Пять жизней и одна смерть - Амалия Лик Страница 29

– Мэм? – вырывает меня из размышлений голос в трубке.

– Да-да, я тут, – спешно отвечаю я.

– Мне очень жаль, но вчера к нам никто не поступал.

Я резко вешаю трубку и отодвигаю телефон. Сердце ломится в грудную клетку, руки не находят себе места, теребя пустую чашку из-под кофе, а глаза мечутся по комнате.

«Где же сейчас Элиза? Что с ней? Или… Я и вправду сошла с ума, и эти перемещения в других людей происходят только в моей голове…»

Я оставляю ни в чем не повинную чашку в покое и вновь беру в руки телефон. Лицо горит пламенем, руки выделяют противную липкую влагу, глаза мечут молнии, я скольжу невидящим взглядом по стенам, а разум ищет выход.

Через несколько бестолково проведенных в панике минут я встаю, умываюсь холодной водой, и, не веря в свое безумие, принимаюсь звонить по тем номерам, что нахожу в интернете: полицейские участки, больницы, морги и приюты.

Потратив на звонки около двух часов, я остаюсь в той же точке неизвестности, что и вначале. Элиза Локс нигде не значится.

Я набираю номер Альберта.

– Привет, – в трубке раздается веселый голос.

– Привет, Ал, прости, что звоню в выходной, может, ты занят, – неуверенно лепечу я.

– Перестань, Анна. Я всегда рад тебя слышать.

Я стараюсь сделать вдох и успокоиться, но, видимо, он все-таки слышит тихий всхлип.

– Анна, что произошло? Где ты? Что-то случилось?

– Со мной все хорошо, просто… просто столько всего навалилось. И… и… – Тут я срываюсь. Не удерживаюсь, не справляюсь, не могу… Просто не хватает сил. Слезы текут по щекам, не давая произнести членораздельные звуки, я что-то бормочу в трубку – что-то бессвязное, жалкое, – пытаясь вкратце передать события этой ночи, но рыдания, всхлипы и нахлынувшие эмоции не дают.

– Анна, Анна, все будет хорошо. Послушай, где ты? Я сейчас приеду.

– Я… я… до-ма. Прос-ти, – бормочу я, всхлипывая.

– Я уже еду, жди меня.

Первые десять минут после звонка я пытаюсь остановить собственные рыдания, делаю глубокие вдохи и выдохи, пью большими глотками теплую воду и умываю лицо.

Еще через двадцать минут, которые я провожу, расхаживая по комнате, теребя пижаму, грызя ногти и смотря в экран телефона, раздается негромкий стук в дверь.

– Привет, – хриплю я, открыв дверь Альберту.

Он шагает в квартиру и сжимает меня в своих теплых, успокаивающих объятиях. Я утыкаюсь в его грудь, вдыхаю запах – запах защиты и уверенности – и, освободившись от сковавшей все тело паники, погружаюсь в какой-то мне еще не известный безмятежный покой. Его сила, уверенность и забота проникают в мои клетки, перепрограммируя их. Его энергия возводит вокруг нас купол, а внутри этого купола светит солнце, щебечут птицы и зеленеет трава. Кажется, я еще никогда не испытывала такого чувства умиротворения, и после столь тяжелого периода оно особенно ценно. Еще никогда я не делила свои переживания с кем-то, не разделяла с другим тяжелую, непосильную ношу. В этот момент я чувствую, что больше не одна, есть человек, который придет и подхватит меня при падении. Этот человек, видя, что я несу огромную каменную плиту на своих плечах, подойдет и подставит собственные. В эти минуты я, как бы стыдно мне ни было, испытываю чувство легкого, невесомого счастья, которое разряжает воздух в квартире, очищает его от примеси смертоносного газа, накопившегося вокруг меня.

Альберт делает шаг назад, берет меня своими надежными руками за плечи и внимательно смотрит в самую душу.

Я отвожу глаза и просто льну к нему в очередной раз. После чего мягко улыбаюсь, скорее самой себе, чем ему, и делаю шаг назад.

– Проходи, а я пойду сделаю кофе.

– Что случилось? С тобой все в порядке? – интересуется он, не сходя с порога.

– Сначала кофе. – Я иду на кухню.

Вручаю ему чашку горячего напитка, ставлю на стол тарелку с печеньем, вспоминая, что за день не съела ни крошки, и сажусь рядом.

– Анна… я ничего не понял из того, что ты пыталась мне сказать по телефону.

– Не надо, прошу, я не смогу это повторить. Но мне… мне очень нужна твоя помощь.

– Я готов, это даже не обсуждается. Что нужно сделать?

– Спасибо, – отвечаю мягко, кладя свою ладонь на его. – Мне нужно проехать кое-куда и… даже не знаю, как это объяснить… просто проверить, что человек не попал в беду, а я не сошла с ума. Вот как-то так.

– Хорошо, давай проверим. Поехали куда скажешь, только больше не пугай меня так, ладно? – говорит он спокойно, но поджатые губы и зало́м поперек лба отражают его беспокойство и серьезность.

– Спасибо еще раз, – тихо произношу я, вглядываясь в его уже такие родные черты. – Наверное, я оторвала тебя от дел или, может, у тебя что-то запланировано?

– Нет. Не переживай. Я свободен весь день.

– Хорошо. – Я выдавливаю улыбку и иду собираться.

Мы с Альбертом проезжаем несколько раз по маршруту, где, как мне казалось, я шла в теле Элизы, но ничего не обнаруживаем. Я вглядывалась в пейзажи, пытаясь вспомнить детали, и спустя час где-то за заброшенным небольшим участком земли вижу знакомый силуэт здания. Мы едем по когда-то накатанной, но сейчас заросшей травой дороге и останавливаемся у того самого заброшенного дома. Он существует!

– Вид у него не очень. Может, не стоит туда идти? – спрашивает меня Ал.

– Может, и не стоит. Но тогда это будет терзать меня и дальше.

– Ну тогда пошли. Не хочу, чтобы тебя что-то терзало. – И он как-то по-доброму, даже по-отцовски, улыбается, глядя на меня. А потом добавляет, хмурясь: – Не хочу спрашивать, откуда ты знаешь это место.

Я ничего не отвечаю.

– Не перестаю тебе удивляться, Анна. А ты, оказывается, не только загадочная, но еще и бесстрашная.

«И не говори, – думаю я. – Загадок хоть отбавляй, а вот про бесстрашие я бы поспорила, но не сейчас».

Я молча выхожу из машины.

Дом сегодня кажется еще угрюмее и безжизненнее. По стенам проползают толстые трещины, покрытые мхом и плесенью. От окон не осталось и следа, на их месте зияют черные дыры. Вокруг дома все, на что может упасть глаз, такое же заброшенное и одинокое, как эта несчастная постройка. Мы проходимся по беспризорной земле и поднимаемся на крыльцо. Вокруг царит осязаемая тишина.

– Эй, есть кто-нибудь? – кричу я немного подрагивающим голосом.

В ответ мне раздается только предсмертный хрип