Анастасия Федорова - Дело о полянах Калевалы Страница 25

— Что ж, картина ясна, — покивал профессор. — А вот и наши документики!

Секретарша принесла им около двух десятков папок. Лещинская бегло просмотрела их.

— Это он, — и она твердо указала на личное дело молодого человека по фамилии Давыдов. — Что можете о нем рассказать?

Устинов заволновался. Он взял в руки папку и печально посмотрел на фотографию крепкого юноши с неприметным, по-мужицки грубоватым лицом.

— Он учился у меня. Обычный парень, средний по оценкам, но внимательный, аккуратный. Всегда все вовремя исполнял, спрашивал, интересовался… Никогда бы не подумал, что он способен на насилие…

— Он здесь ведь живет? — уточнила Марина.

— Он закончил обучение и устроился работать помощником на звероферму, — отозвался Устинов. — Наверняка и сейчас работает.

— Я позвоню Коте: пусть готовит ордер на обыск, — сказал Ярослав, отрываясь от окна. — Я буду стараться держаться возле задержанного, знаешь, почему. А ты пойдешь с Котей в его дом. Постарайся найти если не место, где он ее держит, то хотя бы какие-то детали, по которым ему можно было бы предъявить обвинение. Женские вещи, например.

— Женские вещи можно найти у любого мужчины, у которого есть постоянная женщина, — быстро вставила Марина, не поднимая глаз. «Уела, — отметил про себя Краснов. — Права, не вариант».

— Вещи, принадлежащие Оленевой, с ее отпечатками пальцев и прочими сопутствующими, — выкрутился он. Ему показалось, или она в самом деле лукаво улыбнулась себе под нос?

Карельский вечер только едва начал обозначаться, проявляясь мягкой позолотой на облаках и той особенно прелестной усталостью света. В низинах зашевелился туман, розовая, как спелое яблоко, из матовой дымки над горизонтом поднималась луна. На деревенской улочке за Мокрояровым разворачивалось необычное зрелище. Любопытные собирались со всей округи, переговаривались, с интересом отмечали те или иные детали. Лаяли возбужденные собаки, раздраженные скоплением народа. Один из деревянных домов был оцеплен, на дворе стояла полицейская машина, и серьезные люди в форме чинно несли караул. На своей кухоньке, с заведенными за спину руками сидел Игнат Давыдов, огромный, широкий, как медведь. Рядом хозяйничала деловитая и важная Каарина Киссанен. Давыдов никак не реагировал на погром и обыск, учиненный оперативниками. Он только время от времени тяжело вздыхал и как-то робко отвечал на вопросы, которые ему задавали.

Краснов аккуратно вел Лещинскую в избу. Задержавшись в дверях, он встретился с Давыдовым взглядом. Тот укоризненно смотрел на него.

— Это ты меня выследил? — спрашивали они. — Ты приехал сюда забрать ее у меня. Зачем? Что я сделал тебе? Нам было хорошо вместе, а ты — ты все разрушил.

Краснов отвел глаза и торопливо прошел внутрь.

Марина легко нашла тайник — спрятанную за шкафом и стенной панелью маленькую дверцу. Оттуда крутая лесенка вела в бетонный подвал, где за тяжелой железной дверью, в небольшом помещении все это время жила Анна Оленева. Когда ее под руки выводили из подвала, оробевшую, испуганную непривычно большим количеством людей, она не походила на саму себя. Она не была ни истощенной, ни больной, но что-то в ней казалось надломленным, будто теперь от мира ее отделяли не бетонные стены тюрьмы, а иные незримые преграды. Увидев Давыдова в наручниках под охраной дюжего детины с палкой и автоматом, она вдруг разрыдалась и шагнула было к нему, но ее вовремя увели.

Позже, в гостинице, запаковав чемоданы и приготовившись к раннему утреннему отъезду, Ярослав и Марина, уставшие за этот непривычно долгий и насыщенный день, разморенные сытным гостиничным ужином и теплом, полулежали друг напротив друга в креслах в номере Марины.

— У меня все не выходит из головы, как она плакала, — с грустью сказала Марина. — Что такое можно сделать с человеком, что так покалечить его психику?

— Это хорошо изученное явление, — ответил Ярослав. — Называется «Стокгольмский синдром». А заключается в том, что жертва привязывается к своему похитителю, испытывает к нему привязанность и иные сильные чувства, даже в том случае, когда ее истязают и подвергают насилию. Были случаи, когда заложники или пленники сами становились на сторону своих захватчиков и даже были готовы их защищать. Понадобится время, чтобы Оленева снова пришла в себя.

— А что Давыдов? — интересовалась Марина. — Ты ведь оставался на допрос?

— Да, своеобразный тип, — усмехнулся Краснов. — Чем-то похож на маленького ребенка, которому вдруг досталось огромное сильное тело. Наивный, доверчивый, не дурак, хороший работник, умелый охотник, говорят. Все произошло точно так, как ты мне рассказала. И машина его ждала, спрятанная в лесу, и соседям он сказал, что пойдет лисиц травить. Ночью привез Оленеву и тихо выгрузил во дворе за забором, чтобы никто не видел. Меня больше удивило то, как он отзывался о ней. «Настоящая леди», — и он ненадолго задумался, улыбнувшись воспоминаниям. — Говорит, другой такой не было во всем Мокроярове, и я знал — она моя судьба! Как тебе это? Быть рядом с чужим человеком, которого ты почти и не знаешь, и при этом знать, что нити ваших судеб уже переплелись самым тесным образом? — он с любопытством посмотрел на Марину.

— Не знаю, — отозвалась она. — Раньше я бы точно подумала, что такое бывает только в сказках. Но сегодня у меня было столько необычных и странных событий, о которых еще нужно подумать… Мне кажется, рядом с таким человеком должно быть чувство, что ты вернулся домой после дальней дороги. Все на своем месте…

— А если, — Ярослав вздохнул, — возвращаться некуда? И жизнь — это вечная дорога, без конца и края, и нигде тебя никто и ничто не ждет. Пустые комнаты, неуютные стены…

— Нет, — твердо ответила, улыбаясь себе, Марина. — Этот дом есть у каждого. Просто, наверное, мы до него еще не дошли.

Краснов встал, потянулся и глянул в окно, где наконец-то начало темнеть. На землю легли голубые сумерки, и только самые верхушки деревьев ярко горели, будто кресты на церквях.

— Неужели мне будет не хватать этого? — он недоверчиво покачал головой. — Не знаю, тянет меня в эти края… Завтра уеду и буду чувствовать, что что-то здесь оставил, маленький кусочек сердца.

— А я нет, — так же отрешенно ответила Лещинская. — Я все думаю, что здесь я… что-то нашла. И уже никогда не потеряю.

Она оперлась на руку и поглядела на Ярослава. Глаза у нее были затянутые поволокой, сонные. Краснов улыбнулся и подошел к двери:

— Ложись спать, завтра нас ждет дорога. Наш долгий-долгий путь домой…

Вместо послесловия