Анатолий Жаренов - Парадокс великого Пта Страница 27

Словом, как нет двух человек с похожими голосовыми связками или тождественными рисунками капиллярных линий на пальцах, так нет и двух людей, одинаково относящихся к чистой бумаге. Одни любят бумагу линованную, другие – непорочно белую, как платье невесты. Есть индивидуумы, предпочитающие писать на узких четвертушках и осьмушках, а есть и такие, что уважают листы только простынного формата. Кое-кто пишет на розовой бумаге, некоторые – на желтой. Есть любители писать на бумажных салфетках, на срыве с сахарных голов, на обыкновенной серой оберточной и даже на черных пакетах из-под фотобумаги.

Все зависит от склонностей и темперамента. Одни пишут медленно, другие быстро. Люди, любящие подумать, кроме того, часто рисуют на бумаге женские профили или смешных человечков. Диомидов, например, рисовал чертиков. Можно поручиться, что таких чертиков никто в мире, кроме Диомидова, рисовать не умел. Хотя Диомидов и не был художником.

Рисуя, Федор Петрович думал о деле, которое с неимоверной быстротой стало обрастать новыми, крайне странными фактами.

Полчаса назад он вышел из кабинета генерала. Разговор был долгим. Полковник рассказал о сосенских наблюдениях и о беседе с Анной Павловной. Часть дня он посвятил наведению справок о дневниках Беклемишева.

– И наткнулся на Ридашева, – сказал он, невесело усмехнувшись.

Генерал не понял. Диомидов пояснил, что майору Беркутову очень быстро удалось установить адрес музея, в котором хранились эти дневники. Но их там не оказалось. С месяц назад их обнаружил в архивах писатель Ридашев. Его заинтересовала личность Беклемишева. Дирекция музея любезно выдала дневники. И Ридашев забрал их домой.

– Это что же выходит? – спросил генерал. – Наглец живет и здравствует…

– В том-то и дело, что это не тот Ридашев.

– То есть как не тот? – спросил генерал хмуро. – Их что, два? Один ищет дневники, второй убивает старика? Вы это хотите сказать?

– Что-то вроде, – кивнул Диомидов. – Мы успели установить вот что. В Москве действительно живет писатель Ридашев. У него любопытная биография. В 1943 году он попал в плен. С год находился в лагере смерти в Треблинке. Там возглавлял группу подпольщиков. Бежал. Воевал в партизанском отряде. Имеет несколько наград. Писателем стал уже после войны. Одна из его книг пользуется некоторой популярностью.

– Я припоминаю теперь, – сказал генерал. – «Жажда», кажется?

– Да, – кивнул Диомидов. – Так вот. Этот Ридашев в последние дни никуда из Москвы не выезжал. Установлено точно. Беркутов ручается.

– Ручалась кума, да заручка подвела, – усмехнулся генерал.

– Мы успели проверить, – сказал Диомидов и разложил на столе несколько фотографий. – Ромашову показывали. Он сказал, что этот человек ему незнаком. А ведь сосенского Ридашева он помнит.

– Ну, ну, – поощрительно бросил генерал.

– Телефон, который сосенский Ридашев оставил Анне Павловне, – фикция.

– Значит, мы вышли на след?

– Меня смущает странное алиби этого сосенского Ридашева, – сказал Диомидов.

Генерал полистал бумаги, лежащие перед ним в папке.

– В деле фигурирует еще аптекарь Мухортов, – сказал он. – Не мог он быть сообщником? Ромашов, помнится, говорил сегодня о визите аптекаря к нему. Глаза утопающего Ридашева показались аптекарю несколько странными. А Ромашову – столь же странными эти запоздалые показания. Знаете, что он мне сказал? Аптекарь заметает следы, почувствовав, что дело запахло керосином. И валит все на своего сообщника.

Диомидов покачал головой.

– Это было бы слишком просто, – сказал он. – На реке были еще Тужилины.

– Их легко можно было усыпить.

– Но тогда почему аптекарь утверждает, что он чуть не всю ночь бодрствовал возле Ридашева? Тут явно что-то не сходится.

– Пожалуй, – согласился генерал. – Но почему он так неаккуратен, этот сосенский Ридашев? Сначала организует алиби на реке. Потом эта примитивная кража «тросточки». Затем дикое убийство вора в лесу. Кстати, при чем тут вор? Какое-то нагромождение нелепостей. Плюс еще фантастика.

– Может, в этой фантастике и зарыта собака, – осторожно сказал Диомидов. – Из-за нее и нелепости.

– Может быть. Что вы сделали с Бухвостовым?

– Положили в клинику. Вокруг него уже собрались медицинские светила. Идет всестороннее обследование.

– Ну ладно. Значит, сейчас на очереди дневники?

– С ними тоже чудасия…

– Что еще?

– Несколько дней назад московскому Ридашеву позвонили на квартиру. Человек назвался сотрудником археологического музея. Он якобы по поручению директора попросил Ридашева вернуть документы. Когда тот явился, выяснилось, что никто из музея писателю не звонил.

– Все?

– Все, – кивнул Диомидов.

– А где дневники?

– У Ридашева. Он готовит материал к печати.

– Н-да, – протянул генерал. – Историйка. Между прочим, эти дневники надо прочитать, не вступая в прямой контакт с Ридашевым. Сможем мы это сделать?

– Попробуем. Можно пригласить Ридашева в издательство.

– А вы не интересовались, каким образом у этого Ридашева возникла идея заняться наследством Беклемишева? Откуда он вообще узнал о Беклемишеве?

– Он наткнулся на дневники случайно. Он даже не подозревал, что Беклемишев жив.

– А что поделывает Бергсон? – спросил генерал.

– Все то же, – сказал Диомидов. – Заходит в будки автоматов и позванивает кому-то.

– Ну что ж, – резюмировал генерал. – Подумать есть над чем.

И Диомидов пошел думать. На дворе была глубокая ночь, а он все сидел за столом в своем кабинете и рисовал чертиков. Веселые чертики плясали вокруг черной ямы. Один из них размахивал тросточкой.

9. Странички из дневников

Нет, не сумел полковник ничего найти в этих страничках. Или почти ничего. Подумав, он взялся перечитывать их во второй раз.

«29 января. Мне удивительно повезло. Я пробрался живым через льяносы Ориноко. Я проделал путь, которым когда-то прошел Рэли. Проводники-индейцы давно покинули меня. У меня есть хороший винчестер и немного патронов. И я иду. Куда? Сельва простирается до самых Анд. И нет цели. Но я рад. Мысль, что я один, совсем один, заставляет бешено колотиться сердце. Как хорошо не знать ничего и никого.

Вчера мне встретилось странное плато. Какие силы сбросили этот каменный массив на лес? Плато вдоль и поперек иссечено трещинами. Как будто его вымостили брусчаткой огромных размеров. А в центре какой-то великан, будто играючи, положил каменный шар».

«22 февраля. Сегодня я видел сон. Ее лицо улыбалось мне откуда-то с высоты. Она беззвучно шевелила губами и, казалось, манила меня за собой. Я проснулся словно от толчка и заметил над головой темную тень пумы. Огромная кошка не мигая смотрела мне в глаза. А я засмеялся. Хриплое клокотание, вырвавшееся у меня из груди, спугнуло зверя. Я хотел что-то сказать, но слова выговаривались плохо. Я подумал, что могу разучиться говорить. Эта мысль сначала позабавила меня. А потом мне стало страшно. Сколько времени я буду еще блуждать в этом зеленом полумраке? Зачем я взялся нести этот крест?»