Светлана Чехонадская - Саваоф Страница 29

Поэтому наш отдел — в лидерах.

— Тяжелое у вас время, — сказал Гергиев, по-хозяйски усаживаясь в кресло. Он, видно, везде себя чувствует как дома. Еще бы, такой красавчик. — Я слышал, вы вчера были на опознании.

— Да, моя подруга покончила жизнь самоубийством.

— Это не факт... — Он поиграл носком ботинка. Модного и дорогого.

— Вам что-то известно?

— Я сегодня разговаривал с нашими сотрудниками из уголовной...

— Убийство?

— Как ни странно, определить это очень трудно.

Действительно странно. Уж где достигнуты выдающиеся результаты — так это в экспертизе. Определение убийцы по слюне, по чешуйке с локтя, по носовому платку, выброшенному двадцать лет назад, по сожженному в пепел окурку — любой невидимый след огненно горит не современных мониторах. А насильственная смерть отличается от естественной, как банан от колеса.

— С одной стороны, никаких следов насилия. Состав крови не похож на состав крови человека, переживающего стресс. Или переживавшего... Отчего-то же она в петлю полезла? Не от радости же? У самоубийц совершенно другие показатели. Правда, у убитых — тоже. Она как бы ни то ни се... Нашли в крови сильное успокоительное. Почему оно ее не успокоило? Надо обследовать всю кожу: если найдут посторонние прикосновения, то их будут анализировать. Но это быстро не сделаешь.

— Вы не знаете: выяснили, кто приходил к ней вечером? У нее была встреча... Кроме того, должен был прийти официант с ужином.

— У них стоят камеры в доме... Вам, наверное, известно?

Я кивнула.

— К ней, действительно, кто-то приходил часов в семь. Но он тоже про камеры знал. Он очень любопытно двигался по дому: прошел только там, где не велось наблюдение. Это личные комнаты. Даже по холлу прошел с краю. Они о чем-то разговаривали почти неслышно. По-моему, разговор сейчас расшифровывают. Что с вами?

Действительно, я смотрела на него, раскрыв рот. Это выражение мне не очень свойственно, но я вдруг, вслед за его словами, поняла, что путь к ванной, который я вчера назвала длинным, в самом деле — путь, который не виден с их камер. Если бы я посидела минут пять перед компьютером, я вполне могла бы его составить. Но получается, что виртуальный Антон в версии «Саваофа» тоже двигался по этому пути?..

— Ну ладно, — вздохнул Гергиев. — У нас с вами и своих проблем куча, ведь так?

— У меня да.

— Вы еще вчера могли бы мне рассказать о том, что знаете Татарского. Глупо было это скрывать.

— Я понятия не имела, о каком банке идет речь. Только после вашего ухода я это узнала. Борис мне сказал.

— Странное совпадение...

Я без особого энтузиазма кивнула. Он, кстати, без особого энтузиазма спрашивал. Это такая новая манера допроса? Или у нас с ним взаимная приязнь?

— Вы с самого начала проверки знали о неприятностях, которые ожидают банк Татарского?

— Я не знала о проверке.

Он хотел возразить, но я предостерегающе подняла руку.

— Марианна, моя подруга, с которой вы сегодня беседовали, утверждает, что сказала мне об этом два месяца назад. Я знаю. Она и мне это напомнила, когда была у нас в гостях позавчера.

— Так она это все-таки рассказывала два месяца назад?

— Ну, раз она утверждает, значит, рассказывала. Но я этого не помню. Видимо, не обратила внимания. Мне дела ее мужа малоинтересны. И о проверке, и о проблемах Антона я узнала только позавчера. Кстати, подумала, что проблемы не очень серьезные. Я была уверена, что Антон опытный человек и обязательно выпутается. Разумеется, это всего лишь мои слова...

— Разумеется. Если им не верить, то получается, что у вас были все данные для того, чтобы провернуть это дело.

— Получается... Странно, что меня до сих пор не арестовали.

— По вашей статье не арестовывают. Вы этого не знали? Вы не являетесь социально опасной. После сегодняшнего допроса вам под кожу вживят чип, который позволит следить за вами, куда бы вы ни уехали. На Земле нет мест, не доступных для слежения... Зачем арестовывать? Арестуют уже после суда.

«А не сбежал ли Антон, не дожидаясь этого вживления? — подумала я. — Пока в тебе нет этой штучки, хрен найдут».

— Татарский не объявлялся? — спросила я.

— Ищут... Знаете, с учетом того, что он пропал, ваше положение не было бы столь безнадежным — он такой махинатор, мог провернуть и эту кражу, — если бы не одна маленькая деталь: он не мог знать пароли.

«Действительно, — подумала я. — Если бы я сама расследовала это дело, то первыми стала бы проверять работников банка и прежде всего его владельца. Банк маленький, ни одна серьезная операция не может проходить без его ведома. Кроме того, как показала закончившаяся проверка, владелец нечистоплотен, он не брезгует самыми сомнительными способами заработать. И к тому же сбежал... А жена покончила с собой... Но он не знал паролей! А если бы знал? Но как бы он их узнал? Если он мой друг. Только если...»

И тут настал момент, когда я решила побороться за свою жизнь.

— Он знал пароли, — произнесла я. — И не только он. Но и Микис, и его жена, и покойная Елена, и мой муж. В общем, куча народу.

Мой собеседник словно и не удивился. Видимо, решил до конца следовать своей необычно мягкой манере допроса.

— Пять лет — не сорок... Я уже объяснял, кажется, что доказать простую халатность почти невозможно? Суды обычно не спорят с такими клиентами, как ваша корпорация, они научены делать однозначные выводы в пользу сорока лет.

— Я знаю. Но у меня есть доказательство. Дело в том... Дело в том, что это записано на камеру.

Гергиев, видимо, ожидал всего чего угодно, но не этого.

— Кем записано? Когда?

— Чуть больше двух недель назад. Моим мужем. И я рассказала ему про «Саваофа». ...Вживление чипа прошло очень быстро. Это было не больно — щипок и все. Гергиев немного стеснялся. «Мне почему-то кажется, что вы говорите правду, — сказал он и сам предложил пока ни о чем не сообщать другим сотрудникам. — Все под подозрением. Проверка затянется на месяцы».

Я очень боялась, что он решит ехать ко мне домой — за диском, но я побледнела так натурально (это и правда было стыдно), что он, поколебавшись, перенес допрос на завтра. «Милый человек» — подумала я, переводя дыхание. Только он ушел, я вылетела из отдела.

Если верить Елене, запись нашей ссоры была изменена. Такое предположение показалось разработчикам «Саваофа» возмутительным. «Это никому не нужно» — сказали они. Они также объяснили, что игровой вариант возникает в момент уничтожения реальной записи и почти автоматически ей равняется. Поэтому проверить, когда были внесены изменения и были ли они внесены вообще, невозможно. То есть остаются только слова Елены. Ее слова о том, что произошло изменение. Если бы Еленина жизнь зависела от возможности доказать свои слова, то все бы уперлось в нас, свидетелей. Вся эта продвинутая техника последнего поколения отступила бы, и жизнь решалась бы просто: слова против слов.