Не искавшие приключений (СИ) - Яблоня Дикая Страница 20

Я почувствовала, что тошнота подкатывает к горлу.

"План покушения поражает своей изощренностью. Газообразное ядовитое вещество, растворенное в воздухе, убивает людей мгновенно, не оставляя следов, которые способны обнаружить полицейские маги. Жертвами покушения пали двое гвардейцев, второй секретарь его светлости, а также тролль- курьер. Последний, в силу особенностей физиологии, оставался в живых несколько минут. Он успел рассказать, что произошло, и скончался. Гортензия Го'ршковиц, двадцати лет, уроженка Ландрии, личная машинистка его светлости, перенесла покушение без каких-либо последствий для здоровья. Каким образом ей это удалось, подозреваемая умалчивает. Судебный правдовидец, дважды выполнив процедуру проверки, распознал высокий уровень вины. Суд над государственной преступницей состоится завтра. Казнь состоится…"

Строчки поплыли перед глазами. Казнь?! Получается, ее даже не попытаются оправдать?

Что?! Что этот идиот-прадовидец в ней разглядел?! Если даже такое убожество, как я, видит невиновность, у него, просто-напросто, должно было полыхать перед глазами алым пламенем: "НЕ-ВИ-НОВ-НА!"

Это неправда. А если это неправда, значит… Но что, собственно говоря, это может значить?.. Это же политика. А мы, простые смертные, должны держаться от политиков как можно дальше.

Ноги сами понесли меня в комнату. Не слишком хорошо соображая, что именно попадается под руку, я принялась швырять вещи в саквояж.

— Если невинную, словно младенец, Гортензию казнят, что сделают с человеком, который просочился в замок по чужим документам? Горите вы огнем со своим замком, Канцлером, воронами и политикой! Особенно — политикой! А я сейчас куплю на последние деньги билет в Новые Пределы. В один конец, как это сделала Незнакомка В Сиреневом. У меня есть шляпка со свеклой, как у нее. И — да! вот возьму сейчас, и накрашу глаза, как она!

Трясущимися руками я выбрасывала вещи из комода, пока не отыскала на дне нижнего ящика мамин несессер. Несколько мгновений бессмысленно перебирала баночки и коробочки. Наконец нашла подобие крошечного школьного пенала с маленькой щеточкой и квадратиком черной краски. Краска почти совсем засохла, но ее удалось размазать мокрым пальцем.

— Сейча-а-ас! — пригрозила я всему Сущему и ринулась к зеркалу над комодом. На мгновение застыла, соображая, что делать дальше. Гм. Щетка похожа на зубную, так? Значит, действуем по тому же принципу!

— А-а-а!!! Маятник вам… всем… в…

Нет. Я все же раскрашу эти чертовы ресницы. Нужно только зеркало поменьше, и чтобы руки не дрожали. А еще хорошо бы склеить глаза пластырем, чтоб не моргали.

Вторая попытка провалилась уже по вине карманного зеркальца: стоило поднести его к лицу, коварная стекляшка запотела. Щетка с краской снова угодила не по адресу. И снова — весьма болезненно. Так. Видимо, пластырь нужен не только в глаза.

— Стоп. Что я сейчас сказала?.. Я знаю, как оправдать Гортензию! Держись, Гортензия! Незнакомка В Сиреневом никогда не сдается, чем я хуже?

Уйти удалось недалеко — до площадки третьего этажа. Там здравомыслие наконец победило истерику:

Кто ты такая, Авлониа Ронда? Никто, ничто и звать никак. А значит, тебе не поверят.

Истерика отступила, вместо нее навалилась апатия. Очень хотелось поплакать, но здравый смысл тихонько подсказал, что с раскрашенными глазами этого закончится плохо. Я плюхнулась на ступеньки и закрыла руками лицо.

— Кхм, — вежливо кашлянул кто-то рядом. Моя нижняя соседка, дама Элла-Кармила, возвратилась с вечерней прогулки.

— Ой, божечки! — всплеснула руками ее горничная. Сама соседка лишь покачала головой. Она чего-то ждала. Наверное, надо было что-то сказать.

— Гортензию повесят. Она невиновна. Но они не станут меня слушать.

Дама Элла-Кармила шагнула ко мне, положила руку на плечо, и с удивительной для такой хрупкой женщины силой дернула, заставив подняться.

— Идемте со мной! — приказала она.

В прошлый раз меня пригласили не дальше прихожей. В этот раз я увидела комнаты. Трудно сказать, что я ожидала увидеть. Пожалуй, судя по пеньюару хозяйки — множество искусственных цветов, думочек и аляповатых статуэток с котятами. Думочек не было вовсе. Цветов оказалось немного, и все — живые: чудесные, искусно подобранные букеты. Статуэтка попалась на глаза лишь одна — на каминной полке: изящная балерина застыла на кончиках пальцев, вскинув руки так, слово хотела взлететь. Они были повсюду, эти балерины — на портретах, плакатах, миниатюрах. Фея Жасмин, принцесса-лебедь, Бессмертная Весна. Я открыла рот, чтобы спросить, кто эта прекрасная танцовщица.

— Не ожидали? — тихо засмеялась дама Элла-Кармила. Я закрыла рот, громко щелкнув зубами. Прикушенный язык оказался очень кстати: не дал опозориться. С грандиозным опозданием логика недоделанного детектива подсказала, что странная палка вдоль стены напротив камина — вовсе не поручень для стариков, которые только вдоль стен и ходят. Теперь я была готова поверить, что моя почтенная соседка, с ее осанкой и грацией, до сих пор упражняется у станка.

— Ваша Гортензия — та самая, о которой трубят все газеты, — дама Элла-Кармила не спрашивала — она констатировала. — И вы, вопреки всем газетам, считаете, что она невиновна.

— Газеты ни при чем, я видела невиновность, а уж если с моим уровнем видно… это либо ошибка, либо что-то намного хуже!

— Ах… такой случай был бы идеален для Жана! — воскликнула моя соседка, опустилась на диван и похлопала по нему, приглашая сесть рядом. — Знаете, кто такой назначенный защитник?

— Гм, да… он защищает тех, кто не может позволить себе выбирать адвоката…

— …или тех, кого никто не хочет защищать по своей воле. Убийц. Грабителей. Изменников тоже можно, как вашу подругу, — дама Элла-Кармила грустно усмехнулась. — Его проклинали, ненавидели, а он все равно продолжал. Работа свела мужа в могилу. Но прежде чем сыграть в ящик, — добавила она неожиданно радостным тоном. — Жан устроил всем тот еще подарочек. Оч-чень в его духе. Давайте-ка, милочка, ступайте в соседнюю комнату и возьмите в шкафу "Ландрийское Право", тринадцатый том.

Я подчинилась. Шкаф в соседней комнате был забит книгами по юриспруденции, очевидно — наследством покойного супруга дамы Эллы-Кармилы. Увесистые тома "Ландрийского Права" — черные, с более чем скромным тиснением — отыскались сразу. Хотя нет — увесистыми были не все, тринадцатый оказался тоньше других. Под заголовком мелким шрифтом значилось: "Новейшие дополнения".

— Я так и не решилась продать их… — дама Элла-Кармила погладила книгу, словно живое существо, и принялась листать. — Вот оно! Прецедент Жана Русселя. — она постучала пальцем по странице. — Если видеть истину — ваша способность, можете смело ссылаться на Жана: вас обязаны допустить к защите. Но как вы построите эту защиту, зависит только от вас.

В порыве благодарности я крепко обняла старушку. Запоздало смутившись, промямлила что-то вроде "пасиб". Она снова улыбнулась:

— Защитите свою подругу! Пусть Жан порадуется еще разок, где бы он ни был.

Прижимая книгу к груди, натыкаясь на мебель, я бросилась ко входной двери. Дверь преградила горничная, протягивая мне мокрую салфетку.

— А?..

— У вас по всему лицу чернила, барышня Ронда, — с неодобрением пояснила она. — И на ушах тоже.

Ночь прошла над тринадцатым томом "Ландрийского Права" и закончилась падением в это право лицом. Если будильник и прозвонил, то не для меня, и не в этой вселенной. Хорошо, что зная себя, я завела две штуки, и поставила второй в пустое ведро. Плохо, что этот второй почему-то прозвонил, когда ему захотелось, а не когда мне понадобилось.

Пассажиры омнибуса вдоволь повеселились, наблюдая акробатический этюд "Авла причесывается на полном ходу". О том, что костюму и блузке — вторые сутки, да еще с ночевкой, я старалась не думать.