Эрик Фуллилав - Круг одного Страница 21

А когда у этого поколения родились собственные дети, водоворот набрал такую силу, что все могло двигаться только вниз, все глубже и глубже. Вечно вниз. Бесконечно вниз.

Мертвая зона. Болезни, язвы, пожары и стрельба. Туберкулез-пять, который не берут никакие лекарства. Синдром истощения Карпози, также неизлечимый. Кровь, которая сочилась сквозь кордоны федеральных войск в широкий мир, в большой Лос-Анджелес и прочие города, заражая их снизу и поднимаясь все выше.

А самая большая ирония заключается в тихом отчаянии благопристойных белых обывателей, в безумии, царящем за кордонами, в чиновных и деловых кругах, в пустоте жизней, потребляющих все без разбору или стремящихся к этому. Крушение мечты американского потребителя, которой мы все одержимы, привело к легализации мягкого наркотика для белых, стима, и прочих игр для ума, помогающих снять боль. Клетки бывают разные…

Вспомнить хотя бы мое жизнеописание, кульминацией коего является бардачная версия рая, возглавляемая мадам Демарш. Развлечения для избранных не уступают извращенностью развлечениям для масс, в какой бы изысканной обстановке им ни предавались и сколько бы удовольствия от них ни получали. Мой личный ущерб от пропажи собственной души, головные боли, которые никогда не покидают меня, шок от воспоминаний о моей роли тогда. Вся эта роскошь по сравнению с мертвой зоной, два треклятых плюса, заставляющие думать, что надежды нет ни для кого из нас.

Зак Миллхауз едет с заряженным ружьем на коленях и грудой всяческого оружия на заднем сиденье. Он везет меня к месту последнего упокоения Эдди — авось те славные люди, что готовили Эдди к погребению, смогут сказать мне что-то о том, как он умер.

Через бесконечно долгий промежуток времени Зак объявляет, что мы на месте. Это место — похоронное бюро из белого кирпича, лишь минимально украшенное местной настенной живописью. У дома крепкая крыша, а у входа выстроились длинные черные автомобили старинных моделей — должно быть, в ожидании похорон. Похоронный бизнес, как и бизнес Зака, в мертвой зоне процветает.

— Я подожду в машине, — говорит Зак. Я киваю, слыша звуки отдаленной перестрелки. Зак благоразумно отводит свой потрепанный «шевро» на зады похоронного заведения — вдруг ребята, обеспечившие эту контору последним клиентом, придут воздать ему почести с оружием в руках.

Внутри четыре салона, и в каждом идет бдение. По мне, все они похожи — старики крутят опиат-ные сигареты, а молодежь обменивается похабными словечками шепотом, из уважения к покойным. Возраст усопших колеблется от четырнадцати до сорока пяти, с перевесом в сторону молодых. Мое прохождение мимо каждой из дверей вызывает момент полной тишины: что делает эта белая женщина здесь, где терпение к ее дерзости истощается с каждой секундой, словно виза, которую надо постоянно возобновлять?

Плохое: один из гробов укорочен, чтобы сэкономить расходы. Покойница — взрослая женщина нормального роста, как видно, ее укоротил тот, кто убил. Я подхожу к двери с надписью «Администрация» и спрашиваю мистера Каррузерса.

Молодые люди, жующие что-то, указывают мне на стол в глубине комнаты и велят подождать. Когда я сажусь, один из них зовет: «Папуля!» Слева раздвигается занавеска, и выходит человек в прорезиненном халате, в резиновых перчатках по локоть.

— Чем могу служить?

— Я от Зака Миллхауза. По поводу Эдди, его ночного сторожа.

«Папуля» Каррузерс садится.

— Что конкретно вы хотите узнать?

На стене позади него висит целый набор сертификатов и лицензий, большей частью пожелтевших от времени. Последний образчик, как видно, обновляется каждый год. Это лицензия на ликвидацию зараженной крови, выданная лос-анджелесским департаментом здравоохранения.

— Как была его фамилия?

— Рейнольдс. Вы из полиции?

— Нет. Я консультант и занимаюсь тем, что, по нашему мнению, имеет отношение к следствию, которое мы ведем.

— Дайте-ка взглянуть на ваше удостоверение. Вручаю ему то немногое, что имею при себе,

включая коряво написанное на полицейском бланке письмо Деррика, удостоверяющее, что я консультант.

Каррузерс возвращает мне его. Он худощав, с седыми усами и седеющим ежиком на голове.

— Как его убили?

— Два выстрела. Один в голову, другой в грудь. Любой из двух мог убить его.

— Вы нашли пулевые осколки?

— А то как же.

— Где сейчас находится тело? — Деррик хочет произвести обмер ран, чтобы определить тип оружия.

Каррузерс смеется.

— Эдди Рейнольдса вчера кремировали.

О черт, черт. Я готовлюсь задать следующие вопросы, когда в комнату врывается рев летящего очень низко вертолета.

— Тогда мне понадобятся эти пулевые осколки. — Теперь ничего не докажешь. Убийца мог бы расписаться у жертвы на ляжке, а Каррузерс назвать мне его имя, но для суда это не годится. Но если пули те же, которыми стреляли в Сьюзен Бентсен…

На крышу что-то с грохотом опускается, и над нами топочут несколько пар сапог.

— Какого черта? — Каррузерс сует руку под стол, и тут гаснет свет.

Каррузерс ищет оружие, спрятанное под столом. Пока он шарит в темноте, я чувствую, как прибывает в нем адреналин. Моя аурочувствительность в темноте обостряется, и я сама не знаю, что слышу — звуки, мысли или и то и другое вместе.

<всех в расход>

<главное, женщину найти…>

Я не могу больше оставаться здесь.

— Есть тут черный ход?

— Нет, — рубит Каррузерс в кромешной тьме. Нельзя здесь оставаться. Стараюсь не отставать от Каррузерса, который движется вперед. Пальба разрывает жуткую тишину — кричит женщина, вызывая на себя еще более густой огонь. Автоматы палят повсюду, и я слышу, как пули откалывают штукатурку…

— Пригнись! — шепчет Каррузерс, открывая дверь из конторы в коридор. Я попадаю рукой во что-то теплое и липкое и думаю, что это кровь — но это всего лишь остатки трапезы давешних молодых людей.

Кто-то в дальнем конце коридора обнаруживает себя, поливая огнем один из погребальных салонов. Остальные добивают всех, кто еще шевелится в других комнатах — скоро полы будут скользкими от свежей крови. Вспышка из дула освещает одного из пришельцев — он в черном, лицо вымазано ваксой, мыслит холодно, как профессионал.

Каррузерс — молодчага. Он сбивает одного противника выстрелом из ружья и откатывается, а очереди поливают участок пола, только что покинутый нами. Через выломанную входную дверь вбегают еще люди — новые стрелки, новые мишени.

Я молчу и не могу даже выстрелить толком, потому что прячусь за Папулей. Мы в подавляющем меньшинстве, и я чую смерть совсем близко, пока Каррузерс перезаряжает ружье.