Геннадий Ерофеев - Поединок Страница 3

Из динамика вдруг послышалось характерное сопение.

– Прощай, Ян! – на сей раз пренебрегши никому не нужными позывными, глухо произнёс комэск-звездобой лишённым какого бы то ни было налёта официальности простым человеческим и человечным голосом. – Если чудом останешься в живых, не поминай лихом!

– Прощай, командир! – загалактическим эхом откликнулся Ян и, когда комэск отключился, упрямо буркнул себе под нос, радуясь, что отныне его никто не услышит и наслаждаясь последними секундами абсолютной свободы и тишины: – Чёрта с два «прощай»!

Ян готов был побиться об заклад (жаль, уже не с кем заключить пари!), что по ту сторону незримой линии фронта звездобои виртлей обмениваются аналогичными «прощальными поклонами». Поклоны поклонами, а обмен ударами будет чудовищно страшен, поэтому и земляне, и виртли просят прощения у Вселенной – нечто вроде «Извините за компанию!» И вообще, галактические войны хороши тем, что можно здорово сэкономить на похоронных командах…

– Чёрта с два – «прощай»! – с безадресным, на первый взгляд, вызовом повторил Влодарек, бросая в бой звездолёт, который в глазах «обозных звездобоев» несуществующей похоронной команды в данную минуту отличался от гроба с кистями разве только тем, что двигался к поджидающей его могиле самостоятельно, без помощи катафалка.

Ян выкрикнул фразочку в лицо опасности и назло ей так, будто и впрямь догадывался о существовании всемогущего, всевидящего посредника. И не просто догадывался – рассчитывал на его беспристрастность и объективность, которая каждым человеком подсознательно интерпретируется как желательное тенденциозное, придирчивое отношение третейского судьи к его, человека, сопернику и ещё более желательное проявление к нему, человеку, «избирательной справедливости». Пусть даже и в отсутствие похоронной команды.

Если бы прервавший связь комэск мог сейчас видеть и слышать Влодарека, он с немалым удивлением обнаружил бы, что продублированные амбициозным звездобоем слова не являются пустой и глупой бравадой. Но комэск его не видел и не слышал и, слава забытому самонадеянными людишками Богу, вообще ничего не чувствовал: в разверзшейся перед землянами и виртлями геенне огненной, сотворённой совместными разрушительными усилиями противоборствующих космических армад, уже потерянно блуждали нечувствительные ко всему и вся, «психологически толстокожие» разрозненные атомы, всего лишь секунду назад являвшие выбиваемому из-под ног несчастного человечества миру структурно несовершенное тело командира галактических звездобоев.

* * *

На губах приникшего к нарамнику хроноскопа Вуайера блуждала брезгливо-снисходительная улыбка. Космические армады землян и виртлей вот-вот должны прийти в столкновение, результатом которого станет взаимная «аннигиляция» не поделивших Галактику цивилизаций, отчего содрогнётся и впадёт в уныние самый кровожадный бог войны. Далеко же в будущее заглянул Вуайер из своего Мигдола, не вступающего в «реакции» с другими мирами-фридмонами! Наивные простаки находились у последней черты. Они стояли на грани исчезновения и не могли предотвратить скатывания к катастрофе. А он, Вуайер, мог.

Временной контекст затеявших грандиозную космическую разборку цивилизаций отстоял от времени, в котором оперировала агентесса Джекки, на несколько веков. Как опытный Хроноразводящий, Вуайер знал, что всего медленнее и неохотнее меняется человеческая психология. Да, психология – не архитектура, не звездолёты и не до крайности изменчивая мода на одежду и обувь. В своём последнем донесении Джекки процитировала характерную сентенцию, кочевавшую по страницам многих газет аборигенов летом и осенью 1963 года:

Лучше быть на грани войны, чем бояться, как курица.

Сентенция на все времена! Как нельзя лучше подходит она и к настоящему моменту. Боевые корабли виртлей и землян уже выдвигаются на исходные позиции. Поленись Вуайер пошевелить пальцем – и через несколько десятков секунд космические противники спалят друг друга дотла в возгорающемся из искры первобытной ксенофобии всеохватном пламени раздора. Но он не позволит себе полениться – уж очень удобный сейчас момент для взятия (и изъятия!) будущих хронопоединщиков тёпленькими. За право ещё некоторое время оставаться в живых, а заодно получить реальный пятидесятипроцентный шанс на спасение собственной цивилизации поединщики не посмеют отказаться от участия в многораундовом хрономатче. Так что очередная потеха Вуайеру вместе с Суприм-Д и всеми многочисленными сотрудниками Наблюдательного Хронопункта обеспечена.

Дождавшись первого и, вероятно, последнего залпа столкнувшихся лоб в лоб космических армад, действительно едва не зазевавшийся Вуайер поспешно надавил кнопку «стоп-кадр» на контрольной панели хроноскопа, чем-то напоминающей профессиональный микшерский пульт звукорежиссёра студии звукозаписи.

* * *

Некоторое время Ян ничего не видел и не слышал, пребывая в промежуточном – мучительном и одновременно невыразимо приятном, как бы в невесомом – состоянии. Наверное, так чувствует себя человек, помещённый в загадочную Потенциальную Яму. Возможно, самый несмешной на его памяти гэг не удался, и Ян уже находился на недлинном пути в смерть. Его ничтожную, мало чем примечательную жизнь поддерживал чуть теплившийся в душе крохотный огонёк интереса к тому, что лежит за пределами понимания. Яна удерживала на плаву подсознательная мечта побывать «за гранью» и хоть краешком глаза заглянуть в гипотетическое будущее, которого человек лишается в том случае, если его смерть есть закономерный и естественный финал от «органических причин».

В голове Влодарека прокручивались варианты исхода затеянной землянами авантюры, которые генерировало его обострившееся воображение. Спустя некоторое время зрение и слух вернулись к Яну. Он обнаружил себя в бесконечном – без дна и «покрышки» – колодце, стенки которого были образованы светло-зелёными винтовыми струями прохладной незамутнённой воды. Каждая отдельная струя вращалась вокруг своей оси, а все вместе они двигались по кругу, образуя витой, наподобие стального каната в разрезе, полый жгут, стремительно обтекавший бренное тело звездобоя. Ян находился как бы внутри бесшумного водяного смерча-«подшипника».

Вода вдруг зашумела оглушительным водопадом, её светло-зелёную толщу пронизали мириады кавитационных пузырьков, и водяной столб распался, трансформировавшись в зеленоватую же твердь, на которой и обнаружил себя стоящим со слегка кружащейся головой и приоткрытым в удивлении ртом Ян Влодарек.

Из окружавшего подиум белого театрально-киношного дыма выступил навстречу Яну сутуловатый вислоносый старик – так выбирается из платяного шкафа прятавшийся там любовник неверной жены. Незнакомец был абсолютно похож на ушлого, дошлого и прожжённого гостиничного портье – подобные типусы рода человеческого, если можно так выразиться, «имели широкое хождение» в том времени, где успешно оперировала агентесса Джекки. Подобно клопам и тараканам, они пережили многих и многое, благополучно «доскользив» по оси времен до актуального Влодареку временного контекста, из которого – на радость или на беду – его несколько секунд назад грубо вырвали.

– Меня зовут Вуайер, – остановившись в нескольких шагах от Яна, представился «портье». – Назовите ваше имя.

– Моё имя – Ян Влодарек, – отрекомендовался звездобой – теперь уже бывший. – Где я?

Губы Вуайера растянулись в гаденькую патерналистски-снисходительную улыбку.

– Вы в Мигдоле, друг мой, – сообщил он тоном, которым полицейские сообщают оклемавшемуся от побоев задержанному, что тот уже «прописан» в пикантной близости от параши. – Мигдол – это название, сочетание ничего не говорящих непосвящённому звуков. Я мог бы назвать наш мир как угодно, вряд ли от этого для вас что-нибудь изменилось бы. Вам следует понять главное: Мигдол – спонтанно возникшая в Мироздании, в Едином Сущем гигантская вневременная флуктуация. Мигдол – мир Вневременья, реализовавшееся в природе великое чудо.