Даниэль Труссони - Ангелология Страница 23

В комнату вошла Снейя. Она заглянула в книгу через плечо Персиваля.

— А, сэр Артур, — сказала она, и на страницы упала тень ее крыльев. — Он был одним из самых чудесных Григори. Из всех братьев твоего отца я любила его больше всего. Такая доблесть! Он охранял наши интересы по всему миру. Если бы его смерть была столь же великолепна, как и вся его жизнь!

Персиваль знал, что мать говорит о жалкой и печальной кончине дяди. Сэр Артур одним из первых в семье заразился болезнью, которая теперь донимала Персиваля. Его некогда великолепные крылья превратились в гнилые почерневшие обрубки, и после десятилетий ужасных страданий его легкие разрушились. Он умер в страданиях и боли, уступив болезни на пятом веку жизни, когда ему полагалось вовсю наслаждаться отставкой. Многие считали, будто болезнь поразила его за то, что он подвергал страданиям более низкие породы людей — несчастных уроженцев колоний. Но на самом деле Григори не знали, в чем причина болезни. Они знали только, что должен быть способ ее вылечить.

В восьмидесятых годах двадцатого века Снейе попали в руки работы ученой, посвященные терапевтическим свойствам определенных видов музыки. Ученую звали Анджела Валко, и она была дочерью Габриэллы Леви-Франш Валко, одного из самых известных ангелологов, работающих в Европе. Если верить теории Анджелы Валко, существовал предмет, который мог вернуть Персивалю, да и всему их виду ангельское совершенство.

Как обычно, Снейя, казалось, прочла мысли сына:

— Несмотря на все твои усилия саботировать лечение, я полагаю, этот историк искусств указал нам правильное направление.

— Ты нашла Верлена? — спросил Персиваль, закрывая «Книгу поколений».

Он снова чувствовал себя ребенком, желая снискать одобрение Снейи.

— Чертежи у него?

— Как только получим известия от Оттерли, будем знать наверняка, — сказала Снейя, взяла у Персиваля «Книгу поколений» и перелистала ее. — Разумеется, мы их упустили. Но не сомневайся, мы найдем то, что ищем. И ты, мой ангел, будешь первым, кто извлечет из этого выгоду. А когда вылечишься, мы станем спасителями нашего вида.

— Великолепно, — сказал Персиваль, представляя себе, как будет здорово, когда крылья восстановятся. — Я сам поеду в монастырь. Если артефакт там, я хочу сам найти его.

— Ты слишком слаб. — Снейя взглянула на стакан виски. — И пьян. Пусть этим займутся Оттерли с отцом. Мы с тобой останемся здесь.

Снейя сунула «Книгу поколений» под мышку, поцеловала Персиваля в щеку и покинула бильярдную.

Мысль о том, чтобы сидеть дома в такой важный момент, привела его в ярость. Он взял трость, подошел к телефону и снова набрал номер Оттерли. Ожидая ответа, он убеждал себя, что к нему вскоре вернутся силы. Он опять станет красивым и мощным. Когда крылья выздоровеют, все муки и унижения, которые он вынес, станут его победой.

Монастырь Сент-Роуз, Милтон,

штат Нью-Йорк

Пробираясь сквозь толпу сестер, спешащих на работу, и сестер, спешащих на молитву, Эванджелина старалась выглядеть спокойной под пристальными взглядами старших. В Сент-Роузе было не принято показывать свои чувства прилюдно — ни удовольствия, ни страха, ни боли или раскаяния. Но скрыть что-то в монастыре было почти невозможно. День за днем монашки ели, молились, мылись и отдыхали вместе, поэтому малейшее выражение радости или беспокойства на лице любой из них передавалось остальным, как по невидимому проводу. К примеру, Эванджелина знала, что когда сестра Карла в раздражении, возле ее рта появляются три морщинки. Если сестре Вильгельмине случалось проспать утреннюю прогулку вдоль реки, во время мессы ее взгляд был слегка остекленелым. Секретов не было. Можно только надеть маску и надеяться, что другие слишком заняты, чтобы ее заметить.

Огромная дубовая дверь, которая соединяла монастырь с церковью, была открыта днем и ночью. Она похожа на великанский рот, поглощавший добычу. Сестры ходили между двумя зданиями в любое время, перемещаясь из мрачного монастыря в великолепно освещенную часовню. Эванджелина, заходя в течение дня в церковь Девы Марии Ангельской, чувствовала себя так, будто возвращается домой. Ей казалось, что дух покидает тело и воспаряет под сводами церкви.

Пытаясь прийти в себя после происшествия в библиотеке, Эванджелина остановилась возле доски объявлений у церковного крыльца. Одной из ее обязанностей помимо работы в библиотеке была подготовка списка поклонения, сокращенно — СП. Каждую неделю она записывала время, когда должна молиться та или иная сестра, аккуратно отмечала изменения или замены и вывешивала СП на большой пробковой доске. В случае болезни партнера по молитве можно было заменить. Для этого существовал отдельный список. Сестра Филомена всегда говорила: «Нельзя не доверять СП!», и Эванджелина была полностью согласна с этим. Часто сестры, которые должны были поклоняться ночью, проходили по коридору между монастырем и церковью в пижамах и шлепанцах, седые волосы были повязаны простыми хлопковыми косынками. Они проверяли СП, смотрели на часы и спешили на молитву, уверенные в разумности графика, который поддерживал бесконечную молитву уже двести лет.

Утешившись тем, что ее работа выполнена правильно, Эванджелина отошла от СП, окунула палец в святую воду и преклонила колена. Она шла через церковь и чувствовала, что привычные действия успокаивают ее. Достигнув часовни, она вновь обрела душевное равновесие. Возле алтаря на коленях стояли сестры Дивиния и Давида, партнеры по молитве с трех до четырех часов. Усевшись сзади, потихоньку, чтобы не мешать Дивинии и Давиде, Эванджелина вынула из кармана четки и стала считать бусинки. Вскоре ее молитва обрела ритм.

Эванджелина всегда старалась четко и ясно оценивать свои мысли, и молитва способствовала этому. С детских лет, задолго до того, как приняла постриг и стала участвовать в поклонении, она много раз на дню приходила в часовню с единственной целью — попытаться разобраться в воспоминаниях, четких и пугающих. Она часто мечтала забыть их. Долгие годы ритуал помогал ей.

Но сегодняшнее столкновение с Верленом потрясло ее до глубины души. Его расспросы заставили Эванджелину второй раз за день вспомнить то, о чем она хотела забыть.

После смерти матери Эванджелина с отцом переехали из Франции в США, сняли в Бруклине небольшую квартиру рядом с железной дорогой. На выходных они на поезде ездили на Манхэттен. Поезд прибывал рано утром. Пройдя сквозь турникеты, они по переполненным переходам выбирались на залитую солнцем улицу. Они никогда не брали такси и не спускались в метро. Они гуляли. Квартал за кварталом пересекали авеню, и взгляд Эванджелины натыкался на жевательную резинку в трещинах тротуара, на портфели и хозяйственные сумки. Люди вокруг мчались на ланчи, деловые встречи и свидания — ужасное существование, так отличающееся от тихой жизни, которую вели они с отцом.