Мак Рейнольдс - Тайный агент. Сборник фантастических повестей и рассказов Страница 22

Однако со временем Рекс заскучал. Он вел себя как холостяк, сравнительно молодой и богатый. Он посетил Градчаны — некогда резиденцию королей Богемии, а ныне музей. Он снялся на фоне такой излюбленной туристами достопримечательности Праги, как старинные городские часы. Он заглянул в синагогу в бывшем еврейском гетто и был поражен тысячами тысяч имен, выбитых на ее стенах, — имен евреев, погибших в годы немецкой оккупации. Он с разных точек сфотографировал готический собор Святого Витта, где большей частью похоронены чешские короли. Однако все чаще и чаще ловил себя на мысли, что никакой богатый холостяк, будь он в здравом уме, не стал бы тратить на этот город целую неделю.

Восьмой день пребывания в Праге вознаградил долготерпение Рекса Бадера. Он уже посетил все памятные места. Побывал во всех ресторанах высшей категории, во многих ночных клубах и пивных барах. Безрезультатно. Оставались еще только два заведения, которые он раньше обходил стороной. Наиболее подходящим из них казался ресторан «У Флеку» — старая таверна, в которой, если верить туристическим справочникам, варили копченое черное пиво начиная аж с 1499 года. Легенда гласила, что первый владелец таверны перешел дорогу монахам, которые заправляли харчевней «У святого Томаса» и полагали, что только они умеют готовить копченое черное пиво, а потому объявили хозяина «У Флеку» приспешником дьявола. Того, похоже, это не особенно огорчило; как бы то ни было, оба заведения процветали и по сей день.

Рекс Бадер никогда не слышал о копченом черном пиве.

Попробовав его, он понял, что тот прозрачный слабенький напиток, к которому он привык у себя дома, вовсе не пиво.

В таверне «У Флеку» посетителей обслуживали пышногрудые девушки в национальных костюмах богемских крестьянок. Они клали перед вами на стол кружок, а на него ставили объемистую керамическую кружку с пивом.

Едва официантка замечала, что ваша кружка пуста, она тут же убирала ее, приносила другую, полную, и делала на кружке пометку карандашом. Узрев же, что ваш желудок не в состоянии более принимать в себя копченое черное пиво, девушка подходила, подсчитывала количество карандашных меток и предъявляла вам счет.

Таверна «У Флеку» представляла собой огромный зал, в котором посетители сидели за огромными деревянными столами, изготовленными, по всей видимости, несколько столетий назад. Столов было по меньшей мере двадцать, и большей частью они не пустовали. За некоторыми коротали вечер одиночки вроде Рекса, за некоторыми расположились романтические парочки, за некоторыми целые компании или семьи, иногда даже с грудными младенцами. Шум, гам, смех, кто–то пытался петь.

Все это было весьма живописно. В таверне имелся даже оркестр из четырех человек, облаченных в национальные костюмы полуторавековой давности и рьяно терзавших свои инструменты.

Рекс был очарован. Вернее сказать, очарование не проходило уже неделю. По первым своим впечатлениям он решил, что чехи на столетия отстали от Запада. Теперь же он начал приходить к выводу, что все совсем наоборот. Дело вовсе не в том, что Прага выглядела средневековой по сравнению с псевдогородами Соединенных Штатов. Не в том, что здесь можно пересчитать по пальцам жилые небоскребы в две тысячи с лишним квартир, с супермаркетами, театрами и всем прочим. Этот город не модерновый, а — как это будет по–немецки? — Gemutlich.[7] Да, что–то вроде этого. И люди здесь спокойнее, чем в Америке, и больше радуются жизни. Эта их черта даже начала раздражать Бадера.

На деревянную скамью напротив опустился новый посетитель, официантка незамедлительно поставила перед ним кружок и полную кружку пива. Человек тяжело вздохнул и одним глотком опорожнил кружку наполовину.

— Ах! — только и сказал он при этом.

Рекс улыбнулся ему.

Человек махнул кружкой, словно говоря «Ваше здоровье!», и сделал еще глоток. Потом спросил:

— Vous etes un etranger?[8]

Рекс, пригубив свое пиво, отозвался:

— Извините, я не говорю по–чешски.

— А, так вы англичанин! Я почему–то причислил вас к французам. Я большой поклонник всего английского. В студенческие годы я изучал английскую литературу и пришел к убеждению, что ваш лорд Байрон — величайший из поэтов–романтиков.

6

Никто из сидевших за столом как будто не обращал на них внимания и не прислушивался к разговору. Рекс Бадер осушил свою кружку с копченым черным пивом. Словно по волшебству, перед ним тотчас же появилась другая, а на картонном кружке возникла еще одна карандашная метка.

— Американец, не англичанин, — поправил он. — Я разделяю ваши литературные симпатии, но должен сказать, что из поэтов романтического периода предпочитаю все–таки Шелли.

Обратившийся к нему крепко сложенный человек средних лет принадлежал, по–видимому, к зажиточным слоям общества. Он производил впечатление жуира, который, несмотря на свой высокий пост, отнюдь не против заглянуть иногда в заведение вроде «У Флеку» и пропустить пару кружек пивка, послушать грубоватую музыку, съесть сосиску или жирный гуляш. Это последнее блюдо было, очевидно, в таверне фирменным.

— И как вам наша Прага?

— Замечательно. Я вообще впервые в Советском комплексе. Тут много интересного. Много такого, что показалось мне удивительным.

— Да? — собеседник как будто заинтересовался. — И что же, например, удивило вас, сэр?

Рекс призадумался. Надо подстраиваться под предложенную тему разговора.

— Ну, скажем, я не ожидал, что вы живете в таком достатке. Книги, которые я читал, вселили в меня уверенность, что вы далеко отстали от Запада в доходе из расчета на одного человека.

Чех хохотнул:

— Понимаете, уважаемый. Запад — понятие достаточно растяжимое. Если вы обозначаете им все страны, которые не входят в Советский комплекс, то такие государства, как Чехословакия, намного впереди большинства из них по тому доходу, о котором вы упомянули. Но даже если вы имели в виду только Европу и Северную Америку, вы все равно ошибаетесь. Вы ошибаетесь, если считаете, что все капиталистические государства превосходят по доходам на душу населения советские страны.

Он отпил из кружки, прежде чем продолжить:

— Отчаянная конкуренция за больший валовой национальный продукт и доход на душу населения развернулась вскоре после второй мировой войны. Всем почему–то стало дело до этого. Некоторые даже прониклись убеждением, что по этим данным можно решить, что же лучше — капитализм или коммунизм.

— Я тоже так думал, — мягко заметил Рекс.

Собеседник его снова глотнул пива и затряс головой: