Дмитрий Колодан - Маскарад Страница 20

— Правда? И с ней что-то случилось?

— В точку, — сказал портье. — Она там того-этого — ку-ку.

Томка глубоко вдохнула. Судя по тому, как изъяснялся громила, за труды Беатрис Поттер он взялся слишком рано.

— Что значит «того-этого ку-ку»? Ее убили? Отравили, как у вас принято?

— Не, — отмахнулся портье. — Я ж говорю, она ку-ку, с катушек слетела. Покатилась на Сан-Клементе. Раньше там дурдом был.

Томка с трудом продралась сквозь путаные объяснения.

— В смысле, в моем номере сошла с ума русская актриса?

— Именно. Жуть история — все зеркала перебила. Бывает же: утром, вроде, звезда, а вечером бац — и слюни пускаешь… Жизнь она того — странная штука.

— И не говорите… — пробормотала Томка. Совпадения совпадениями, но не слишком ли их много? Мистика какая-то, так не бывает.

— Я к чему рассказываю-то. Вы там, наверху, не пугайтесь шибко. Мы в той комнате ничего не меняли, это ж того — история. У нас, чтоб историю менять, ремонт там сделать, разрешение от властей нужно. А без взятки его не получишь.

Портье щелкнул зажигалкой. Дрожащий язычок пламени осветил его лицо.

— А так — benvenuto!

Думая о теории вероятностей, и о том, когда случайное совпадение перестает таковым являться, Томка шагнула к лестнице. Но портье ее окликнул:

— Ээ… синьорина?

— Да?

— Вы, вроде того, с собакой?

Томка опустила взгляд.

— Можно сказать и так. Хотя, чтобы знать наверняка, нужен анализ ДНК.

— Но это… — бородач посмотрел в гроссбух. — В вашей заявке ничего нет про домашних животных. У нас нельзя со зверями-то…

— Правда? — Томка состроила невинную физиономию. Глаза ее округлились, ресницы захлопали… Прямо ангел наивности во плоти. — А я не знала. И что же делать? Оставить его снаружи?

Она рассчитывала, что человек, читающий книжки Беатрис Поттер, не выгонит бедную собачку на улицу в дождь. Определение «бедная собачка» к Снуппи подходило с большой натяжкой, но иногда стоит и рискнуть.

Глядя на девушку, портье поперхнулся дымом.

— Нет… кхм… конечно нет. Он всех распугает там, снаружи-то…

— А если увидит полиция — выпишут штраф, — со знанием дела сказала Томка.

— Ладно, — сжалился портье, — с полицией лучше не связываться.

Он поежился — видимо, связываться ему приходилось. Томка тепло ему улыбнулась: вот он, собрат по несчастью, безвинная жертва итальянской полиции.

— Но это… Вы из номера-то его не выпускайте. И следите, чтоб не погрыз чего.

— Само собой, — заверила его Томка. — Привяжу морским узлом к ножке кровати. Шагу лишнего не сделает.

Снуппи возмущенно хрюкнул, но с его мнением никто здесь не считался.

— И еще… Доплатить надо.

Томка замерла, уставившись на портье. Улыбка ее скисла, как у человека, который, откусив кусок шоколадного торта, вдруг обнаружил, что кондитер перепутал сахар с крысиным ядом. Портье же, как ни в чем не бывало, почесал свою жуткую бороду. Теплота к этому типу исчезла мгновенно.

— Сколько? — в горле неприятно запершило.

— Тридцать евро? — предложил портье.

Томка сдавленно вскрикнула. Сумма, может, и не крупная, особенно по венецианским меркам, но в любом случае она больше той, которую девушка могла себе позволить. Но Томка догадалась, что деньги отправятся прямиком в карман портье, минуя руководство отеля. А раз так, стоило поторговаться.

— Пять евро, — сказала она.

— Что?! — сигарета выпала из пальцев громилы. — Но… Синьора!!!

На этом слова у него кончились. Оскорбленный в лучших чувствах, портье забулькал, как закипающий чайник. На долю секунды Томке стало его жалко, но она не собиралась идти на поводу эмоций.

— Пять евро, — повторила она голосом тверже стали.

Приняв ответное бульканье за согласие, Томка положила банкноту на стол и быстро, пока портье не опомнился, прошла к лестнице. За спиной раздался мучительный стон.

— Buonanotte! — хихикнула Томка и затопала по ступенькам.

Едва девушка переступила порог номера, ноги враз налились свинцом; в остальном же Томка чувствовала себя так, будто ее придавило тонной кирпичей.

Прошедший день был по-настоящему безумным. На Томку обрушилось столько всего, что она едва поспевала за событиями. Думать же об усталости у нее не было времени.

Но, как выяснилось, усталость только караулила момент. Марк Аврелий как-то сказал, что с человеком не случается ничего такого, чего он не смог бы вынести. Сейчас Томка могла бы и в глаз дать за подобные утверждения. Девушке казалось, что еще минута, и она уже не сможет стоять на ногах.

В крошечном номере еле-еле уместились кровать, пара стульев и узкий шкаф. На одной стене висела пустая рама старинного зеркала, рядом красовались два цветных пятна. Опытным взглядом Томка определила афиши, но рассмотреть их не получалось — взгляд раз за разом обращался к застеленной кровати. Стоило ее увидеть, и Томка уже не могла думать о чем-либо ином.

Волоча ноги, Томка добралась до ложа. С каждой секундой мыслей в голове становилось все меньше.

— Прости, приятель, — Томка намотала поводок Снуппи на спинку кровати. — Я обещала тебя… чтобы…

Девушка зевнула, едва не вывихнув челюсть, а пять секунд спустя мирно посапывала, не удосужившись даже снять ботинки.

Проснулась она с первыми птицами. Это не было поэтическим сравнением: на узком карнизе два жирных голубя устроили свару, стучась в стекло и возмутительно громко воркуя. Томка застонала. Ну, нельзя же так! Будить людей в такую рань — бесчеловечно. Тут даже самый убежденный гринписовец поступился бы принципами.

Некоторое время девушка таращилась на потолок, пытаясь одновременно решить ряд философских вопросов. Кто она? Где она? И какого черта здесь делает?

За окном было привычно-серое питерское утро. Туман, мелкий дождь со снегом… Только комната совсем не походила на ее уютную квартирку на Петроградке. Та была больше и чище, с потолка там не осыпалась штукатурка, а главное — там не было столь отвратительного резкого запаха. Наконец память сжалилась и подбросила ей пару-другую образов: узкие калле, толпы туристов, темно-зеленая вода Большого Канала и парящий над городом купол собора Святого Марка… Она в Венеции!

На этом бы памяти остановиться, но та разошлась и заодно вывалила на Томку все обстоятельства прибытия в город. В мельчайших подробностях.

— О, черт… — девушка перевернулась на бок.

Сон — лучший целитель, но на сей раз он подкачал. Томка чувствовала себя совсем разбитой, будто из нее вытащили все внутренности, кости и мышцы, пропустили через мясорубку, а затем кое-как затолкали обратно. Хватило же ума уснуть в одежде, скорчившись, как знак вопроса! Теперь вот приходится расплачиваться.