Всеволод Глуховцев - Пурпурный занавес Страница 28

Выполнил все, о чем просили клиенты. Мысли пришли в порядок, на душе полегчало. Из машины позвонил Марине. Договорился о встрече. Ну, что еще человеку – молодому, заметьте! – нужно для полного счастья, а?.. Правильно – баллончик хорошего пива. Который он и не замедлил прикупить. С ним и завалился к подруге.

Но перед уходом из дома вспомнил об одной вещи, точнее о двух: минуло трое суток, четвертые на исходе, а значит, душегубец должен проявить себя самым мерзостным способом; и еще часы эти странные, брегет то бишь – надобно держать их под боком и, в конце концов, разобраться, каким краем они связаны-повязаны с маньячищем. Посему и прихватил с собой серебряную луковицу.

После трудов праведных – на дороге и в постели – спал как убитый, прости Господи за такое сравнение! На этот раз сон был смутным, состоящим из разных эпизодов, которые неясными тенями проходили перед замутненным сознанием. Это были ОБЫЧНЫЕ сновидения – заурядные, как у большинства людей.

И когда в пространство сонных грез вторглась заунывная мелодия – ТА САМАЯ – Николай моментально проснулся и, спросонья натыкаясь на предметы, кинулся к столу. Схватил брегет.

Тот играл, сволочь!

Поднеся его к освещенному луной и фонарем окну, Гордеев открыл крышечку и сумел разглядеть стрелку, указывающую на цифру одиннадцать. Вот оно!..

В голове бухала мысль: индикатор убийств. Часы-маяк, сигнализирующие о совершении преступления. Летальный счетчик некрогейгера.

Но кто их сотворил?!.. Маг, чернокнижник, дьявол, ангел?.. При чём тут ангел?… А может, дядя?!

Фу ты. От этой мысли стало худо. Но факты!.. Дядя – часовщик… был. Ну и что? Что он – оккультист, сатанист?.. Часы настроил на маньяка? Или не на убийцу, а на его жертв…

В общем, ясно, что всё ещё больше не ясно.

Гордеев покосился на девушку – не разбудил? Нет, спокойно спит, сладко так. Ну, и мы ляжем.

Лёг, но сон не шёл. Ужасно, конечно, но уже вроде как привык к очередным убийствам… Хотя не стоит забывать, что делений на циферблате тринадцать – значит, еще двое бедняг, а потом… А что потом? И не станет ли он сам одной из последних жертв? Ведь недаром это всё так закручено вокруг него…

Сон все не шел – думы, думы… Мысли перескакивали с одного на другое. Николая всерьез обеспокоила перспектива стать жертвой. Последней! – и тогда круг замкнется. Маньяк – он ведь больной, так? Головой болеет. Так неужели успокоится на достигнутом – чертова дюжина трупов и все что ль?.. Какова логика безумца, если она у него есть, конечно?! А если отсутствует, то вообще тогда не предугадать, куда занесет его кривая шизопараноидальной деятельности, или, как его там – мультиплета…

Где-то за час до рассвета Гордеев все же заснул. И приснился ему огромный аллигатор. Он появлялся ниоткуда, нападал на захваченных врасплох людей и разрывал их в куски. Николай мог лишь с отчаянием и ненавистью наблюдать за этим кровавым кошмаром откуда-то сверху – то ли с дерева, то ли с крыши – и ничего не в силах был предпринять, чтобы помочь беднягам. У него был тесак, и с этим оружием в руке он ждал благоприятного момента, чтобы прикончить монстра, но такой момент почему-то никак не наступал, а крокодил-убийца все рвал и рвал людей… Все, что Николай мог – лишь посылать проклятия в адрес чудовища, бессильно потрясая клинком…

13

Следующий день Николай посвятил чтению книг. Начал с пособия по психоанализу для любителей. Но и это чтиво оказалось достаточно мудреным для неискушенного дилетанта. Все же кое-что он для себя уяснил – ну, не дурак же набитый, в конце-то концов! На другие книжки времени уже не оставалось. Пришла пора ехать на встречу с писателями.

Пинский за рулем своей иномарки как всегда выглядел этаким невозмутимым денди. Сразу и не догадаешься, кто он такой – то ли рекламный деятель, то ли музыкальный продюсер… По дороге обсудили, какой из возможных стилей поведения лучше всего выбрать Гордееву. Остановились на «свойском парне».

Поспели они как раз к самому началу. В актовом зале Правления Союза писателей народу было предостаточно – человек тридцать-сорок. Стол президиума пока пустовал. Лишь ведущий – невысокий шустрый толстячок, этакий Винни-Пух – с сияющим лицом прохаживался вдоль трибуны, переговаривался с кем-то сверху вниз, посмеивался… Увидев входящую в зал группу мужчин, он встрепенулся и громко возвестил:

– А вот и наши знаменитости!

– Садимся, – шепнул Николаю Пинский. – Туда, поближе, пока первые ряды свободны.

Сели. Гордеев сразу же выделил пятерых искомых – весь их вид свидетельствовал об авторитете в своей среде. Несомненно, это и были лидеры местного фэндома.

– Просим, господа! – ведущий подпрыгнул как мячик. – Давайте поприветствуем гостей, – обратился он к залу и первым зааплодировал пухлыми ладошками.

Зал вяло поддержал призыв: недружные хлопки раздались там, сям, и смолкли.

Писатели расселись за столом президиума, шумно задвигали стульями.

Николай приклонился к уху Пинского:

– Слушайте, а кто такой этот ведущий?

Тот лишь плечами вздернул:

– Понятия не имею.

– Слово предоставляется лицу официальному, – с елейной улыбкой проворковал толстячок.

Встал один из пяти – дородный молодой мужчина в костюме и при галстуке.

– Алексей Леонтьев-Филимонов – ответственный секретарь Союза, – шепнул спутнику Пинский.

Леонтьев вышел на трибуну, произнёс какие-то незначащие приветственные слова. А затем повел речь о литературной ситуации в регионе и в целом по стране. Упор сделал на молодых авторов-остросюжетников – фантастов, детективщиков, создателей триллеров.

Гордеев старался слушать очень внимательно и с удовольствием отмечал, что всё воспринимает, это для него никакая не диковина. Да и говорил Леонтьев, надо сказать, складно и увлекательно, чувствовался в нем ораторский талант. Вместе с тем Николай не забывал рассматривать и прочих, которые секретаря не очень и слушали, переговаривались друг с другом, и довольно шумно.

Чем-то привлёк его внимание один, самый ближний к докладчику. У него было тонкое, одухотворенное лицо, высокий лоб умного интеллигента-очкарика, и в то же время живая мимика, энергичная жестикуляция… Подтянутая мускулистая фигура, черные глаза, резкие средиземноморские черты лица дополняли его портрет. Про таких говорят: живчик. Казалось, его нервная натура, пропуская через себя массу разнообразных впечатлений, готова в любой момент ответить взрывом жизненной энергии. Такой человек может быть силен духом, крепок телом, вынослив и… чрезвычайно опасен.

Николай вновь побеспокоил Пинского. Шёпотом:

– Вот тот… ближе к трибуне, это кто?

– Барков, – отшепнул Александр Яковлевич. – А затем, слева направо – Глухаревский, Ягодкин, Шарапов.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});