Чуть короче жизни - Алина Николаевна Болото Страница 26

– Терпи, волчара, сейчас будет больно!

Не смотря на то, что повязки от кожи отстали, но они присохли к ранам, и, когда отец Федор рывком оторвал полотно, Вольф коротко охнул.

– Не будешь подставляться! – сурово сказал священник, рассматривая раны. – Женька, тащи мазь!

– У вас против серебра есть что-нибудь? – по-прежнему морщась, поинтересовался Вольф.

Отец Федор задумался.

– Как ты переносишь деготь? – наконец спросил он.

– Какой давности?

– Да уж не новый.

– Давайте попробуем!

Женя немедленно была послана в чулан за дегтем. Пробегая, она успела заметить, как Дмитрий энергично размахивает руками, живописуя хорошенькой иностранке прелести жизни в провинции.

Деготь был доставлен и отец Федор принялся аккуратно заполнять им раны, чередуя со слоями прошлогоднего меда. Вольф бледнел, краснел и покрывался потом. Женя наблюдала за процедурой с тихим ужасом, но не вмешивалась. Она подозревала, что в округе никто больше не возьмется лечить оборотня.

Когда раны вновь были перебинтованы, и Вольф с блаженным вздохом откинулся на подушки, он спросил:

– Что Элен успела натворить?

– Да пустяки! – ответил отец Федор. – Крыс развела!

– На Улатин движется чума! – взволнованно сообщила Женя. – Чердже выходил и сказал, что ее еще можно остановить!

– Чердже вступает в переговоры? – изумился Вольф. – Что вы с ним сделали, святой отец?

Священник заверил его, что перерождение беса происходило без его (отца Федора) личного участия. Он всего лишь приструнил крыс, чтоб не шастали вокруг ульев, да запретил домовому выходить днем. Правда, он позволил Ленке разжигать огонь в печи, да и то только, чтоб без дела не сидела. Думал еще болото осушить, но не успел: Элен от регулярных поджогов перешла к проливанию слез, за коим занятием ее и застали.

– Что там с чумой?! – напомнила Женя.

– Во-первых, нужна Элен. Во-вторых, поможете, отче?

– Я-то помогу…– ответил отец Федор, но не помешает ли нам молодой Лукашин? Женя, ну-ка, позови его!

Дмитрий не без сожаления прервал разговор с новой знакомой и вошел в избу. Обнаружив Вольфа значительно повеселевшим, он взглянул на отца Федора с невольным уважением.

– Слава Богу, вам легче! – обратился он к Вольфу. – Отвезти вас в Арсеньевку или пока оставить здесь?

– Отец Федор обещает меня поднять на ноги как можно быстрее, так что я, пока останусь. Дмитрий Георгич я благодарен вам с Иваном Георгичем за спасение!

– Какие пустяки! Мы так, немного развлеклись! Ну-с, я вынужден буду вас оставить, спешу в охотничий домик. У нас нынче гости.

55

После того, как пролетка отъехала, Вольф сполз с кровати и перебрался к столу. В ответ на протесты Жени он возразил:

– Если бы не серебро, я вообще был бы уже здоров! Отче, давайте, не мешкая, приступим к делу! Элен!

Появилась хмурая Элен. Она старалась не смотреть на Вольфа. Ей определенно было неловко за неудачный поход в театр. Но Вольф был настроен вполне благодушно:

– Чержде, энето ву?

– Деста.

– Садись!

Элен осторожно присела на краешек стула. Очень заметно было, что она волнуется: она то и дело теребила складки платья. Вольф прикрыл глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, потом заговорил певуче, по-эделасски, меняя интонации с просительной на угрожающую. Во дворе залаяла собака: нервно, визгливо, с поскуливаниями. Отец Федор сердито откашлялся, погладил бороду, что-то забормотал беззвучно.

Жене показалось, что по мере того, как Вольф продолжал говорить, что-то и менялось в комнате. Например, стало заметно холоднее, словно июль внезапно сменился ноябрем, появилась промозглая сырость. Вольф говорил, а изо рта его вырывались струйки пара. Элен внезапно закашлялась и кашляла очень долго. Отец Федор даже осенил ее крестом, после чего кашель прекратился. Зато между столом и широкой печью появилась напоминающая человека тень. Четкая, словно от большого фонаря, но висящая без всякой опоры в воздухе. Тень одетого по-городскому человека: в мешковатых штанах, в пиджаке, в лихо заломленном на затылок картузе. У ног человека сидела тень крысы: с остреньким носом и длинным хвостом. Усики крысиной тени дрожали.

Вольф перешел на шепот. В такт рубленым слогам эделасских слов обе тени колебались, но не исчезали. Не переставая шептать, Вольф начал подавать знаки отцу Федору: махал руками, складывал пальцы в крест, дергал себя за ухо. Отец Федор хмурился, продолжал беззвучно шептать молитвы, но вмешиваться не спешил. Наконец Вольф задохнулся и умолк.

Тени перестали колебаться. Более того, крыса явственно поползла в сторону Жени, и тогда отец Федор словно нехотя взмахнул рукой, от пальцев его оторвалась сиреневая искра, доползла до тени и взорвалась целым сиреневым каскадом. Вторая искра врезалась в силуэт человека и погасла.

Вольф рывком вскочил со стула, встал перед тенью, подняв руки перед собой, словно пригвождая ее к месту. Отец Федор неспешно поднялся, подошел и смачно плюнул в тень. Тень сгинула.

Вот тут Вольф начал падать и, если отец Федор не подхватил бы его, ударился бы об угол стола. Священник вместе с подскочившими сестрами потянул горе-колдуна к кровати. Едва отдышавшись, Вольф сказал отцу Федору с нескрываемым удивлением:

– Ну, падре, работать с вами – одно удовольствие! Убивать нечисть одним плевком?..

Священник улыбнулся одними глазами

– То-то же, бойся меня! – сказал он вполне серьезно. – Не дай Бог, кто из сельчан пожалуется на тебя!

– Я кроток, как ягненок! – заверил его Вольф, и с наслаждением откинувшись на подушки, добавил: – Дохлый ягненок.

56

Элен и Вольф остались на хуторе у отца Федора. Женя не решилась забирать их оттуда до возвращения Ирил. Саму Женю доставил домой слегка очумевший от поездок Прохор. Не найдя ее в городе у Горюновых, Прохор прямиком отправился на хутор и пообещал барышне взять расчет, если она не угомонится и не даст покой ему самому и барским лошадям.

К несчастью, Надежда Никитична увидела платье, в котором дочь возвратилась из города, и поэтому отдых отодвинулся еще на полчаса. Не смотря на заверения Жени в то, что платье понадобилось для спектакля, Надежда Никитична была категорически против поездок в нем не только по Улатину, но даже и по окрестностям Арсеньевки ибо погубить репутацию проще, чем ее восстановить. А доброе имя еще никому не мешало, особенно тем, кто не может рассчитывать на богатое приданое…

Она собиралась говорить еще, но Женя не дослушала. Ее неудержимо клонило в сон, и она просто ушла, оборвав материнскую нотацию на полуслове.

Не успела Женя прилечь, как кто-то стукнул в окно ее спальни. Она открыла окно и увидела на подоконнике сердитого, взъерошенного Бусика. Он