Аркадий и Борис Стругацкие - Дело об убийстве, или Отель «У Погибшего Альпиниста».Стажеры. Улитка на склоне (сборник) Страница 23

Глава десятая

Спустившись в холл, я мрачно сказал хозяину:

– Там Хинкус совсем свихнулся. Есть у вас какое-нибудь успокаивающее посильнее?

– У меня всё есть, – ответил хозяин, нисколько не удивившись.

– Инъекцию сделать сумеете?

– Я всё умею.

– Вот и займитесь, – сказал я, протягивая ему ключ.

Голова у меня гудела. Было без пяти четыре. Я устал, осатанел и, главное, не испытывал никакого охотничьего азарта. Я слишком отчетливо понимал, что это дело мне не по плечу. Ни малейшего просвета, даже наоборот – чем дальше, тем хуже. Может быть, в отеле кто-то прячется, похожий на Хинкуса? Может быть, у Хинкуса действительно есть двойник – опасный гангстер, маньяк и садист? Это кое-что объяснило бы… убийство, страх Хинкуса, его истерику… Но зато тогда пришлось бы решить вопрос, как он сюда попал, где и как ему удается прятаться. У нас же здесь все-таки не Лувр и не Зимний дворец – у нас здесь «маленький уютный отель на двенадцать номеров; гарантируется полная приватность и совершенно домашний уют»… Ладно, займусь-ка я Мозесами.

Старик Мозес не пустил меня к себе в номер. Он вышел на стук в огромном восточном халате, с неизменной кружкой в руке и буквально выпер меня в коридор своим толстым брюхом.

– Вы намерены беседовать здесь? – устало спросил я.

– Да, намерен, – с вызовом ответил он, густо дохнув мне в лицо сложной и непонятной смесью запахов, – именно здесь. Полицейскому нечего делать в доме Мозеса.

– Тогда лучше пойдемте в контору, – предложил я.

– Н-ну… В контору… – Он отхлебнул из кружки. – В контору – еще куда ни шло. Хотя я не вижу, о чем нам с вами разговаривать. Уж не подозреваете ли вы меня в убийстве – меня, Мозеса?

– Нет, – сказал я. – Упаси бог. Но ваши показания могут оказать неоценимую помощь следствию.

– Следствию! – Он презрительно фыркнул и снова отхлебнул из кружки. – Ну ладно, пойдемте… – Пока мы шли, он брюзжал: – Часы не могли найти, обыкновенные украденные часы, а туда же – убийство, следствие…

В конторе я усадил его в кресло, а сам сел за стол.

– Значит, ваши часы так и не нашлись? – спросил я.

Он негодующе воззрился на меня.

– А вы что, господин полицейский, надеялись, что они сами собой как-нибудь обнаружатся?

– Была у меня такая надежда, – признался я. – Но раз не обнаружились, ничего не поделаешь.

– Мне не нравится наша полиция, – заявил Мозес, пристально глядя на меня. – Мне не нравится этот отель. Какие-то убийства, какие-то обвалы… собаки, воры, шум среди ночи… Кого это вы поселили в моей комнате? Я же ясно сказал: весь коридор мой, за исключением каминной. Мне не нужна каминная. Как вы осмелились нарушить договор? Что это за бродяга расположился у меня в номере третьем?

– Он попал под обвал, – сказал я. – Он искалечен, обморожен. Было бы жестоко тащить его наверх.

– Но я вам заплатил за номер третий! Вы были обязаны спросить у меня разрешения!

Я не мог с ним спорить, у меня сил не было объяснять ему, что он с пьяных глаз перепутал меня с хозяином. Поэтому я просто сказал:

– Администрация отеля приносит вам свои извинения, господин Мозес, и обязуется завтра же восстановить статус-кво.

– Нищеброды! – прорычал господин Мозес и припал к кружке. – Но он, по крайней мере, приличный человек, этот бродяга из третьего номера? Или он тоже какой-нибудь вор?

– Это совершенно приличный человек, – успокоительно сказал я.

– Почему же в таком случае его сторожит этот ваш омерзительный пес?

– Это чистая случайность, – ответил я, закрывая глаза. – Завтра же все вернется в нормальное состояние, уверяю вас.

– Может быть, и покойник воскреснет? – ядовито осведомился паршивый старик. – Может быть, вы мне и это пообещаете? Я – Мозес, сударь! Альберт Мозес! Я не привык ко всем этим покойникам, собакам, божедомам, обвалам и нищебродам…

Я сидел с закрытыми глазами и ждал.

– Я не привык, чтобы к моей жене врывались среди ночи, – продолжал Мозес. – Я не привык проигрывать по триста крон за вечер каким-то заезжим фокусникам, выдающим себя за аристократов… Этот Барл… Бралд… Он же просто шулер! Мозес не садится за стол с шулерами! Мозес – это Мозес, сударь!..

Он еще долго бурчал, скворчал, брюзжал, шумно отхлебывая, рыгал и отдувался, и я на всю жизнь усвоил себе, что Мозес – это Мозес, что это Альберт Мозес, сударь, что он не привык к тому-то, тому-то и проклятому снегу по колено, а привык он к тому-то, тому-то и хвойным ваннам, сударь… Я сидел с закрытыми глазами и, чтобы отвлечься, старался представить себе, как он ложится спать, не выпуская из рук своей кружки, как он, храпя и посвистывая, бережно держит ее на весу и время от времени отхлебывает, не просыпаясь… Потом стало тихо.

– Вот так-то, инспектор, – сказал он нравоучительно и поднялся. – Запомните хорошенько то, что я вам сейчас сказал, и пусть это послужит вам уроком на всю жизнь. Это многому научит вас, сударь. Спокойной ночи.

– Одну минуточку, – сказал я. – Два пустяковых вопроса. – Он в негодовании открыл было рот, но я был начеку и не дал ему говорить. – Когда примерно вы покинули зал, господин Мозес?

– Примерно? – хрюкнул он. – И таким манером вы надеетесь раскрыть преступление? Примерно!.. Я могу дать вам самые точные сведения. Мозес ничего не делает примерно, иначе он бы не стал Мозесом… Может быть, вы все-таки разрешите мне сесть? – осведомился он ядовито.

– Да, простите, прошу вас.

– Благодарю вас, инспектор, – произнес он еще более ядовито и сел. – Так вот, я с госпожой Мозес, в номер которой вы столь неприличным образом ворвались нынешней ночью, не имея на то никакого права, да еще не один, да еще без стука, я уже не говорю об ордере или о чем-нибудь подобном, – я, естественно, не вправе ожидать от современной полиции соблюдения таких тонкостей закона, как бережное отношение к праву каждого честного человека пребывать в своем доме как в своей крепости, и в особенности, сударь, когда речь идет о супруге Мозеса, Альберта Мозеса, инспектор!..

– Да-да, это было опрометчиво, – сказал я. – Я приношу вам и госпоже Мозес самые искренние извинения.

– Я не могу принять ваши извинения, инспектор, до тех пор, пока не уясню себе с полной отчетливостью, что за человек поселен в номере третьем, принадлежащем мне, на каком основании он расположился в помещении, граничащем со спальней моей супруги, и почему его сторожит собака.

– Мы еще сами не уяснили себе с полной отчетливостью, кто этот человек, – сказал я, снова закрывая глаза. – Он потерпел аварию на автомобиле, он – калека, без руки, сейчас спит. Как только будет выяснена его личность, мы вам немедленно доложим, господин Мозес. – Я открыл глаза. – А теперь вернемся к тому моменту, когда вы с госпожой Мозес покинули столовую. Когда это было точно?

Он поднес кружку к губам и грозно посмотрел на меня.

– Меня удовлетворили ваши объяснения, – заявил он. – Выражаю надежду, что вы сдержите ваше обещание и доложите немедленно. – Он отхлебнул. – Итак, мы с госпожой Мозес встали из-за стола и покинули зал примерно… – Он прищурился с большой язвительностью и повторил: – Примерно, инспектор, в двадцать один час тридцать три минуты с секундами по местному времени. Это вас удовлетворяет? Отлично. Переходите к вашему второму, и, я надеюсь, последнему, вопросу.

– Мы еще не совсем покончили с первым, – возразил я. – Итак, вы вышли из зала в двадцать один тридцать три. А дальше?

– Что дальше? – злобно спросил Мозес. – Что вы хотите этим сказать, молодой человек? Уж не хотите ли вы узнать, чем я занимался, когда вернулся в свой номер?

– Следствие было бы благодарно вам, сударь, – сказал я с чувством.

– Следствие? Мне нет дела до благодарности вашего следствия! Впрочем, мне нечего скрывать. Вернувшись в свой номер, я немедленно разделся и лег спать. И спал до тех пор, пока не поднялся этот отвратительный шум и возня в принадлежащем мне третьем номере. Только природная сдержанность и сознание того, что я – Мозес, не позволили мне нагрянуть немедленно и разогнать весь этот сброд с полицией во главе. Но имейте в виду, сдержанность моя имеет пределы, никаким бездельникам я не позволю…

– Да-да, и будете совершенно правы, – поспешно сказал я. – Еще один, последний вопрос, господин Мозес.

– Последний! – сказал он, угрожающе потрясая указательным пальцем.

– Не заметили ли вы, в какое примерно время госпожа Мозес покидала столовую?

Наступила жуткая пауза. Мозес, наливаясь синевой, глядел на меня вытаращенными мутными глазами.

– Кажется, вы осмеливаетесь предположить, что супруга Мозеса причастна к убийству? – сдавленным голосом произнес он. Я отчаянно замотал головой, но это не помогло. – И вы, кажется, осмеливаетесь рассчитывать на то, что Мозес в этой ситуации будет давать вам какие бы то ни было показания? Или вы, быть может, полагаете, что имеете дело не с Мозесом, сударь? Может быть, вы позволили себе вообразить, будто имеете дело с каким-нибудь одноруким бродягой, укравшим у меня драгоценные золотые часы? Или, быть может…