Мартин Райтер - Доспехи для героя Страница 22

— Да, верно, — вздохнул Бурунькис. — От людей нам ждать хорошего не приходится. Но когда они нас не замечают, то жить рядом с ними даже интересно. Мы, духи, домовые существа культурные, любим цивли… цливли… цильвилиза…

— Цивилизацию? — подсказал Генрих. Ему все больше и больше нравилась эта сказочная парочка, гордо именующая себя «древнерожденные». Единственное, что смущало Генриха, это подозрение, что у него всего лишь галлюцинация и на самом деле никаких глюмов нет. Трудно вообразить, что в природе существуют малыши, похожие на говорящих обезьянок, но рассуждающие как настоящие люди… или, по крайней мере, как дети.

— Угадал! — согласился Бурунькис. — Ее. Нам не очень-то нравится шастать по лесам или в холодных пещерах ютиться, как гномы.

— Да! — опять подал голос Капунькис. — Ты тоже хорош, только нас увидел — так в окно сразу и вышвыривать!

— А зачем вы комод разбили? — усмехнулся Генрих. — Что я утром родителям скажу? Еще хорошо, что вы их таким грохотом не разбудили… Уж представляю, какой мама учинила б скандал!

— Но ведь мы глюмы. Мы без этого не можем. А тем более велика потеря — комод! Можно подумать, он — самая цепная вещь в доме, — Бурунькис презрительно повел плечами. — Да и потом, домовые все равно починят…

В прихожей что-то зашуршало.

— Бурунькис, а ну-ка, глянь, хорошо мне в этом? — Капунькис вошел в комнату, и Генрих оглушительно рассмеялся. Да и как было удержаться, увидев мохнатого кроху в пальто и шляпе отца Генриха? Голова глюма утонула в шляпе по самый подбородок, а огромное пальто волочилось по земле, точно шлейф. Путаясь в полах пальто, Капунькис натыкался на стены, но продолжал выпытывать:

— Похож я на человека? На огромного, сильного героя?

— На огородное пугало ты похож! — давясь смехом, крикнул Бурунькис. Он разбежался и прыгнул братцу на голову. Тот повалился на пол, возмущенно запищал и, выскочив из пальто и шляпы, замахал кулаками. Сцепившись, глюмы опять покатились по полу.

— Эй! Я не совсем понял про домовых, но на всякий случай напоминаю: окно я еще не закрыл, — многозначительно сказал Генрих.

Глюмы мгновенно прекратили борьбу.

— Да, конечно, ты большой и сильный, ты можешь нас обидеть! — возмутился Капунькис. Он вытащил из заднего карманчика штанишек носовой платочек, громко высморкался и только после этого продолжил. — А настоящий герой так не поступил бы…

— Ну, если бы я был героем, то я вообще с такой мелюзгой, как вы, не стал бы разговаривать, — весело сказал Генрих На чем герою какие-то драчуны? Почему вы все время деретесь? Вы ведь братья…

— Потому что я умный! — объяснил Бурунькис с таким видом, будто удивлялся тому, как мог родиться такой глупый вопрос.

— А я сильный и свирепый! — уверенно сказал Капунькис. Он спрятал платочек в карманчик и, глянув па братца, принялся корчить забавные рожицы. Он морщил лоб, выпячивал губы и даже пытался покрутить носом. Это, по его мнению, должно было выражать крайнюю степень свирепости. Генрих, чтоб не рассмеяться, зажал себе ладонью рот.

— Что это ты мне глазки строишь? — равнодушным тоном сказал Бурунькис Капунькису и, повернув лицо к Генриху, подвел итог объяснению:

— А так как я умней, то должен всегда нападать неожиданно и первым! Иначе, если нападет первым он, мне влетит.

— Какая странная логика, удивился Генрих. — А что, если он и вовсе не собирается на тебя нападать?

— А кто его спрашивает? — удивился Бурунькис. — Если будешь нападать всегда первым — тогда обязательно победишь!

— Что-то я не видел, чтоб кто-то из вас побеждал, — улыбнулся Генрих.

Бурунькис почесал затылок.

— Это потому, что я всегда поддаюсь! — наконец придумал он. — Но когда-нибудь этот Капунькис у меня получит.

Генрих неожиданно наклонился и легонько хлопнул Бурунькиса ладонью по лбу.

— За что?! — опешил от неожиданности глюм.

— Ну как же, — сказал Генрих. — А вдруг ты первый захочешь на меня напасть?

— Но я не собирался! — обиделся Бурунькис.

— А кто тебя спрашивает?

Малыш глюм насупился и обиженно развернулся к Генриху спиной.

— Ты его еще разок тресни, только хорошенько, со всей силы, радостный, посоветовал Капунькис. — Пусть знает!

— Нет, не хочу я больше никого трескать. Ты, Бурунькис, извини, но я просто хотел показать тебе, что не всегда следует придерживаться принципа — бей первым, — примирительно сказал Генрих. — Расскажите-ка лучше, почему так произошло, что обычные люди не могут вас видеть. Тем более вы говорите, что они живут рядом с вами много лет.

— Ты слышишь — не один год?! — захихикал Капунькис, подмигивая братцу. — Да мы, если хочешь знать, появились на Земле самые первые. Людей еще и в помине не было!

— Нет, это великаны появились тогда, а мы чуть позже, поправил Бурунькис. — В песне ясно говорится:

Великанов я помню,

рожденных до века,

породили меня они в давние годы;

помню девять миров и девять корней

и древо предела,

еще не проросшее», [1] —

скороговоркой пропел Бурунькис, перевел дух и сказал: — А после великанов появились боги, а после богов — драконы и чудовища, после них карлики и эльфы, а после эльфов — гномы, а после гномов — кобольды, а после кобольдов — мы, глюмы. Ты не очень-то слушай этого Капунькиса, у него голова дырявая. Он ничего не помнит.

Капунькис бросился к столу, схватил небольшое зеркальце и принялся разглядывать свою голову. Через несколько секунд он отбросил зеркальце и заявил:

— Врешь, гад! Никакая она не дырявая! — Капунькис наклонил голову к Генриху:

— Вот, посмотри сам, видишь хоть одну дырочку? Скажи, видишь? дрожащим от волнения голосом спросил он.

— Нет, не вижу, — честно сказал Генрих и, не в силах больше терпеть, повалился на кровать со смеху.

Глюмы переглянулись и, дружно хлопнувшись на спину, принялись тоже хохотать. Они смеялись долго, пока смеялся Генрих, хотя вряд ли понимали причину его смеха. Было заметно, что малышам очень хочется быть похожими на людей, и они вовсю старались подражать мальчику. Но смеялись они искренне, чем доказывали, что для смеха вовсе не обязательно узнать что-нибудь смешное, главное — состояние духа.

Едва-едва успокоившись, Генрих уселся на кровати, сложив по-турецки ноги.

— Ну, расскажите еще что-нибудь про себя, сказал он, держась руками за разболевшийся живот.

— Мы храбрые! — сказал Бурунькис.

— И еще мы сильные! — добавил Капунькис.

— Ну, в этом я совершенно не сомневаюсь, — улыбнулся Генрих. — Но вместо того, чтоб хвалиться, вы лучше скажите, хорошо ли ладят между собой ведьмы, вы, гномы и другие древнерожденные.