота заметно поблекла. Она будто отступала от век, от уголков глаз, очищая белки, а вскоре сжалась до размера радужки и окончательно втянулась внутрь, оставив из черного только зрачки. У нечаянной находки оказались светло-голубые глаза. И пока это был единственный цвет в ее облике, не считая волос, конечно. Губы всё еще оставались сероватыми, а кожа бледной. Даже платье ее было светлым, чем еще более подчеркивало блеклость всего облика.

— Давай помогу, — сказал мужчина. Он опустил кружку на табурет, стоявший рядом с кроватью, и помог гостье сесть. После сунул кружку и едва успел поймать, когда та выпала из слабых пальцев. — Помогу, — повторил он и поднес кружку к губам девушки.

Пила она странно. Точнее, вовсе не пила. Вода затекала в приоткрытый рот и вытекала обратно, хотя, кажется, что-то и пролилось прямо в горло. Девушка не глотала. Она тяжело пошевелила языком, судорожно вздохнула, и вдруг послышался звук сглатывания.

— И-и, — девушка сипло втянула воздух и с неожиданной силой отбила руку с кружкой.

— Да что б тебя! — снова выругался мужчина, когда кружка вылетела из его руки и со звоном разбилась, упав на пол. Остатки воды разлились маленькой лужицей, и хозяин дома опять сплюнул.

— П… — выдохнула девушка, отдышалась и повторила тихо: — Прости.

— Сейчас одежду сухую дам, — проворчал мужчина, — а то простынешь.

Когда он вернулся, гостья лежала в неудобной позе. Кажется, без поддержки она просто сползла на кровать да так и осталась, подвернув под себя руку. Однако глаза были открыты, и взгляд следовал за спасителем. Протяжно вздохнув, хозяин дома покачал головой.

— И переодеться помогу. Не бойся меня, дурного не сделаю.

Она осталась безучастна. Похоже, юную девицу совсем не волновало, что раздевать ее будет мужчина, которого она даже не знала. Впрочем, более всего девушка напоминала ожившую тряпичную куклу, и даже не верилось, что пару минут назад она оттолкнула руку с кружкой с такой силой, что та выпала из мужской ладони.

Хозяин дома раздражался всё более. Ему пришлось посадить, удерживать и раздевать гостью. Сама она никак не помогала, и выражение лица оставалось отрешенным.

— Да хоть руки-то подними! — не сдержался мужчина, и две тонкие руки послушно поднялись вверх.

Наконец мокрое платье было снято, следом нижняя нательная рубашка, и хозяин дома, заворчав, отвернулся. Однако вскоре снова посмотрел на хрупкое тонкое тело с острыми холмиками грудей и вздохнул — совсем девчонка.

— Как же ты на кладбище-то ночью оказалась? — всё еще ворчливо, но уже без злости спросил спаситель.

— Не помню, — едва слышно и равнодушно ответила гостья.

Он хмыкнул и покачал головой. Девчонке мужчина не поверил, но настаивать на ответе не стал.

— Живешь-то где? — спросил он снова.

— Не знаю, — последовал ответ.

Мужчина натянул на девушку свою рубаху и помог лечь. После уселся на край кровати и задал новый вопрос:

— А звать-то тебя как?

— Не помню, — сказала она и вдруг нахмурилась, так показав первую эмоцию. — Ида. Меня зовут Ида.

— Это коротко что ли? — задумчиво спросил мужчина. — А полное как будет?

— Полное… — прошелестела девушка и снова нахмурилась. — Литтида.

— Ласточка, стало быть, — усмехнулся хозяин дома. — Ну, здравствуй, Литтида-Ида. А меня Вишером зови, можно Вишем. А можешь и дядькой Вишем, это как тебе нравится. Я тут один живу, никого рядом, кроме покойников. Так мы друг другу не мешаем. Ведьмак я, — и он, прищурившись, посмотрел на Иду.

Девушка осталась равнодушна к тому, что мужчине казалось значительным. Впрочем, для него это было всего лишь его сутью, а вот дурачье побаивались, хоть и бегали к нему за помощью.

— Есть, небось, хочешь? — спросил Виш, так и не дождавшись ни любопытства, ни толики страха, ни просто опаски.

— Не знаю, — ответила Ида. — Пить хочу, только больно от воды.

— Может, всё ж крови тебе надо?

— Нет, — сказала девушка и закрыла глаза.

— Ну отдыхай, — ответил ей ведьмак и поднялся на ноги. — Спать недалеко буду. У меня домик маленький, все прямо тут: и печь, и постель, и сундуки с добром. На полу лягу, тебе кровать отдам. — Ида глаз не открыла, и Виш повторил: — Отдыхай.

Заварив настой для гостьи, мужчина бросил на нее взгляд, но тревожить уже не стал. Он расстелил себе на полу теплое одеяло, достал подушку и лег рядом с очагом. Однако заснуть сразу не вышло. Ведьмак повернулся и еще некоторое время смотрел на свою гостью, пытаясь понять, кто же она? По виду вроде и нежить, а вроде и нет.

Если некромант поработал на погосте, то ему не оживить мертвеца. Поднять поднимет, что надо ему, делать заставит, а не оживит. Никто не оживит, а девчонка живая. Точно не нежить. Те больше живые с виду, чем Ида, а вот сердце не бьется, а у нее бьется.

А памяти нет. Точно нет, не соврала, он был уверен.