Лицеист - Валерий Пылаев Страница 3

Впрочем, в моей памяти родовая магия оказалась чем-то труднопостижимым, далеким таинством не для всех. Почти незнакомым, непонятным, а поэтому скорее опасным, чем привлекательным… А ведь я вполне мог научиться чему-то стоящему – раз уж почувствовал, как Ольга Михайловна просвечивает меня одним лишь взглядом.

Но почему?! Кто в своем уме отказался бы от подобного – будь у него такая возможность?

К моим услугам были воспоминания за неполные семнадцать лет, и среди них я нашел только малопонятные формулировки вроде «удаленность от родового Источника», «третий ребенок» и «посредственные врожденные способности». Похоже, истинной причиной моей магической бездарности стала самая обычная лень… Я без труда откапывал целые тонны информации про модные журналы, клубы, рок-ансамбли, певичек, актрис или автомобили, но ничего по-настоящему нужного и полезного.

Ерунда какая-то… И этот бесполезный недоросль – я?

Вздохнув, я отогнал мысли о куреве и потянулся за очередной газетой. На этот раз мне попался «Вечерний Петербург». Какая-то светская хроника. Свежая – дата стояла сегодняшняя – и, похоже, не слишком крутая. Раз уж мои прегрешения попали аж на первую полосу.

«Сумасшедшая гонка по Невскому проспекту», – прочитал я. – «Александр Горчаков при смерти».

Ха. Три раза ха. Слухи о моей почти-гибели оказались… сильно преувеличены. Мастерство Ольги Михайловны и родовой Источник, о котором я имел весьма скудное представление, вытащили меня с того света.

Но явно не избавили от проблем в этом.

«По сообщениям очевидцев вчера, примерно в восемнадцать ноль-ноль молодые люди из числа наследников дворянских родов в очередной раз нарушили прямое указание…» – Я перескочил пару строчек. – «…гонку по центральной части Санкт-Петербурга. Неуместное спортивное мероприятие закончилось трагически: на пересечении Невского проспекта и Садовой улицы Александр, младший внук князя Александра Константиновича Горчакова, находившийся за рулем автомобиля НАЗ-25 «Волга СК-3», не справился с управлением и на скорости порядка ста десяти километров в час…»

О дальнейших событиях можно было и догадаться, но я все-таки не поленился прочитать до конца. По версии автора статьи за рулем второй машины, участвовавшей в «безобразном состязании», был Дмитрий, сын вдовствующей княгини Воронцовой. Который скрылся с места событий до приезда бригады медиков и полиции. А несчастный Александр Горчаков – то есть, я – был доставлен в Мариинскую больницу на Литейном проспекте в крайне тяжелом состоянии.

На этом полезная информация заканчивалась… а статья продолжалась. Закончив излагать события, автор бесцеремонно обрушился на местную «золотую молодежь», заодно припоминая все предыдущие прегрешения. И Воронцова, и, к сожалению, мои. Их было не так уж и много, и все они не отличались каким-то особенным масштабом, но на мгновение я даже испытал стыд. Так что оставалось только внутренне согласиться с автором.

А заодно и поблагодарить его за возможность хотя бы примерно понять, как я выгляжу. Борзописцы явно верстали макет газеты в спешке, торопясь поскорее выплюнуть в киоски свежий тираж, и фотографию выбрали не самую удачную. Там я был запечатлен вполоборота и в окружении других людей. Однокашников из лицея – судя по форме. То ли дело было в ракурсе, то ли я действительно выделялся среди них ростом – почти на голову выше остальных. И, возможно, чуть постарше – судя по пробивающейся на лице и шее щетине.

Знакомое – и одновременно как будто чужое лицо. В нем неуловимо проглядывало что-то восточное или южное, а темные волосы лишь дополняли впечатление. Черно-белая фотография не могла передать цвета глаз, но я и так знал, что они у меня карие.

Самая обычная рожа. В меру приятная, но не выделяющаяся. На любой улице наверняка запросто найдется десяток похожих парней. Таких же молодых и бестолковых.

Я с кряхтением откинул одеяло и сбросил ноги на пол. Пришло время опробовать тело. Худощавое, легкое, несмотря на немалый рост – но, похоже, достаточно крепкое, раз уж оно смогло пережить такую аварию. Не отыскав ничего похожего на обувь, я заковылял к окну босиком. Из одежды на мне имелась только больничная роба, но я ничуть не смущался – все равно палата для персон дворянского происхождения предполагала наличие только одного пациента, а гостей я не ждал…

Впрочем, зря. Стоило мне откинуть занавеску и кое-как разглядеть сквозь деревья до боли знакомый Литейный проспект, как за дверью раздались шаги. Возвращаться под одеяло в любом случае было уже поздно, так что оставалось только усесться на подоконник и сделать вид, что так и надо.

– Ваше сиятельство, вы уже встали? – Удивление в голосе Татьяны казалось вполне искренним. – Ольга Михайловна говорила…

– Мне уже лучше, – улыбнулся я. – Просто захотелось выглянуть наружу.

– День хороший. Редкость в нашем городе… даже летом. – Татьяна переступила с ноги на ногу, цокнув каблучком по полу. – Ваше сиятельство, мне велели никого не пускать, но один господин уже полчаса…

– Пусть заходит. – Я поднялся с подоконника и поправил одежду. – Немного общества мне не повредит.

В не до конца закрытую Татьяной дверь вдруг просунулась чья-то голова. Чуть растрепанная, с седой бородкой колышком и в круглых очках. Явно уже немолодая, но розовощекая и почему-то до неприличного улыбчивая.

– Вы позволите, ваше сиятельство?

– Да, конечно, – кивнул я. – Прошу, входите.

Обладатель головы – невысокий полноватый человечек в сером костюме тут же распахнул дверь. С явным сожалением проводил взглядом Татьяну, едва слышно вздохнул… и засеменил ко мне, едва не выронив портфель из черной кожи.

– Колычев Сергей Иванович. Титулярный советник судебного ведомства… в отставке, конечно же! – Человечек хохотнул и протянул мне маленькую ладошку. – А ныне – поверенный их сиятельств князей Горчаковых. Вел дела вашего деда и родителя, теперь вот – брата Константина… Друг семьи, можно сказать.

– Колычев, поверенный, да… – улыбнулся я, – припоминаю.

Хотя ни черта я, конечно же, не припоминал. Этот жизнерадостный дядька лет то ли пятидесяти, то ли шестидесяти с гаком не раз мелькал и в Елизаветино, и в нашем доме здесь, в Питере, но я так и не потрудился узнать, кто он вообще такой.

Ладонь у Колычева оказалась потной и липкой, но рукопожатие – неожиданно крепким. Да и в целом впечатление он производил скорее приятное, несмотря на суетливость и бегающие глазки. А неуклюжее стеснение, с которым он тискал свой портфель и никак не