Станислав Гагарин - Вторжение Страница 22

Он просмотрел примеры этому в диалоге и далее прочитал: «…Великая сила божественного знамения распространяется и на тех людей, объяснял Сократ, что постоянно со мною общаются. Ведь многим эта сила противится, и для таких от бесед со мной нет никакой пользы, ибо и я не в силах с ними общаться. Многим же сила не препятствует проводить со мной время, но такие люди из этого не извлекают никакой пользы. А те, кому сила моего гения помогает со мною общаться, их и ты знаешь, делают очень быстро успехи. И опять-таки из этих занимающихся с успехом одни полагают прочную и постоянную пользу, а многие другие, пока они со мной, удивительно преуспевают, когда же отходят от меня, снова становятся похожими на всех прочих».

Будто пораженный громом, Станислав Семенович не стал в деталях изучать приведенный Сократом пример с Аристидом, сыном Лисимаха, за время морского похода потерявшим приобретенное от общения с учителем. Он вспомнил случаи из собственной жизни. Знакомство в 1968 году с Володей Турунтаевым, утратившим веру в литературный талант, вдруг ярко вспыхнувшую после встречи с ним, о чем Володя сам говорил неоднократно.

А история с Женькой Федоровым, которого Станислав Гагарин опекал четверть века и вывел таки в писатели? Как он там сейчас?.. Пишет ли что-нибудь во Владивостоке, оставшись вне действия гагаринова даймония?

А его калининградский приятель Олег Глушкин? Тут особь статья, но бесспорен тот факт, что энергия Гагарина всегда заражала Олега. Жаль, что Глушкин так бездумно, а главное безмотивно обрубил швартовы их многолетней дружбы.

«Не сменили ли ломехузы славному прежде Глушкину личность?» — усмехнулся мысленно писатель.

Игорь Чесноков получил во время óно собственную долю гагаринской силы, а вот дальше пошел в литературе самостоятельно, так сказать, в автономное плаванье.

Это все наиболее яркие случаи, про обстоятельства и ситуации поменьше калибром чего и вспоминать… Значит, прав Иосиф Виссарионович. Есть в нем некая способность. Она проявилась уже в детстве, когда Славик Гагарин бескорыстно делился полученными из книг нестандартными знаниями с одноклассниками, а затем с курсачами мореходки, зарабатывая общую неприязнь и ярлык выскочки, всезнайки, желающего показать, что он больше других информирован и научен.

Как это мешало ему в жизни, пока не выбрал Станислав Гагарин профессию, каковая просто обязывает знать больше, нежели другие!

Но и в писательской шкуре ему не раз и не два приходилось сталкиваться с тем же. Рецензенты писали, будто сговорясь: «Автор демонстрирует свою эрудицию». А что же я серость и невежество должен демонстрировать?! — матерился Станислав Гагарин, но рецензенты по-прежнему упрекали его в излишке знаний.

Сочинитель отложил Платона и увидел: Сталин проснулся, снял шляпу и смотрит на него.

— Поспали? — спросил Станислав Гагарин. — Вам и это необходимо…

— Ничто человеческое мне не чуждо, — сказал Сталин. — Ведь я сконструирован как Homo Sapiens.

— Совсем по Марксу, — улыбнулся писатель. — Помните его ответы на анкету?

— Конечно. Жаль, там не было вопроса: на какой, извините, хрен ухлопал Карл сорок лет жизни на сочинение никому не нужного, понимаешь, «Капитала». Помню, как в моей биографии эти академики митины-поспеловы-мочаловы на девятой странице написали: «Сталин много и упорно работает над собой, он изучает «Капитал» Маркса…» Да никогда, понимаешь, не изучал я «Капитал»! Хотя бы потому, что нормальный человек ничего не поймет в этой книге…

— И это говорит правоверный марксист?! Человек, который…

Станислав Гагарин остановился.

— Ладно уж, договаривайте. Вы хотели сказать: положил миллионы жизней за воплощение, понимаешь, в жизнь, простите, невольный каламбур, сомнительной идеи… Все так, молодой человек. И не так. Я скажу вам больше. Сам лозунг — свобода, равенство и братство — очень сомнительный лозунг. Не удивляйтесь, но все уравнительные идеи, начиная с Платона и кончая моим, понимаешь, собственным опытом, заводили и заводят человечество в тупик.

— Теперь я этому не удивляюсь… Правда, от вас услышать такое не ожидал.

— Вы забываете, что товарищ Сталин обладает теперь сверхзнанием. Если мне известно, что книгу Шафаревича вы прочли два раза и штудируете в третий, то, видимо, содержание этого интересного, хотя и неровного, понимаешь, компилятивного труда для меня тоже не секрет.

— У автора-математика явно сократовский даймоний, — предположил писатель.

— Несомненно, — согласился вождь. — Потому Шафаревич и на контроле у ломехузов. Они, как выражается нынешняя молодежь, быстро усекают подобных, понимаешь, людей, мешающих им глобально замещать личности у варваров, как они всех вас называют.

— Жутко все это, — вздохнул писатель.

— А вы как думали? — гневно отозвался Сталин. — Просто так что ли пер я к вам со Звезды Барнарда, мгновенно одолев пространство в добрую кучу световых лет. Какой расход энергии! Но Зодчие Мира считают: игра, понимаешь, стоит свеч. Личности, обладающие даймонием, просто обязаны быть вместе. Ведь вы даже незнакомы до сих пор с Игорем Шафаревичем?

— Не знаком, — повинился Станислав Гагарин, — вспомнив, что соратники не раз предлагали представить его члену-корреспонденту.

— Вот видите… Вас, между прочим, выбрали мне в спутники именно по причине присутствия в вашей личности даймония. Подобная личность не замещается. Ломехузы еще не знают об этом, но догадываются, ибо их система дает сбои. Возможно, они попытаются исследовать механизм действия ваших демонов, чтоб подчинить себе и таких, с их точки зрения, понимаешь, уродов. За вас зацепились в тот момент, когда отказались от предложенной Алексеевым взятки в сто тысяч рублей.

— На собрании коллектива Военно-патриотического литературного объединения «Отечество» он сказал, что предложил вовсе не взятку…

— Да, но что такое сто тысяч в фонд председателя наличными? В мое время за подобные предложения запросто, понимаешь, ставили к стенке.

— Алексеев всенародно признал, что его слова я вполне мог расценить как предложение взятки.

— То-то и оно, — зло проговорил Сталин. — Конечно, в отношении стенки я, может быть, погорячился, но и распускать подонков, как делает это мой пятый, понимаешь, преемник, вовсе не следует.

— А у вас был даймоний, товарищ Сталин? — спросил писатель.

Вождь задумался. Станислав Гагарин его не торопил, затаив дыхание, терпеливо ждал ответа.