Чужая воля - Дмитрий Олегович Никитченко Страница 3

Пауков оказалось тоже с десяток страниц. Он сразу остановился на большом мохнатом тарантуле. Он как-то видел его в аквариуме у знакомых, и запомнил то смешанное ощущение красоты и жути, исходящее от раскинувшего мощные волосатые лапы, неподвижного паука.

Он ткнул пальцем в рисунок, и закатал штанину, показывая на пятно, которое хотел замаскировать наколкой. Мужичок кивнул, усадил Володю на ящик, уложил его ногу на другой, затем достал из тумбочки небольшую деревянную коробку, в которой оказались маленькие баночки и тонкие, заостренные палочки, похожие на гигантские зубочистки. Сам уселся рядом на маленький складной стульчик.

– Куда ползет?

– Кто? – не понял Владимир.

– Паук. Вверх, вниз, влево, вправо?

И тут Володя вспомнил, где он уже слышал этот голос. Так разговаривал автомобильный навигатор в машине отца – « Через триста метров поверните направо….»

– Ну, пусть вверх смотрит так, наверное, красивее. А что, это имеет какое-то значение?

– Все имеет значение – мужичок кивнул и принялся за работу. Он не пользовался специальной машинкой, а работал деревянными палочками, окуная их в чернильницы и тут же быстрыми частыми ударами втыкая в кожу. Палочка в его руках ходила, как игла швейной машинки. Работая, он совсем не смотрел на образец – он вообще отложил свой альбом в сторону – как будто знал его досконально.

Было больно. Чтобы как то отвлечься, Володя стал разглядывать узоры на склоненной перед ним спине мастера. Сперва в какофонии красок он не мог разобрать отдельные рисунки, так они все были переплетены, но присмотревшись, стал разбирать и узнавать очертания. Вот стройной колонной маршируют древнеегипетские жрецы, как обычно нарочито плоские и повернутые строго одним боком к зрителю, а вот вокруг них обвивается уже объемная, покрытая разноцветными блестящими чешуйками змея, только что сползшая с могучего плеча воина племени маори. Вот изящные китайские иероглифы прядью волос стекают на окровавленный лоб Иисуса, а рядом Шива наблюдает своим третьим глазом за полетом белоголового орлана, словно только слетевшего с герба США. Вот показался было серп и молот, но тут мастер шевельнул лопаткой, и атрибут советского прошлого исчез под русалочьим хвостом.

Но вот работа была завершена, и мастер, смазав рисунок какой-то мазью, аккуратно его забинтовал – Два дня не мочить и не снимать.

– Большое Вам спасибо! – попрощался Владимир – Я наверняка скоро еще приду. Говорят, это дело затягивает, на одной татушке редко останавливаются – соврал он, желая сделать мастеру приятное и обнадежить его.

– Всего хорошего, думаю – мы еще увидимся.

– Странно, что он не попросил меня держать язык за зубами, как Артема? – подумал Владимир, шагая обратно.

Через два дня, вернувшись с занятий, он закрылся в своей комнате, и аккуратно размотал бинт.

Паук смотрел прямо на него всеми своими четырьмя парами глаз. Он сидел, распластав по ноге свои задние лапы, а передние поднял в угрожающей стойке. Мощные жвала были полураскрыты, готовые в любой момент вонзиться. Володя не сразу решился погладить собственную ногу, настолько страшен и реалистичен был рисунок.

– Да это же просто смешно! – он резко накрыл рисунок ладонью, и с облегчением ощутил собственную прохладную кожу, а не шерстистое тело паука. Подтянув ногу поближе, он внимательно рассмотрел рисунок. Он был совершенен. Была прорисована каждая ворсинка, каждая полосочка на спинке и лапках. Пятна от ожога и след простыл, настолько искусно оно было вписано в паучью жопу.

Артема аж передернуло – Бррр, какую жуть набил! Но сделано классно, конечно! – с некоторой долей ревности, он все же оценил паука.

Друзья решили никому не рассказывать о странном чудо-мастере – а то понаделают все, кому ни поподя. Пусть только у них двоих будет.

Вскоре, им представился шанс явить свои новоприобретения миру – вместе с одногрупниками, они отправились на пляж. Поехали на машине Артема. Сперва договорились ехать вчетвером с Ленкой и Мариной, но вездесущий Шуджаят пронюхал, и довольно бесцеремонно напросился. Пришлось взять и его. Нахальный Носорог тут же ломанулся на переднее пассажирское сидение, вынудив Володю с девчонками сидеть на тесном заднем диване. Ехать было минут сорок, и всю дорогу Володя ощущал ногой упругое Ленкино бедро, едва прикрытое легким платьицем, ощущал, исходящий от нее дурманящий запах шампуня и какой-то косметики, и, уже за одно это, простил Черному Носорогу всю его бестактность и назойливость.

Приехали, припарковались. Не сразу, но нашли на многолюдном пляже свободное место и расстелили свои покрывала. Быстро скинули одежду и гурьбой бросились в воду. Только Носорог, бодро разогнавшийся вместе с остальными, у самой кромки воды резко затормозил. Он, осторожно ступая, зашел по грудь и остановился. При этом у него на лице застыло такое подозрительное выражение, что замечающие его купающиеся, старались незамедлительно убраться подальше. А Шуджаят просто-напросто не умел плавать. Хотя, возможно, брезгливые выражения лиц и имели под собой основания.

Обратно парни шли уже не спеша, аккуратно лавируя между повсеместно расстеленных покрывал и пледов. Не торопились намеренно, давая возможность всем желающим рассмотреть и оценить свои маленькие чернильные шедевры. Но на открытом, залитом солнцем пространстве, их татушки затерялись, померкли и особого внимания окружающих не привлекли. Сами рисунки были небольшими, да и на пляже было полно парней и девчонок, украшенных более яркими и крупными наколками. Володя даже почувствовал некоторое разочарование. Однако Ленка, расположившаяся рядышком на своем пледе, паука разглядела и оценила. Ленка – отличница и веселушка – была, что называется «на любителя»: высокая и сухощавая, с практически отсутствующей грудью, она обладала неожиданно широкими и крепкими бедрами, и такими же крепкими и округлыми ягодицами, что в сочетании с тонкой, что называется « осиной» талией, придавало ей какой-то не реальный, мультяшный облик. Длинный, острый и прямой нос, насмешливые серые глаза, две смешные косички – Володя явно был тем самым любителем – и, как ему иногда казалось – не без взаимности.

– О, какой злобный паучище! – она ткнула пальцем в рисунок и тут же с наигранным ужасом отдернула руку.

– Ну, сейчас он совсем не злой – он же света не любит. Вот вечером, да при свете ночника – вот тогда он реально впечатлит.

– Ага, а при свечах и в спальне вообще шокирует? – она весело рассмеялась, но в ее смехе, помимо сарказма,