Не искавшие приключений (СИ) - Яблоня Дикая Страница 24

Когда же ты перестанешь кричать, соседка? Ладно, если не перестанешь сама, будем перевоспитывать, как проблемного подростка.

— Доброй ночи, Зи.

Той ночью мне впервые за долгое время приснился отец. Вот только глаза у него почему-то были не серые, а зеленовато-карие, почти кошачьи.

Интерлюдия 2

Потом, спустя годы эту войну назовут войной алхимиков. Никогда прежде человек не обращал против человека столько магических зелий одновременно. Ядовитые, изменяющие сущность, сводящие с ума — не все они достигали цели, но с задачей справлялись прекрасно: люди гибли, даже не словно мухи, скорее — как снег под палящим солнцем. Мир рехнулся, надышавшись отравы. Могильщики не справлялись с работой, сваливая тела в ямы, без гробов, без списков имен, и единственным памятником над братской могилой был вертикально вкопанный столб. Пунктиры столбов тянулись от страны к стране, превращая мир в карту страшного сна наяву.

Теперь на месте столбов стоят Памятные колонны.

Маги-артефакторы без устали изыскивали контрмеры: защитные маски, защитные доспехи, защитные костюмы… и все они были эффективны ровно до появления нового зелья. Дальше приходилось начинать сначала, и однажды маг с говорящей фамилией Мерка'тор[1] предложил оригинальное решение. По крайней мере, все на это надеялись.

"Зачем плодить дорогие недолговечные варианты? Давайте создадим универсальное убежище, и пусть защитой будет само Мироздание."

Интересное решение, не так ли? Очень… выгодное. На первый взгляд.

"Пространственный карман", "Схрон междумирья", даже "колдовская кладовка" — как только не называли изобретение спустя годы, когда яд войны наконец отпустил людей. Но чаще — просто проклинали. Принцип работы сгинул вместе с создателем, зато никуда не делась чудовищная воронка, в которую за секунды превратилось целое поле битвы.

Второй взвод специального эскадрона, гордости Ландрийской армии, был обречен. Из сорока человек после алхимической атаки уцелели лишь девять. Пока. Девятый еще жил, но уже рвал горло ногтями в безуспешной попытке глотнуть воздуха.

— Мне плевать, в чем ты там не уверен! Используй треклятую штуковину! — приказал капитан магу. Тот бормотал о неудачных испытаниях, о возможных последствиях, но тут над полем разнесся леденящий душу вой труб. Рехнувшийся мир сохранил остатки кодекса чести: за мгновения до очередной атаки враг предупреждал врага: "Спасайся, если сумеешь!". Чаще всего сигнал лишь усиливал панику.

Прежде чем очередная ядовитая волна настигла солдат, они укрылись в пустоте артефакта — все: капитан приказал не бросать умирающего. Последним вошел маг и закрыл артефакт изнутри.

Говорят, взрыв заметили даже на островах Туманного архипелага. Впрочем, послевоенным историкам было свойственно преувеличивать. Диалог капитана и мага, в конце концов, тоже выдумали они.

Что известно наверняка, более полувека спустя, за тысячи миль от Ландрийского поля, в предгорьях Долгого Водораздела кочевники нашли молодого мужчину. Или, вернее, это он отыскал их, появившись на стоянке прямо из воздуха. Истощенный, в лохмотьях, без сил, но здоровый и почти вменяемый, человек не знал, где очутился. Не смог объяснить местному колдуну, как ухитрился возникнуть из ниоткуда. Не верил, что война завершилась — для него она была минуту назад. В руках человек сжимал деревянную коробку с незатейливой гравировкой, шею бедолаги украшали жуткие шрамы, словно кто-то терзал его горло когтями.

Вы уже поняли, о ком речь? Да, все верно.

Спустя еще какое-то время последний солдат Ландрийского поля вернулся домой — с пустыми руками. Шкатулка Меркатора бесследно исчезла в дороге. Изучая наследие войны, маги и их подмастерья пришли к выводу, что пресловутый "Схрон между мирами" — не пустота в привычном всем понимании, но нечто гораздо сложнее, возможно, даже наделенное разумом. В Пустоте нет места ни жизни, ни смерти. А на появление чего-то подобного она реагирует… мягко говоря, недружелюбно. Например, взрывом, способным уничтожить средних размеров город.

По неподтвержденным данным маг успел создать не одну такую шкатулку-схрон.

На сегодняшний день шкатулка Меркатора считается артефактом четвертого уровня.

О чем вам это говорит? Правильно, четвертый — максимально-опасный.[2]

_______

[1] торговец

[2] Флориан де Стеррэ "Военные артефакты. Сборник лекций для магических вузов. Издание шестое, дополненное."

Глава 3. Королева прощается. Часть 1

Платье едва прикрывало колени, самое большее — на ладонь. Почти прямое — по последней моде, оно сидело безупречно, радовало глаз насыщенным зеленым цветом, было вышито бисером и… возмутительно. Во время примерок платье точно было длиннее.

— Я! Не! Выйду! В таком! Виде! Из дома! Зи, ты слышишь меня?! — гувернанток учат быть убедительными, хладнокровными и готовыми к неожиданностям. Все эти навыки как-то не слишком помогали справляться с новой подругой.

— Ага… Конечно, не выйдешь… — рассеянно отозвалась Горензия, пробегая мимо с утюгом в одной руке и щипцами для завивки — в другой. От щипцов я успела увернуться, искры, летящие из утюга, смогла затоптать. Зи этого не заметила: мыслями она уже пребывала на танцах. — Снаружи холодрыга и дождь, мы наденем пальто.

— Но, Зи, это черт знает что…

— Это — черт знает что? — теперь в одной руке Зи была помада, в другой — боги знают, зачем — ершик для унитаза. — Побойся Сущего, оно полностью сшито. А вот в моем до сих пор куча булавок. Ну же, не хмурься, мы всех там сразим! — забег Гортензии по квартире наконец завершился — у трюмо в прихожей. Каким-то непостижимым образом она уже успела одеться и причесаться. Теперь Зи добралась до косметики.

— Может быть, обойдешься без этого? Или обвинение тебя ничему не научило?

— Почему не научило? На службе — ни-ни! Но мы же не там, ага? Давай, я и тебя…

— Нет! — импульсивность подруги, похоже, была заразна. Иначе как я сумела одним прыжком очутиться за кухонной дверью, подпирая ее плечом.

Минуту спустя в кухню деликатно постучались.

— А давай так: ты не ругаешься на платье, а я тебя не крашу. Идет? И еще покупаю коктейль. Безалкогольный, чесслово.

— Нет!

— Два коктейля и мороженое, клубничное, — мир явно потерял в лице Гортензии неплохого переговорщика.

Пришлось слегка приоткрыть дверь.

— Мороженое, и я стою в уголке. Не танцую и вообще не заметна.

— Ну. коне-е-ечно!

Прежде чем я разобралась, согласие это было, или сарказм, меня запихнули в пальто и вытолкали из квартиры.

Не то чтобы я совсем не любила повеселиться. В бытность студенткой педагогического колледжа меня вполне можно было счесть любительницей вечеринок — если считать таковыми встречи фанаток Карнеолы Миллер и посиделки с подругами. Да что скромничать, однажды мы впятером даже решились взглянуть на Пылкий Квартал — тот самый, где падшие женщины осчастливливают мужчин за деньги. Вот так, запросто: взяли, решили и взглянули. То есть, стянули у моего отца подзорную трубу, вылезли на крышу и посмотрели. Самое предосудительное, что мы в тот день разглядели — девиц в легких платьях, что стояли в витринах: точь-в-точь — манекены из Пассажа, только у манекенов ценники пришпилены на одежду, а у девушек висели на шеях. Остальная жизнь запретного квартала оказалась скрыта за плотными шторами и надежными дверями. Квартал выглядел более чем респектабельно, утопал в цветах, даже мог позволить себе газовые фонари.

Мы не были идиотками и уже тогда примерно представляли, что творится за дверями и шторами. Но слова "позор", "безобразие" и "падение нравов" совершенно не вязались с увиденным.