Николас Эймерик, инквизитор - Валерио Эванджелисти Страница 23

– Назначаем тебя, Николаса или Николаса Эймерика из Жироны, члена ордена Святого Доминика, новым великим инквизитором, со всеми полномочиями, которые дает тебе Апостольский престол, призывая во имя Господа нашего Иисуса Христа всегда проявлять при исполнении столь великой должности то усердие, милосердие и справедливость, которых она требует.

Потом налил на пергамент немного сургуча из ведерка, которое передал ему юноша, взял печать в изящно отделанном корпусе, подождал, пока сургуч растечется, и сделал оттиск резким движением. Эймерик жадно схватил протянутый ему свернутый лист, будто боялся, что архиепископ передумает.

– Безмерно благодарю вас, монсеньор. Я постараюсь выполнить возложенную на меня задачу.

Архиепископ махнул рукой, давая понять, что разговор закончен. Но когда Эймерик наклонился, чтобы поцеловать его кольцо, прелат поднял его, похлопав по плечу.

– Послушайте еще кое-что, отец Николас. Я не сомневаюсь, что вы великолепно справитесь со своими обязанностями. Но имейте в виду – людей не так-то легко изменить.

– Я учту, монсеньор, этот ваш…

– Нет. Это не просто слова. Сейчас нам кажется, что все, кроме неверных, – христиане. Древние культы, древние верования… думаете, они остались в прошлом? Поверьте, если вы столкнетесь с этим, не надейтесь, что одержать над ними победу позволит физическая смерть тех, кто их исповедует.

– Монсеньор, я вас не понимаю, – нахмурился Эймерик.

– Может, поймете чуть позже. В этом городе есть кое-что необычное. Как говорил Овидий, numen inest. «Здесь божество».

– Все равно не понимаю.

– Не важно. Идите и трудитесь в новой должности. Да поможет вам Бог.

Крайне озадаченный, Эймерик поклонился и направился к двери.

Только спускаясь по лестнице дворца, он почувствовал, как накопившаяся за день усталость снова навалилась на него. Инквизитор пересек освещенную луной пустынную площадь; воздух все еще наполняли приятные и неприятные запахи прошедшего дня. Носильщики, как им было велено, стояли перед входом в таверну, которую уже собирались закрывать.

– Подождите еще немного, – приказал Эймерик.

– Да, падре.

Он отодвинул штору, занавешивающую вход, и вошел в помещение. Только за двумя столиками по-прежнему сидели посетители. У самой двери – четверо мужчин в плащах из тонкой ткани с вышитыми подолами. В тюрбанах, украшенных перьями до плеч. У одного из них был короткий меч: закон города запрещал носить оружие, а значит, положение этого человека было таким, что он не боялся нарушать запрет.

Отец Арнау и сеньор де Берхавель сидели чуть дальше, возле большого камина, в котором потрескивали дрова, а языки огня лизали пустые шампуры. Подойдя к столику, Эймерик тяжело опустился на скамью.

– Вот и все, – объявил он без предисловий. – У меня есть письменное подтверждение от архиепископа.

– Я и не сомневался в этом, магистр, – рассмеялся отец Арнау. – Не хотел бы я быть на месте тех, кто пытается вам помешать.

– У меня к вам серьезный разговор, – Эймерик сурово взглянул на отца Арнау. – Вы ужинали?

Сеньор де Берхавель с сожалением покачал головой.

– Нет. Когда мы пришли, угли в очаге уже догорали, а кухарка собиралась уходить. Хозяйка оставила таверну открытой только для нас и тех купцов. Есть хлеб и сильно разбавленное вино.

– Мне этого достаточно, – Эймерик покосился на незнакомцев, убедился, что им ничего не слышно, схватил краюху хлеба и начал рассеянно теребить ее в руке. – В сегодняшних разговорах меня поразили две вещи. Одна касается именно вас, отец Арнау. Помните, что вы сказали, когда мы стояли в комнате, где уродец превращался в жидкость?

– Нет. О чем вы?

– Вы сказали: «Numen inest», «здесь божество». Помните?

– Да, конечно. Это из Овидия.[26] – Лекарь смущенно улыбнулся. – Я знаю, что не должен, но время от времени позволяю себе читать светскую литературу.

Эймерик сверлил его взглядом.

– Совсем недавно эту же фразу повторил архиепископ. Как вы можете это объяснить?

Отец Арнау, подавив удивление, рассмеялся.

– Видимо, этот священник разделяет мои вкусы. Но не переживайте, эта строка не из греховного текста. Я не помню точно, как называется стихотворение, но оно вполне невинное.

– Меня беспокоит вовсе не это. Как случилось так, что вы с архиепископом произнесли одну и ту же столь необычную фразу с разницей в несколько часов?

Лицо отца Арнау стало серьезным.

– Все не так странно, как вам кажется. Эти слова мы услышали от короля на похоронах его дочери, во время Великой чумы. Педро намекнул на проклятие, которое словно бы нависло над его семьей. Там был и я, и архиепископ. Только потом я обнаружил, что это строка из стихотворения. И с тех пор не раз ее повторял.

– Видимо, ваш король тоже читает Овидия, – заметил сеньор де Берхавель.

Эймерик на несколько секунд задумался.

– Что именно вы имели в виду? – наконец спросил он лекаря.

– Что в келье отца Агустина у меня возникло тревожное ощущение присутствия кого-то незримого, будто за нами наблюдает неведомое божество, – ответил отец Арнау. – Думаю, вы тоже это почувствовали.

– Да, почувствовал, – согласился Эймерик. Потом взял кувшин с вином и позвал хозяйку, суетливую женщину, время от времени выходившую из кухни в надежде, что посетители ушли. – Добрая женщина, кружку! – потребовал он. Потом, словно разговаривая сам с собой, добавил: – И вторая фраза, которая поразила меня сегодня. Ее произнес хустисья. В самый щекотливый момент нашей беседы, в ответ на мои слова, не имевшие особого значения, он сказал примерно следующее: «Как мать может продолжать рожать детей-уродцев, если она уже четыре года мертва?» Что думаете об этом?

Отец Арнау вздрогнул.

– Он говорил о детях с двумя лицами?

– Скорей всего. Мы как раз обсуждали возможную роль короны в этой дьявольской истории.

Сеньор де Берхавель покачал головой.

– Даже не представляю, что бы это значило. Не завидую вашей задаче.

Отец Арнау искоса посмотрел на Эймерика.

– Но у вас ведь есть какая-нибудь идея. Расскажите.

Инквизитор покачал головой.

– Она пока слишком неопределенная. Но вспомните, четыре года назад была Великая эпидемия «черной смерти». И король потерял всех женщин своей семьи.

Он прервался, потому что хозяйка принесла кружку; похоже, она совсем отчаялась дождаться ухода посетителей.

– Добрая женщина, не сдаете ли вы комнаты? – спросил инквизитор.

– Да, пять. Две свободны.

– Я сниму одну, – и, видя удивление на лицах собеседников, добавил – Знаю, что священники обычно не останавливаются на постоялых дворах. Но вы сами видели, что и в Альхаферии небезопасно. Можете вернуться в моем паланкине.

Они поговорили еще немного. Потом, когда купцы наконец ушли, Эймерик попрощался с отцом Арнау и сеньором де Берхавелем, которому на следующий день надо было уезжать.

– Желаю вам удачи, отец Николас, –