Гомер Пим и секрет Одиссея - Анн Плишота Страница 27

Вдруг он с таким же отсутствующим видом оборвал песню.

– Эту песню пела мне мать, когда я был малышом.

Его плечи опустились, все тело сгорбилось. Усталость, возбуждение последних часов, печальные воспоминания сделали свое дело, одолели его.

– Как мне ее не хватает, – добавил он, – и отца тоже.

– Мне тоже не хватает отца. – Уж Гомер-то его понимал как никто другой.

Лилу и Саша чувствовали их глубокую печаль. Телемах и не думал ее скрывать, поэтому невозможно было смотреть на него и не сопереживать. А вот Гомер редко говорил на эту тему.

Смущенный тишиной и странной атмосферой, Саша подумал, чем бы отвлечь их от грустных мыслей. Ему не пришлось долго ломать голову: с центрального шоссе, проложенного за несколько сотен метров от дома Пимов, вдруг долетел вой полицейских сирен.

«Уже?!» – подумали все четверо одновременно. Побег Телемаха, или, вернее, Жоржа Финка, обнаружили, и полицейские с минуты на минуту будут здесь. – Без паники! – скомандовал Саша. – Если они приедут сюда, делаем как договаривались. Держимся начеку, говорим им, что ничего не видели, но обязательно вызовем их, если заметим что-нибудь подозрительное. Увидев, как озадачены Гомер и Телемах, он настойчиво спросил:

– Ну что, все правильно?

– Да, – пробормотал Гомер, точно в столбняке.

– А ты останешься здесь и просто будешь молчать, сыграешь в «замри», – продолжал Саша, повернувшись к Телемаху.

Лилу стрельнула в него сердитым взглядом.

– Ах да, когда я говорю «замри», это просто выражение: ты можешь дышать, это твое право! – уточнил он. – Жди нас здесь, мы постараемся быстро, – немного успокоила его Лилу.

Испуганный Телемах кивнул.

– Все будет хорошо, – шепнул ему Гомер, сам почти так же испугавшись.

Он затушил ветрозащитную лампу, и при свете фонариков своих смартфонов трое друзей осторожно спустились по ступенькам и пробрались на террасу дома, с которой были прекрасно видны и входные ворота, и аллея.

– Нечего бояться Телемаху: Добрячок – вот кто, видать, дал маху, – выпалила вдруг Биби.

– Ох, Биби, прости уж великодушно, но сомневаюсь я что-то, чтобы копы посреди ночи бросились разыскивать Добрячка.

Свет фонарей, установленных на крышах полицейских машин, поперечными лучами пронзал темноту; сирены ревели так, что было ясно – машин несколько. Вдобавок над домом и садом кружил вертолет, его ослепительный прожектор высвечивал прибрежные склоны, вырывая их из тьмы.

– Страшновато, – не удержался Гомер.

И на сей раз его ничем не могли успокоить ни Лилу, ни Саша. Каждый уже воображал себе, что будет дальше. Самое худшее. Вот колонна полицейских машин въезжает в ворота, копы обшаривают весь дом, весь сад, испорчен праздник Нинон, все кругом вопят, Телемах задержан, на него надевают наручники, смирительную рубашку, а уж как подавлена и разочарована поведением сына Изабель Пим…

Надежда, что можно будет найти Давида Пима, рухнула, не успев обрести хоть какие-нибудь реальные очертания.

Гомеру, стоявшему между Лилу и Саша, вдруг отчаянно захотелось разреветься.

Но через две минуты они поняли, что ошиблись. Поли цейские машины свернули на запад, в сторону, противоположную Гренатье, промчавшись мимо имения Пимов.

Глава 27

А в это время за десять километров отсюда…

После тридцати лет честной и беспорочной службы майор Дюрок полагал, что повидал на жизненном пути абсолютно все варианты странного поведения, на какое только способны бывают двуногие человеческие создания.

Оказалось, что нет. Стремление людей выходить за рамки своей природы не имело пределов, в чем майо ра и убедила сцена, только что развернувшаяся перед его глазами и перед глазами его коллег.

Едва прибыв на место, копы поняли, что здесь произошел вооруженный налет: грабители опустошили целый фургон, перевозивший выручку углового гипермаркета, тянувшую на десятки тысяч евро. К тому же фургон конвоировали полицейские. Тут ничего необычного не было, поскольку такое, к несчастью, время от времени случалось.

Но дело приняло совсем другой оборот, когда, осматривая фургон, копы заметили, что двух конвоиров заменили на… свиней. Настоящих свиней – розовых, гладких, жирных.

Сидящие в креслах и крепко пристегнутые ремнями безопасности, бедные животные крутились-вертелись, пищали, издавали оглушительный визг, от которого болели перепонки.

Майор Дюрок, как и все остальные полицейские, не мог прийти в себя от изумления.

– Что это еще за фигня? – пробормотал он себе в бородку.

Он прошелся перед кабиной, вглядываясь в животных. Те после этого занервничали еще больше.

– Кто ж такой псих-то, чтоб это проделать, а?

– А не думаете, что грабители таким образом хотят что-то дать нам понять? – спросил один из полицейских.

– Несомненно, но что именно?

Тут посыпались предположения:

– Политическая акция!

– Наверняка дело рук анархистов. Протест против системы, против капиталистов, против всего на свете. – А может, веганы?

Майор Дюрок потер виски. Расследование грозило превзойти все прежнее, тут было что-то слишком затейливое.

– Их нельзя здесь оставлять, – заметил подошедший полицейский, махнув в сторону разгоряченных свиней.

– Переднюю часть машины осмотрели на предмет следов? – осведомился майор Дюрок.

– Еще не успели, – ответил человек в белом комбинезоне.

– А вот и ветеринар, – объявил другой полицейский. Майор подошел к человеку в белом, пожал ему руку и кратко обрисовал ситуацию. Тот осмотрел все с видом профессионала, но тоже не мог скрыть замешательства.

– Эти свиньи весят минимум по сто двадцать килограммов, нужно обладать недюжинной силой, чтобы втащить их в фургон и усадить в такой позе.

– Полагаете, их сперва усыпили? – предположил майор.

– Очень возможно.

Облачившись в маску и халат, надев перчатки, ветеринар осмотрел свиней, уже изнуренных визгом и напрасным дрыганьем.

– Оставив их в таком положении, вы много не узнаете, – наконец заключил он. – Они сейчас в состоянии сильного стресса, нужно их освободить.

Оказалось, что это легче сказать, чем сделать: свиньи были в буквальном смысле неподдающимися. Не говоря уже об отвратительном зловонии, заставлявшем самых крепких мужчин отходить от них подальше.

Когда один из полицейских, попытавшийся расстегнуть ремень безопасности, был укушен свиньей в руку, ветеринар без колебаний вколол обоим животным снотворное. Через несколько секунд они, обмякнув, повалились на приборный щиток, а их громадные туши теперь покачивались на натянутых до предела ремнях безопасности.

Майор перерезал один из ремней, и его подчиненные со всеми мыслимыми предосторожностями, на какие были способны, вытащили первую бесчувственную свинью. Весила она столько, что один полицейский даже упал, пытаясь сдвинуть ее с места: это ему, должно быть, запомнится на всю оставшуюся жизнь. А остальным, чтобы извлечь свинью из кабины, пришлось тащить ее боком.

Вторую свинью уронили на землю, и туша издала глухой звук: плюх-х-х. Ее онемевшее рыло казалось улыбающимся, почти радостным. Когда полицейские кое-как запихивали свинью в грузовичок ветеринарной службы, она издавала долгое похрюкивание. Предстояло сделать анализы и, возможно, с их помощью узнать побольше обо всей этой сомнительной шутке.

Когда свиней увезли, все задались одним и тем же вопросом: куда девались конвоиры? Их мобильники принимали посланные сообщения. Может, они сбежали? Или их взяли в заложники, рассчитывая на сделку с правосудием или для ближайших преступлений? А что, если они сами и устроили этот грабеж? Конвоиры сразу попали в число первых