Паразиты сознания. Философский камень. Возвращение ллойгор - Колин Генри Уилсон Страница 25

Договор по найму квартиры на Перси-стрит нуждался в обновлении, и я все никак не мог решить, стоит насчет этого беспокоиться или нет. В конце концов я утренним ракетопланом вылетел в Лондон и к одиннадцати был уже у себя на квартире. И вот, едва переступив порог своей комнаты, я почувствовал, что они бдят. Месяцы ожидания этого момента обострили мою чувствительность. Раньше я бы просто проигнорировал это ощущение внезапной тяжести, подумав по привычке, что это у меня так, внутри что-нибудь не в порядке. Но с той поры я многое для себя уяснил. Например, когда человек начинает вдруг жаловаться на невесть откуда берущийся нервозный трепет («что-то дрожь пробирает», — сетуем, как правило, мы), то это на деле есть не что иное, как сигнал тревоги: кто-то из паразитов чересчур близко поднялся к поверхности сознания и дрожь возникла вследствие того, что чужое присутствие стало явственно ощутимым.

Едва очутившись в комнате, я уже достоверно знал, что паразиты мозга за мной наблюдают. Сказать, что они находились «там», внутри комнаты, звучало бы, наверное, как парадокс: ведь я уже сказал, что они находились «внутри» меня. На самом деле это следствие неадекватности современного языка. Всеобщие ум, пространство и время сливаются в некотором смысле воедино, как верно замечал Уайтхед. Наш ум на самом деле не находится у нас «внутри», как это можно сказать о кишках. Индивидуальная сущность каждого человека — это своего рода небольшое обособленное взвихрение в единой атмосфере совокупного разума, микроскопическое отражение всего человечества. Так что когда я вступил в комнату, паразиты находились одновременно и внутри меня, и поджидали меня там, в комнате. Бумаги, вот что они караулили.

Недели тренировок не прошли даром. Я допустил, чтобы мой ум «покачнулся» под их пристальным взором, подобно тому, как клонится по ветру дерево или больной сгибается под тяжестью своего недуга. И опять у меня возникла непроизвольная ассоциация — не с акулами, а скорее со спрутами, зловещими обитателями безмолвных глубин, которые сейчас за мной скрытно наблюдают. Я принялся заниматься своими делами, сделав вид, что не замечаю постороннего присутствия. Я даже подошел к ящикам и заглянул туда, сподобившись как бы мельком, с обычным безразличием подумать о работах по психологии. Именно теперь я ясно сознавал, что сила мышления во мне обрела совершенно иную качественную характеристику. Я был полностью свободен от того человека, который еще два месяца назад был для меня «Гилбертом Остином». Общего с ним у меня было не более, чем у кукловода со своей марионеткой. И в то же время, зная, что за мной со стороны наблюдают паразиты, я незаметно вновь слился с собой тогдашним, став, так сказать, «пассажиром своего прежнего “я”». Страха, что могу себя раскрыть, у меня не было, я владел собой в достаточной мере уверенно. Я сомкнулся с сущностью «прежнего» Гилберта Остина, и теперь это уже он расхаживал по комнате, звонил в Хампстед справиться о здоровье миссис Вайсман и в конечном итоге сделал звонок в агентство по хранению, попросив свезти мебель (меблировка в квартире принадлежала мне) и ящики с бумагами на склад. После этого я спустился вниз, переговорил с хозяином дома, а оставшуюся часть дня провел в Британском музее за разговором с Германом Беллом, директором отдела археологии. Все это время я по-прежнему чувствовал на себе наблюдение паразитов, хотя теперь и не столь пристальное. После того как я позвонил в фирму по перевозке мебели, чтобы оттуда прислали машину за ящиками, их интерес ко мне явно ослаб.

Вслед за тем на протяжении почти двух суток я следил, чтобы мои мысли вращались исключительно вокруг рутинных вопросов, по преимуществу работ на Каратепе. Это было не так трудно, как, возможно, кажется (большинство тех, что еще продолжают чтение, поймут). Главное здесь было «вжиться в роль», отождествив себя с исполняемым персонажем; подыграть ажиотажу Белла насчет раскопок и так далее. Я разгуливал по Лондону, встречался с друзьями, позволил завлечь себя на «междусобойчик», где мне пришлось разыгрывать из себя светского льва («междусобойчик», впрочем, напоминал скорее банкет: едва заручившись у меня обещанием прийти, хозяйка поназвала сотню гостей). Я намеренно заставил свой ум работать в старой манере — иными словами, посредственно. Я дал себе перевозбудиться, а затем по дороге домой впасть в уныние. На обратном пути в самолете я позволил себе сокрушенно покаяться, зачем я так дурацки убил время, и зарекся никогда больше не гусарствовать по чьей-либо прихоти. Когда вертолет Компании опустил меня в Диярбакыре, мне показалось, что небосвод снова чист. Но все равно следующие двое суток я продолжал держаться начеку, бдительно ограждая мысли в ожидании, когда на раскопки возвратится Райх. Так что соблазна расслабиться у меня не было. Как только Райх вернулся, я сообщил ему обо всем со мною происшедшем. Я высказал соображение насчет того, что, распорядившись перевезти ящики на склад, вообще уничтожил интерес паразитов к своей персоне. Но обольщаться излишней уверенностью никто из нас и не думал.

То, что со мною произошло, навело нас еще на одну догадку о паразитах. Стало ясно, что они не придерживаются постоянного наблюдения за каждым человеком в отдельности. Однако если так, то почему люди не «прозревают» (скажем, как мы) тотчас же, как только выходят из-под прямого наблюдения у паразитов?

Над этим вопросом мы ломали голову в течение двух суток. Первым ответ пришел в голову Райху. Он как-то недавно разговаривал с женой Эвереста Рейбке, президента Компании. Ее супруг буквально на днях улетел на Луну, отдохнуть пару недель от «нервов». Она посетовала, что нервы у супруга действительно расшатаны. «Но почему?» — недоуменно спросил у нее Райх; ведь было совершенно очевидно, что дела Компании находятся в полном порядке. «Так-то оно так, — отвечала супруга, — но на такой сумасшедшей по ответственности должности, да еще такого гигантища, как Компания, он уже сам по привычке начинает заводиться от своих забот и ничего не может с этим поделать».

Вот оно что: привычка! Стоит лишь вдуматься: как все просто, как до банальности просто! Сколько уж лет психологи не устают повторять, что человек во многом напоминает собой машину. «Лорд Лейстер» сравнил людей со старинными часами, механизм которых исправно тикает еще с дедовских времен. Одно лишь травмирующее психику ощущение, запавшее в душу ребенка, может потом стать основой невроза, который будет