Гном - Александр Шатилов Страница 3

— Ну положим, вы знаете о чём, ведь вы сами мечтали найти меня, чтоб избавить от моих знаков внимания госпожу Рейзер. Хоть я и пытался быть дружелюбным и вежливым, но она меня не понимала, не хотела мне помочь, не желала видеть меня, что ж я мог ещё поделать, — вздохнул человечек.

— Как вы не понимаете, вы загубили всю мою жизнь, меня из-за вас всегда считали сумасшедшей, я была изгоем, надо мной смеялись, — проговорила Софи, едва удерживая слёзы.

— А вы, вы сами даже не попытались узнать, чего я хочу от вас! Вы сами унизили меня, сделав монстром, чудовищем, кровожадным тираном, вы сами добились того, что ваш папаша страшился до конца своих дней сказать вам правду об этом доме. Если бы вы проявили хоть каплю воли…

— Вы не смеете укорять её за это, она была всего лишь ребёнком, — сказал Артур, с сочувствием в голосе.

— Постойте, неужели мой отец знал о вашем существование и ничего мне не говорил? — удивилась Софи. — Но почему же он молчал?

— Поверьте, он не хотел, чтобы вы пострадали, хотя поводов для беспокойства у него не было, он всё же решил оградить вас от встречи со мной. Он запретил мне заговаривать с вами, и я надеялся, что вы сами придёте ко мне и поможете…

— Однако расскажите, что был у вас за сговор с её отцом, — попросил граф.

— О, это длинная история, — начал гном, — вас ещё на свете не было, когда ваш отец и мать купили этот дом. Вы не поверите, но он был проклят два века назад, и ваш отец помог мне снять с него проклятье. Оставалось лишь спасти мою душу, избавив меня от вечной жизни в том уродливом обличье, в котором вы меня видите теперь. Так как убить меня нельзя, то мы нашли другое средство. Видите ли, когда художник рисует человека с натуры, то он крадёт его душу. Да, да, не смейтесь, это сущая правда, хотя бы по отношению ко мне это так. Чтобы освободить мою душу, чистый, невинный человек должен написать мой портрет и сжечь его.

— Стало быть этой «невинной душой» должна была стать я? — удивилась Софи.

— Да, вы уже родились, ваш отец возлагал на вас большие надежды, он приглашал лучших учителей рисования. И когда вам должно было исполниться шесть лет, вам предстояло написать свой первый шедевр и сжечь его. Всё уже было готово, но тут ваш отец резко изменил своё решение, и всё пошло так, как и пошло. Я слышал ваш утренний разговор с господином графом, так что думаю, что он теперь изменил своё мнение о «монстре», который не даёт спокойно дышать бедным барышням. Как видите этот монстр сам глубоко несчастен. И если вы мне не поможете, то я не знаю, что мне делать.

— Но почему мы должны вам верить? — спросил Артур.

— Да потому же, почему вы поверили ей! — вскричал гном, вскакивая со своего ящика и махая руками. — Разве я не достоин, не достоин такой великой чести, чтобы мне хоть раз в жизни поверили? Почему все жалеют других, а не меня, или мне в самом деле следует стать таким, каким вы хотите меня видеть! — на стальных глазах маленького существа сверкнули слезы, подбородок задрожал, и лицо вдруг вместо злого и ехидного превратилось в детско-наивное, готовое искренне плакать, потому что больше ему ничего не оставалось делать.

Возможно две сотни дет он был объектом насмешек, два века его боялись и не верили ему, от того и лицо его приобрело болезненный желтоватый оттенок, и выражение лица его стало злым и ядовито-насмешливым. Он просто отвык от человеческого обращения и незаметно для себя превратился в того, кем никогда не пожелал бы стать.

— Хорошо, мы верим вам, но если вы нас обманете, то… — начал свысока Артур.

— Мы вам полностью доверяем, — перебила Софи, — скажите, что мы должны делать?

— Вы верите мне? И вы мне поможете? — спросил он с надеждой в голосе.

— Конечно мы вам поможем, мы всё сделаем, чтобы избавить вас от страданий.

Лицо гнома преобразилось. Оно уже выражало неподдельную детскую радость, такие лица обычно бывают у счастливых именинников, которым вручают желанный подарок.

Он быстро подскочил к какому-то предмету, покрытому серой тканью, сбросил её и крикнул:

— Вот этот мольберт и эти краски ждали вас пятнадцать лет. Пришла пора завершить начатое. Вы нарисуете меня и избавите душу от страданий. А вы, — сказал он, обращаясь к графу, — вы будите единственным свидетелем гибели проклятого существа.

— Но я боюсь, что у меня не получится сделать всё, как надо, — со смущением сказала Софи.

— Я в вас не сомневаюсь, — сказал гном, подавая ей палитру и кисти, — вы сделаете всё правильно.

Софи взяла их немного помедлив, затем подошла к холсту, закреплённому на мольберте, и начала рисовать так, словно каждый день из-под её рук выходила не одна работа.

Стояло гробовое молчание, слышно было лишь приглушённое дыхание и трение кисти о холст. Тусклый свет от колеблющегося пламени свечей озарял напряжённые лица всех троих, присутствующих в зале. Глаза баронессы сверкали, когда она бросала взгляд на своего необыкновенного натурщика. Гном не шевелился, стоя в профиль с загадочной полуулыбкой. И пока порет не был кончен, никто не произнёс ни слова, не изменил выражение лица, не двинулся с места. Наконец Софи положила кисть и отошла.

— Вот и всё, — сказала она повернувшись, и Артур заметил, что она была ужасно бледна и даже обессилена, словно от долгой пешей прогулки.

— Теперь сожгите его, — сказал гном, указывая на идеальный портрет.

Софи вдруг вздрогнула и отшатнулась от работы.

— Нет, — проговорила она дрожащим голосом, — я не могу убить. Не могу, вы слышите, никогда!

— Назад нет пути, это ваш долг, — раздался голос карлика откуда-то из темноты.

Словно превозмогая боль она взяла подсвечник дрожащей рукой, но так и замерла с ним. «Нет», — шепнули её губы, и она чуть не упала, но граф её поддержал.

— Она должна это сделать, или примет на себя проклятье, — продолжал голос из темноты, меж тем, как несчастная баронесса уже лишь мотала головой от бессилия, — Должна! — висело в воздухе.

Тогда Артур взял своей рукой её руку и поднёс свечу к холсту, который моментально загорелся. Маленький человек вышел на свет. Он таял по мере сгорания своего портрета, стоя скромно и неподвижно с кроткой улыбкой на своём маленьком желтоватом личике. Так он весь и сгорел вместе с портретом.

Рихард, вернувшийся домой от портного, и уже