Геннадий Дмитричев - Злой гений Дитриха Пруста Страница 3

  Он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание. Ноги стали ватными и не слушались. Отправив очередную коляску с прооперированным пациентом, доктор стянул перчатки и маску, тяжело опустился на стул и, чтобы не видеть вечно красную от пьянки физиономию охранника, тупо уставился в пол. Голова раскалывалась от боли, смертельная тяжесть приковала  к месту так, что, казалось, никакими силами уже не сдвинуть. «Если привезут еще одного, я не вынесу этого, – подумал Форест, – или сойду с ума, или зарежу беднягу».

Устал, наверное, и охранник или у него просто закончилось спиртное.  Встав с трудом из глубокого кресла и буркнув что-то на прощание, шатаясь, вышел из операционной.  Этот охранник, с коротким именем Рэм, был приставлен следить за доктором, но не очень-то старался, понимая, что жизнь последнего зависит от его добросовестной «работы». Обычно уже к обеду Рэм  оказывался мертвецки пьяным и храпел до вечера в кресле. Форест даже не знал, какой тот национальности. Здесь не принято было расспрашивать.

Форест пересел в освободившееся кресло и, закрыв глаза, уронив голову на грудь, попробовал расслабиться. Но это ему не удалось. Самопроизвольно сжались до хруста пальцы рук.  Одно за другим поплыли перед глазами лица тех, кто лежал сегодня перед ним на столе – впалые закрытые глаза с синими веками, бледная, почти прозрачная, натянутая на скулах кожа. Он до того ясно увидел вытянутых в струнку пациентов, что, не в силах сдержаться, застонал. «Надо что-то делать, – в который раз твердил себе, – так больше продолжаться не может».  Но ничего не делал, и все повторялось снова:   каждое утро шел в операционную,  где его ждал пьяный охранник, и начиналась «работа», похожая на кошмарный сон.

Мысль о том, что все это  происходит во сне не раз приходила ему в голову.  Но стоило открыть глаза, как снова видел таз  с кровью  и белые островки плавающего в нем мозга тех, кого он убивал. «Неужели они не понимают, что у человека бывает предел, – думал Форест, полулежа в кресле, – грань, за которую нельзя заступать?!»

В это время двухстворчатая дверь за его спиной  неслышно отворилась, и в операционную вкатилась коляска.  Услышав шорох за спиной, он вздрогнул и резко крутанулся вместе с креслом. К своему ужасу увидел нового пациента. До боли сжал зубы и, оставаясь сидеть, стал рассматривать юношу, которого предстояло оперировать. Тот был похож на десятки, а может быть, и сотни таких же несчастных, но чем—то неуловимо отличался от них. Чем? Никак не мог определить. Несмотря на черные круги под глазами, это был  красивый юноша.

Форест не знал, откуда доставлялись пациенты, но по некоторым признакам догадывался, что в основном это матросы, что было неудивительно, так как со всех сторон их окружал океан. Но, судя по всему, молодой человек к их числу не принадлежал.

«Откуда же они его взяли? Ему, наверное, нет и двадцати», – прошептал хирург. От одной мысли, что должен вскрыть череп у этого красивого мальчика и копаться в нем, стало плохо.

Посидев еще немного и переждав приступ дурноты, доктор резко встал и быстро  подошел к юноше. Несколько секунд стоял над своей жертвой. Ни один мускул не дрогнул на лице молодого человека, как будто тот был мертв. Но достаточно  одного взгляда опытного врача, чтобы определить, что он жив и находился в глубочайшей коме. «Крепкое же у них снотворное», – подумал Форест о хозяевах острова, как, обычно не причисляя себя к их числу. Затем, распаковав новый бинт, привычным движением обмотал юноше голову. «Ну, вот и все», – облегченно вздохнул он.

Рука уже потянулась к рычагу, но он ее резко отдернул. Во всей «операции» чего-то не хватало, что-то было не так. Доктор осмотрел пациента с ног до головы и с ужасом уставился на чистый бинт. Сам по себе бинт был безупречен: белоснежный, без единого пятнышка, но именно белизна и напугала. Быстро сорвав повязку, он провел скальпелем по лбу жертвы… Руки дрожали, и надрез получился неровными и глубоким. Брызнула кровь. Форест смазал рану жёлтой вонючей мазью, останавливающую кровотечение, и вновь перебинтовал голову несчастного, после чего перевел дух и нажал на рычаг электрического привода. Коляска бесшумно покатилась по монорельсу и скрылась за противоположной дверью. «Тупею, – падая в кресло, подумал он. Тихо заурчал лифт, и почти одновременно с этим погас свет. Это означало конец рабочего дня. – Все!  Можно идти домой».

Но он почему-то медлил, чувствуя, как по телу разливается приятная тяжесть, наслаждаясь покоем и тишиной. Из дремотного состояния его вывел шум. Он насторожился, но быстро успокоился: это лифт возвратился на место. «Значит уже в реанимации», –  Форест поймал себя на мысли, что часто думает и говорит по старинке, как в те времена, когда был простым провинциальным хирургом. Вот и сейчас, подумал о том, чего уже давно не существовало в его работе. Какая уж тут реанимация?!

«Сколько же прошло времени? Неужели только два года!» – ему казалось, что целую вечность  торчит на этом проклятом острове. Как ни странно, он так  ни разу и не побывал в «накопителе», где держали его будущих пациентов. И в «реанимации». Хотя бы из любопытства. Почему? Доктор и сам затруднился бы ответить на этот вопрос. Может быть, просто боялся взглянуть в глаза…

За мыслью о реанимации последовала вторая, заставившая  подскочить в кресле. Куда только делись усталость и апатия. «А если за мной следили?! Зачем я это сделал?! Это же верная смерть! – с ужасом думал хирург. Ему стало казаться, что в кабинете  должна быть вмонтирована скрытая камера. Лоб покрылся холодной испариной, ноги противно задрожали, и Форест вконец обессиленный, вновь упал в кресло.

Но время шло, а он все еще оставаться один в полумраке операционной. Жалюзи всегда плотно задвинуты (даже не помнил, когда в последний раз они открывались) и нельзя было определить – стемнело  или нет. Похоже, в клинике не осталось ни одного человека, кроме него и ТОГО внизу. Остальных же уже нельзя было считать людьми. В здании стояла гробовая тишина, и доктор Форест слышал, как бьется собственное сердце. Постепенно он успокоился. Способность трезво мыслить медленно возвращалась: «Допустим, никто не заметил, и за мной не следили. Наверное, это так. Иначе, зачем им приставлять ко мне этого пьяницу, но это мало что меняет. Завтра же этот мальчишка выдаст себя с головой, а вместе с собой и меня!»

Первое, что приходило в голову – исправить ошибку. Но вспомнив беззащитное лицо юноши, Форест понял, что не сможет убить его. Хотя смертей на своем веку он повидал немало, да и сейчас, что, как ни убийства совершает каждый день, но перечеркнуть только что спасенную жизнь показалось чудовищным.  Потом  подумал: не пойти ли ему  покаяться, во всем признаться… Но представив злорадную усмешку коротышки Крига, тут же отказался и от этой мысли. «Ну что ж, тогда придется позаботиться о его дальнейшей судьбе, – произнес вполголоса. – Спрячу его в пещере, пока о ней никто не знает, а потом попробую переправить на материк».

Приняв такое решение, доктор Форест привстал с кресла, собираясь уходить, но новая мысль обожгла сознание: «Черт! – обхватил он голову. – Он же завтра очнется и все испортит. А если обойдется в реанимации, то вместе со всеми попадет в барак, и выкрасть его не удастся, – доктор задумался. – Неужели уже сегодня придется спрятать?.. Но нет, к такому путешествию я не готов. Тогда придется еще раз рискнуть».

*  *  *

Было далеко за полночь. Ничто не нарушало тишины. Лишь трели цикад вторгались в безмолвие, но и они сливались с ночью. В свете неярких звезд  виднелись очертания большого светлого здания, у входа в которое зависли два больших плафона.

В их свете мелькнула тень. Мелькнула и исчезла, как будто привидение прошло сквозь стену. Доктор Форест довольный, что незамеченным проник в клинику, двинулся по длинным коридорам внутрь здания. В палату реанимации, куда он стремился, вело два пути.  Одна дверь выходила во двор, ей в основном пользовались «ассистенты».  Другой путь лежал через  операционную. Во дворе был большой риск с кем-нибудь столкнуться, поэтому доктор выбрал последнее, тем более что надо кое-что захватить из операционной.

Внутри охраны не было, но Форест старался производить как можно меньше шума. Он прекрасно знал внутреннее расположение этой части здания и поэтому беспрепятственно и скоро достиг кабинета. Да, он правильно рассчитал время; операционную уже успели убрать. В фосфоресцирующем свете взошедшей луны слабо светились тщательно отмытые хирургические инструменты.

Форест прошел к стеклянному шкафчику, стоящему в углу, и с минуту в нем повозившись,  положил что-то в карман куртки. Затем приблизился к двери, противоположной той, что вошел. За дверью оказался небольшой тамбур – лифт. Тихо заработал мотор, и через несколько секунд мягкий толчок возвестил, что лифт прибыл.  Створки раздвинулись, Форест шагнул из него и резко отпрянул назад.