Дэниел Худ - Волшебство для короля Страница 20

Лайам потупился.

— Благодарю.

— К тому же, — продолжал снисходительно страж, — если бы драка все-таки завязалась, мне пришлось бы арестовать всех участников стычки, включая и вас. А ведь вам ночь в кутузке вряд ли пришлась бы по вкусу?

Лайам с трудом выдавил из себя смешок.

— Вы правы, господин миротворец. Это не очень порадовало бы меня.

— Понимаю. Ничего, лодки еще будут. Удачного вам вечера. Постарайтесь и впредь не терять головы.

Миротворец дружески подмигнул, поднес к шляпе два пальца и неторопливо двинулся дальше.

Лайам остался стоять как стоял. Его вдруг затрясло — то ли от облегчения, то ли от гнева, он и сам не мог разобрать — от чего.

Миротворец был прав: вскоре пришла еще одна лодка. Лайам плюхнулся на скамью под плетеным навесом, сказал, куда плыть, и замер как истукан. Дрожь унялась, вместо нее пришло осознание того, что вся его жизнь — со всеми ее чаяниями, стремлениями и надеждами — всего минуту назад буквально висела на волоске! Он охнул и прижал ладони к глазам.

— Что, сударь, устали?

Лайам опустил руки и растерянно заморгал.

— Что? Ах да. Да, я устал.

Гребец сочувственно хмыкнул и оставил пассажира в покое.

«О боги! Я едва не погиб!» В глубине души он сознавал, что положение его не было совсем уж отчаянным, — у него ведь действительно имелся стилет, да и дракончик не упустил бы возможности встрять в заваруху, — но наваждение не проходило. «Едва не погиб. Едва. — Он передернулся, в нем вспыхнула злость. — Все было бы гладко, если бы не ублюдок в роскошном камзоле! А каков миротворец! Он полагает, что свел бы меня в кутузку! Щен-нок… Знал бы он, кто стоит перед ним, небось тут же бы и обделался! Но… о небо, я едва не погиб!»

Постепенно шоковое состояние миновало, и мысли беглеца более или менее упорядочились. Уорден наверняка еще не успела сообщить всем своим подчиненным приметы преступника, но очень скоро сделает это. Так что рассчитывать на благополучный исход пиковых ситуаций, подобных только что завершившейся, в дальнейшем не стоит. Более того, миротворец, снисходительно похваливший проглотившего оскорбление труса за выдержку, чтобы подсластить тому горечь пилюли, получив новую директиву, может сообразить, кого он упустил. «Значит, мне надо выбросить эту одежду, сумку и как-нибудь изменить свою внешность». Лайам потер подбородок. Там уже пробивалась щетина. Может быть, отпустить бороду? Или обриться наголо? Маркейд подскажет, что делать. Женщины в этих вопросах опытнее мужчин.

То, что миротворец доложит начальнице, как разыскиваемый одет — еще полбеды. Хуже, что он видел, куда тот направляется. Река делит город на две половины. Значит, район поисков для леди-пацифик сузится вдвое.

Вряд ли Уорден провидица, а догадаться, где вознамерился укрыться беглец, практически невозможно — ведь Лайам и сам добрый десяток лет не вспоминал о своей бывшей соученице. Как же тогда эта милая дама организует охоту? Ну, понятно, проверит гостиницы, но в них ничего не найдет. Что дальше?

В Саузварке, с его извилистыми улочками, беспорядочной геометрией и мизерным количеством стражников, ей осталось бы лишь развести руками. Однако в Торквее у нее под рукой тысяча миротворцев. Проще простого поставить по паре людей на обоих мостах, на основных лодочных пристанях, у Хлебного тракта, Парящей Лестницы и у дороги, что пробита вдоль русла Монаршей к священной долине Рентриллиан. Неохваченными останутся лишь набережные — слишком протяженные, чтобы контролировать их по всей длине, и… лодки. Торквейские лодочники — народ независимый, славящийся сварливостью и упрямством. Им выгоднее молчать, чем говорить, а потому их содействия Уорден вряд ли добьется. По крайней мере, не с первой попытки и даже не со второй.

«Значит, день-два я смогу пользоваться услугами перевозчиков. Что еще?»

Он лично спустился бы в Беллоу-сити и стал обыскивать корабли. Завтра, скорее всего, Уорден так и поступит, но ни команде, ни капитану «Солнца коммерции» о своем сошедшем на берег пассажире ничего практически не известно, и леди-пацифик окажется в тупике. Лайам по опыту знал, насколько мучительно ощущение, когда все ниточки следствия вдруг обрываются, и внутренне возликовал. О, эта дрянь просто взбесится, когда поймет, что потратила свое драгоценное время впустую!

— Улица Шествий! — объявил перевозчик, и лодка стукнулась о причал, заставив Лайама вернуться к реальности. Образ скрипящей зубами леди-пацифик бесследно исчез.

«Очнись, идиот! Если тебя поймают сегодня, завтра ей будет незачем обходить корабли». Он принялся нарочито неторопливо отсчитывать деньги, давая тем самым себе возможность осмотреть набережную. У подножия двух столпов по-прежнему толпились паломники; их стало меньше, но молились они втрое громче. Миротворцев не наблюдалось, и Фануил это подтвердил. Лайам отдал гребцу монеты и вышел из лодки. «Держись чуть западнее, — велел он фамильяру. — Мы близки к цели».

«Замечательно, мастер».

«Да, замечательно, — откликнулся Лайам, а про себя подумал: — Надеюсь, Маркейд еще помнит меня».

Дорогу к Конюшенному проходу пришлось уточнить лишь раз. Лайам долго набирался смелости — его мучило ощущение, что любой выбранный им прохожий, хотя бы вон тот лакей в полосатой ливрее, только что вышедший из винной лавчонки, тут же поднимет крик. Ничего подобного лакей делать не стал. Он указал приезжему господину, на каком перекрестке свернуть, и отпустил шутку, что, мол, сегодня распрекраснейший вечерок для прогулок.

Конюшенный проход представлял собой маленькую, кривую улочку, змеящуюся по склону распадка и сплошь застроенную каменными — очень узкими в своей фасадной части — домами. Впечатление эти особняки производили довольно убогое, хотя чуть ли не на каждом из них гордо красовался королевский шеврон.

«Смотри-ка, — обратился Лайам к парящему в ночном небе уродцу, — видать, служить верой-правдой короне не очень-то выгодно, а?»

«Похоже, мастер», — откликнулся Фануил.

Лайам обогнал бредущую вверх парочку — мужчину в мантии, подбитой мехом, и женщину в богато расшитом плаще. Он подумал было спросить у них, где находится дом сэра Ненния, но не решился. Лучше опять обратиться к какому-нибудь лакею или служанке. Челядь словоохотливее господ.

«Мастер, — вдруг спросил Фануил, — а что ты будешь делать, если ее нет дома?»

Лайам пожал плечами.

«Оставлю записку и подожду в темном углу какого-нибудь кабачка».

Фануил помолчал.

«А вдруг она не захочет тебе помогать?»

Лайам так изумился, что встал столбом и вскинул глаза к небу, хотя там царила непроглядная темнота.